Квантун

Остановку в Петропавловске в седьмом часу утра попутчики пропустили. Оба спали как волов продавши. Один, потому что в стельку напился, другой – из-за первого.

К полудню оба проснулись. Горский отчитал Унгебауэра за недопустимое поведение, порочащее офицерский мундир.

– Положим, не мундир, а тужурку, – поправил его опухший Демьян Константинович.

– Я выразился образно! – вспылил коллежский секретарь. – Неужели ты думаешь, я не отличу мундир от тужурки?

– Будь любезен, не кричи. Голова раскалывается…

– А что̀ мне еще остается, чтобы донести до тебя, что пьянство – прямая дорога к позору!

– У нас пол-Империи пьет.

– Потому что у нас пол-Империи крестьян! При их тяжелом физическом труде и при их малограмотности это простительно. Они просто не в состоянии найти себе самое занятие. Но ты же! Ты – образованный дворянин! Ты можешь читать книги, музицировать, играть на бильярде и в карты, в конце концов, вести светские беседы в салонах…

– Так я и вел беседы…

– Но зачем при этом напиваться, точно деревенский пропойца? Зачем?

– Знаешь что, мой дорогой схимник, – сжал зубы лейтенант. Левая его рука вцепилась в кортик, – не тебе меня учить уму-разуму! А коли считаешь меня деревенским пропойцей, то не имею более возможности продолжать с тобой общение.

Унгебауэр убежал курить, оставив Горского наедине со своими мыслями. Между попутчиками, ставшими за это время товарищами, случилась глупая и ненужная ссора.

Без двадцати четыре прибыли в Омск – главный город Акмолинской области. Область эта, лишенная всякой природы, представляла собою, за редким исключением, голую степь. Половину ее жителей составляли тюркские народы с круглыми головами и характерным разрезом глаз. Главным источником впечатлений в сей неживописной местности оказался полноводный Иртыш. Очень скромная железнодорожная станция встретила пассажиров бураном. Город заволокла белая пелена. В окна вагонов задувал такой сильный ветер, что никому и в голову не пришло выйти на дебаркадер. В столице Степного генерал-губернаторства поезд простоял целый час.

Вечером Унгебауэр вновь ушел просаживать деньги за игрой в преферанс. Как и следовало ожидать, явился жуир поздно и в еще более скотском состоянии, чем давеча. Горский сделал вид, что спит. Он догадывался, что Демьян Константинович нарочно так надрался, дабы его позлить. Пусть теперь спит на ковре, как собака, если не сможет залезть наверх. Будет подлецу урок! Уступать ему нижнее место киевлянин не хотел.

К вящему удивлению офицер флота легко подтянулся, опершись о стену, и перевалил свое отяжелевшее тело на полку.

На следующий день Антон Федорович увидел самую настоящую тайгу. Лиственные леса уступили место хвойным. Ели и пихты прочно обосновались в окрестных пейзажах, устланных снегом. От омского бурана не осталось и следа.

Унгебауэр мучился от головной боли, но заговорить с Горским не пытался. Коллежский секретарь, как обычно, уткнулся в книгу и своего попутчика не замечал. Тогда лейтенант выкинул очередной курбет: напился уже к обеду. Антона Федоровича это сильно обозлило. Вдобавок ко всему некстати явился проводник с новым постельным бельем (неужели прошло три ночи?). На Демьяна Константиновича поглядел с недоумением и как будто с презрением. Без лишних вопросов кондуктор сгреб в охапку унгебауэровские простыни, быстро застелил свежие и застыл на пороге в ожидании чаевых. Порывшись с минуту в кармане, офицер флота извлек помятую «зелененькую» и с гордым видом вручил ее служащему. Не поверив своему счастью, проводник изумленно округлил глаза, тотчас опомнился, схватил предлагаемую трешку, оскалил желтые от курения зубы, расшаркался и мигом исчез. Пока щедрый дуралей не передумал.

Собрав последние силы в кулак, самодовольный лейтенант взобрался наверх, как и в прошлый раз, оттолкнувшись от стены. Наловчился, стервец.

Невозможность находиться в одном купе с беспробудным пьяницей заставила киевлянина капитулировать в вагон-ресторан.

