Квантун

– Не двоится. Но вы меня совершенно не поняли… – ответил Горский, желая, наконец, открыть глаза неугомонному доктору.

– Ага. Значит, двоится? – уцепился за двусмысленную фразу дьявол в пенсне.

– Да нет же!..

– Сколько пальцев? – он вновь помаячил перед коллежским секретарем своим длинным худым перстом.

– Один, черт возьми!.. – в сердцах крикнул чиновник.

– Дотроньтесь указательным пальцем кончика вашего носа!

– Господи, доктор, я здесь вовсе не за этим…

– А вы не спорьте, милейший Антон Федорович. Выполняйте!

Горский понял, что артачиться с полоумным невропатологом бесполезно, поэтому безропотно исполнял то, о чём просил его Лютиков.

– Прекрасно! – воскликнул Иван Иванович. – Теперь сожмите руку в кулак. Отлично… Другую! Превосходно… А теперь окажите мне сопротивление!

Доктор уперся ладонями в длани Горского и попробовал того продавить. Письмоводитель, как и положено здоровому человеку, применил мышечную силу.

– Очень хорошо-с! – одобрительно кивнул Лютиков. После этого он пробил своим миниатюрным молоточком по сухожилию двуглавой мышцы под обоими локтевыми суставами. Рефлексы не заставили себя ждать. Ну и под конец осмотра невропатолог взял со стола тонкую кисточку и принялся водить ею по рукам «пациента».

– Прекратите, щекотно! – отмахивался Антон Федорович.

– Вы вполне здоровы, – недоуменно заключил Иван Иванович, почесав затылок. – Зачем же вы пришли?.. Вас беспокоят головные боли, мигрени?

– Слава Богу, хотя бы теперь вы дадите мне слово, – успокоился коллежский секретарь. – Вы, пожалуйста, присядьте, Иван Иванович, присядьте.

Лютиков сконфуженно опустился в кресло. Глаза его внимательно глядели на Горского.

– И самое главное, не нервничайте, – письмоводитель позволил себе немного мести. – Нервы – материя деликатная.

– Да-да, конечно… Я вас слушаю.

– В июне сего года на железнодорожном вокзале у вас украли часы, – после короткой паузы начал письмоводитель. – Серебряный хронометр фирмы «Жорж Фавр-Жако». Верно?

– Ах, вы пришли за этим… Но я уже давал подробные показания полиции. Или же… быть может… вы их нашли?.. – слабая надежда промелькнула в голосе Лютикова.

– Увы, нет. Не нашли. Пока не нашли. Но очень рассчитываем с вашей помощью их найти.

– Едва ли я смогу вам чем-либо помочь, так как всё, что̀ помнил, я уже рассказал.

– И тем не менее мы имеем основания полагать, что вы нам поможете.

– Кто это «мы»? Вы явно не из полиции.

– Я помощник его высокородия судебного следователя Воскресенского. Прибыл по его поручению, – прибавил Горский для большей убедительности.

– Вот как?.. Что ж, я сделаю всё от меня зависящее.

– Итак, – Антон Федорович закинул ногу за ногу, сцепил руки в замок, – читая ваши показания, я обратил внимание на некий эпизод, который вы охарактеризовали как подозрительный. Припоминаете?

– Эпизод?.. – нахмурился доктор. Сняв пенсне, он долго тер переносицу, вспоминая события минувшего месяца. – Ах да!.. В тот день, когда у меня пропали часы, на вокзале один молодой человек изображал эпилепсию.

– Изображал? Что вы имеете в виду? – не понял Горский.

– Знаете, Антон Федорович, я за свою врачебную практику повидал немало больных этим недугом. Поверьте мне, я знаю, что̀ говорю.

– Но как вы определили, что человек притворяется? Вы пытались ему помочь?

– Сперва, разумеется, хотел помочь, но, подойдя ближе, засомневался. Очень уж неправдоподобно корчился тот юноша. Почти не закатывал глаз. Так редко бывает. К тому же ему уже держали голову, поэтому моя помощь не требовалась.

– Вы точно уверены, что это была всего лишь инсценировка?

– При довольно длительном припадке в семь-восемь минут, он неимоверно быстро пришел в себя без характерного для выхода из эпилепсии состояния оглушенности и сонливости. Всё это жалкий спектакль, свидетелем которого, к глубочайшему моему сожалению, мне довелось стать.

