Страница 16 из 92
- Ладно ли в землях новгородских? - задал вопрос князь, будто бросая первый, пробный камушек.
- Всё ладно, хвала Богам, - всё более настораживаясь, ответил боярин.
Вновь пенный напиток наполнил чарки. На этот раз выпили молча.
- И не надоело тебе, славный боярин, внук самого Буривого, под началом пришлого князя служить?
Вадим усмехнулся. Да, нечто такое он и ожидал от Аскольда и даже успел приготовить достойный ответ. Но уста, помимо воли, произнесли то, что велела душа:
- А самому не надоело ещё под молодшим братом ходить?
Сказал - и тут же прикусил ставший излишне самостоятельным язык. Сам себе дивился Вадим - давно уж не рёк он столь откровенно. Аскольд вдруг лениво усмехнулся. Так, будто знал больше, чем его собеседник мог себе представить.
- А с чего ты взял, будто это я под ним хожу, а не он подо мной. Дир - не князь, личина князя. Так, болван стоеросовый. Нет, боярин, истинный хозяин здесь - я. Но речь не обо мне. Я-то лучше в тени своего державного братца постою да на людей погляжу. А вот ты… Само имя твоё пророчит тебе быть князем[2].
Вадим весело расхохотался:
- Нет, князь Аскольд, позволь уж мне быть хозяином лишь в своей вотчине. Ты меня по себе судишь, и в том беда твоя. Того не поймёшь, что не надобен мне княжеский стол, не под то я Богами заточен. Да и волю прежнего князя, Гостомысла, чту свято.
Сказал - и осёкся, будто весь воздух из тела разом вышел: те самые бесовские глаза-дыры снова внимательно изучают его. Взгляд скользнул по переносице к губам, подбородку, шее - туда, где под кожей часто-часто бьётся живчик. Вернулся к глазам.
- Но ведь есть нечто, принадлежащее князю Рюрику, что ты считаешь своим, - голос Аскольда прошелестел будто издалека. - Что же это?
Вадим отчаянно боролся с самим собой. Смолчать было выше его сил, но и открыться - немыслимо. Боярин тщательно скрывал ото всех то, что нынче его принуждали сказать, как самую страшную, постыдную тайну, и в то же время восторженно лелеял, как счастливое воспоминание, как восторженную мечту.
- Ну? - слегка повысил голос князь.
- Жену князя.
Твёрдая, но осторожная рука тронула плечо Вадима. Боярин вскочил, с трудом ловя собственный крик. У ложа стоял тот самый отрок, что провожал его в покои князя Аскольда.
- Почивал, боярин? - тщательно пряча усмешку, спросил парень.
- Почивал?
Вадим огляделся. Та самая ложница, где его поселили нынче. Аскольд… Не уж то приснилось? Отрок терпеливо ждал, пока боярин отойдёт ото сна, и вдруг, отчего-то смутившись, пробормотал:
- Князь Дир зовёт на пир. Лишь тебя, боярин, дожидаются.
И вновь они шагают по коридорам княжеских палат, вновь широкая спина всё того же отрока указывает путь. Нет, шли они совсем не там, где давеча, но Вадима так и подмывало окликнуть парня, спросить… О чём? Приходил ли он за ним в ложницу? Отводил ли к Аскольду? Да тот лишь умалишённым сочтёт боярина, а послы таковыми быть не должны. Вадим промолчал.
Гул множества голосов оповестил, что конец пути близок. Вот, наконец, и трапезная. Тряхнув золотыми кудрями и расправив без того широкие плечи, боярин вошёл, заложив пальцы за узорный пояс. Князь Дир широко улыбнулся, кивнул на свободное место ошую себя - одёсную уже восседал гордый, как всегда чуть надменный Аскольд. Вадим впился взглядом в его лицо, ища ответ на свой незаданный вопрос: что это было? Явь? Сон? Морок? Молодший князь прищурился и гневно поджал губы: невежливо столь нагло и открыто пялиться гостю на хозяина. Громко поприветствовав обоих князей, боярин уселся на предложенное ему место.
Славный был пир! Как Аскольд слыл сребролюбивым и скупым, так его брат Дир - хлебосольным и щедрым. Столы ломились от разнообразных блюд, широкой рекой лились квас, медовуха, пиво, даже чарку терпкого царьградского вина получил Вадим из княжеских рук. Без счёта кричали здравницы князьям киевским и князю новгородскому. Скоморохи веселили люд честной задорной пляской, громкой музыкой да частушками. После гусляры-песельники выводили густыми голосами волнующие напевы. Специально обученные девушки-рабыни из далёких стран танцевали невероятно чувственные, знойные танцы. Последнего развлечения боярин, правда, не одобрял. Ему гораздо больше нравились весёлые танцы свободных дев, танцующих не по принуждению, а по воле души, но его никто не спросил. Не дело это - указывать хозяину, чем гостей развлекать. И потом - другим, кажется, нравится.
Ласково глядя в глаза боярину, князь Дир живо интересовался здоровьем князя Рюрика, молодой княгини, их дочери, пасынка Аскольда, некоторых других знакомцев. Князь Аскольд - не то. Он сидел мрачнее мрачного, смурнее смурного, в разговоры не вступал, пил не хмелея и будто вовсе не одобрял общего веселья. Несколько раз его глаза цвета преисподней выуживали взгляд Вадима, но тот каждый раз трусливо отворачивался. Да и кто, скажите на милость, сохранил бы присутствие духа под таким-то взглядом?