«Вот так свезло с попутчиком… – думал Горский, глядя на дешевую скатерть. – И ведь по большому счету Демьян Константинович весьма симпатичный человек, но его пагубная привычка к алкоголю…»

Завершить мысль Антон Федорович не успел – его отвлек благовидный господин средних лет, устроившийся напротив. В ресторане по случаю обеденного времени все столы оказались заняты.

– Мое почтение, – коротко улыбнулся незнакомец. – Вы позволите?

– Да, конечно! – приветливо отозвался коллежский секретарь. Представившаяся возможность с кем-то познакомиться и поговорить очень его прельщала. Всяко лучше, чем дышать алкогольными миазмами, которыми пропиталось его купе.

Пристроив рядом трость, на которую опирался, незнакомец тотчас подозвал официанта. Заказав селянку с ростбифами, мужчина, тем не менее, заказывать спиртное не стал. Ограничился сельтерской.

– Селянку, пожалуйста, – попросил Антон Федорович, который также желал супу.

Благовидный господин несколько секунд изучал молодого человека, намереваясь завязать разговор. Строгая черная тройка, белый воротничок – мужчина производил впечатление педанта. От открытого лба отступали седеющие волосы. Густые усы, закрывавшие всю верхнюю губу, не по моде оставались естественными, то есть нефабренными. В добрых глазах проглядывали нотки ехидства и предприимчивости, свойственной коммерсантам. Именно так определил его профессию Горский.

– Нынче жутко холодно, вы не находите? – спросил он у Антона Федоровича.

– Признаться, не замечал. Быть может, ваш вагон плохо топят.

– Вероятно, вы правы. Непременно поставлю в известность кондуктора… Простите, что не представился. Игнатий Ферапонтович. Коммерсант.

– Коллежский секретарь Горский, – чиновник привстал. – Антон Федорович.

– Уже бывали в этих краях?

– Нет, впервые.

– А куда путь держите?

Игнатий Ферапонтович задавал вопросы так спокойно и так уверенно, точно справлялся о некоем пустяке. На самом же деле в глазах читалось неподдельное любопытство.

– В Дальний.

– В Дальний? – несколько удивленно вскинул бровь мужчина. – Этот порт сейчас очень популярен. В определенных кругах.

– Поясните.

– Одни судачат о Дальнем, как о городе-мечте, диковинной сказке, которая со временем воплотится в самый преуспевающий порт на всём Тихом океане. Другие скептически ухмыляются и искренно сомневаются в русской способности доводить дело до конца, а потому видят в Дальнем лишь черную дыру, засасывающую миллионами средства из нашей казны. Таким образом, получается, что о Дальнем говорят все, – улыбнулся коммерсант.

Официант принес заказы.

– Благодарю, – Горский заложил салфетку. – А к какой категории относитесь вы, Игнатий Ферапонтович? Какую разделяете точку зрения?

– Одну единственную разделяю – рациональную, – ответил мужчина, будто ожидавший вопроса.

– И в чём же она состоит? – вовлекался в разговор Антон Федорович.

– Селянка превосходна! Признаться, не ожидал…

– Вы уходите от ответа, – пожурил его Горский.

– Просто я не хочу навязывать вам свое мнение. Вы сами всё поймете, когда прибудете на место, – загадочно пояснил Игнатий Ферапонтович, уплетая суп.

Повисла пауза, в течение которой Антон Федорович угостился едой. Селянка ему тоже очень понравилась.

– Позвольте узнать, а какова ваша сфера деятельности в Квантунской области? – спросить также непринужденно, как это делал собеседник, у Горского не получилось.

– А кто вам сказал, что моя сфера деятельности в Квантунской области?

– Но…

– Я еду в Харбин.

– Стало быть, ваше дело в Маньчжурии?

– Да, в Маньчжурии.

– Что же вас привело в эту китайскую провинцию?

– Китайскую? – делано удивился Игнатий Ферапонтович. – Полно вам! Какая же она китайская?

– Разве нет?

– Ну вот. Снова я вас должен в чём-то убеждать. Честно скажу, мне так это не нравится… – коммерсант покончил с селянкой и перешел к ростбифам.

– Извините… Но ведь я не прошу вас в чём-то меня убеждать. Я лишь спрашиваю вашего мнения.