– И вы все эти восемь минут за ним наблюдали?

– Хотелось понять, действительно ли он притворяется.

– И вы в этом убедились?

– Всецело.

– Скажите, а когда вы обнаружили пропажу часов?

– В вагоне, в тот самый момент, когда тронулся поезд. Хотел сверить время отправления…

– Вот как? Стало быть, вы уезжали? Но в ваших показаниях об этом не упоминается.

– Послушайте, господин Горский, какая разница: уезжал я или прибывал? Неужели это каким-то образом поможет найти вора?

– Возможно, что и поможет. Ничего нельзя исключать, – строго парировал письмоводитель. – Значит, вы уезжали. Позвольте осведомиться, куда?

– Ездил в уезд к одному давнему знакомому. Очень уж он меня просил. У него, знаете ли, расстройства серьезные. Вот и отправился…

– Постойте, но в вашем заявлении указана одна и та же дата: в день, когда вас обокрали, вы и обратились в полицию.

– Этого не может быть, так как я прибыл в Киев лишь на следующее утро. Тогда и обратился в полицию.

– Но я своими глазами видел…

– Стало быть, ошибка. Бывает.

– Ошибка… – лицо Антона Федоровича озарилось надеждой. – Значит, у вас украли часы, когда вы находились в зале отправлений?

– Этого я вам сказать не могу. Вероятнее всего да, но обнаружил я пропажу лишь в вагоне. Стало быть, украсть хронометр могли и на дебаркадере, и в зале отправлений, и на улице перед вокзалом, и, может быть, еще где.

– Гм. Вы можете описать того молодого человека? Как он выглядел? – взволновался Горский, подходя к самому главному.

– Столько времени прошло…

– Попытайтесь вспомнить, Иван Иванович. Это чрезвычайно важно.

– Ну… субтильный такой… лет двадцати двух – двадцати трех. Ну, как вам где-то.

– Мне двадцать семь…

– А вы неплохо сохранились!

– Глаза, волосы?

– Ох, не помню. Шатен, кажется.

– Во что был одет?

– Мешковатые брюки, поношенный сюртук песочного цвета…

– Высокий?

– Признаться, не знаю, так как видел я его уже лежачим. Оценить не сумел.

– При нем были какие-нибудь вещи?

– Кажется, никаких… Я бы заметил.

– Кругом, вероятно, собралось немало зевак?

– Вы правы: обступили так, что не подойдешь. Будто эпилепсии никогда не видели!

– Многие действительно с нею не сталкивались.

– Это отнюдь не оправдание, господин Горский, – Лютиков прислушался к скрипу входной двери. Вероятно, прибыл очередной пациент. – Полагаю, я ответил на все ваши вопросы, – он встал, показывая, что разговор окончен.

– На все. Благодарю вас, – намек врача Антон Федорович понял правильно.

– С вас, кстати, рубль с полтиною, – напомнил эскулап.

– За что же?? – ахнул коллежский секретарь.

– Как же? За осмотр!.. Ну хорошо, так и быть, раз вы пытаетесь найти мои часы, с вас рубль.

Покрасневший письмоводитель никак не рассчитывал расставаться с целковым. Но деваться было некуда, а спорить Антон Федорович посчитал ниже своего достоинства. Проныра-доктор знал, как заработать.

Положив на стол серебряный рубль, Горский откланялся. У самой двери он вдруг обернулся.

– Вы точно помните, что обратились в полицию на следующий день после кражи? – спросил он.

– Вот вам крест, – Иван Иванович усердно перекрестился.

– Благодарю вас, доктор!

Серебряный рубль был потрачен не зря.

2. Антреприза

После встречи с влиятельным господином нервы Кондратия Яковлевича вернулись в устойчивое состояние. Безусловно, он не мог быть полностью доволен разговором, ибо моментального решения не последовало, но не стоит желать журавля в небе, когда нет и синицы в руках. Всему свое время. Покровитель всегда держит слово, а значит, что-нибудь обязательно для него придумает.

Воскресенский умиротворенно пил чай, поглядывая на высокие тополя Бибиковского бульвара. За окном камеры сновали прохожие, проезжали экипажи, ругались извозчики, грохотали трамваи. Приличная публика прогуливалась по аллее, отдыхала на скамейках. Городская суета многих господ страшно угнетала, а Кондратия Яковлевича напротив – ободряла. В этой суете он ощущал гармонию, чувствовал себя в своей тарелке.