Страница 10 из 16
1. Ревю. Одна из старейших форм. Последовательность драматических и ревю-сцен очень часто – хотя и не всегда – опосредуется логикой сюжета.
2. Фильм-оперетта.
3. Мюзикл подмостков. В нем изображается процесс рождения мюзикла в театре, на сценических подмостках.
4. Мюзикл Золушки. Показывается возвышение маленькой неизвестной девушки к славе большой звезды.
5. История любви-ненависти. Герои, как правило, сначала игнорируют друг друга, а потом испытывают взаимное влечение. По такому образцу созданы многие мюзиклы Астер – Роджерс.
6. Мюзикл-биография. Представляется жизнь звезды мюзикла и история ее успеха[27].
Признав правомерность такой классификации, следует сказать, что этими формами вряд ли исчерпывается все разнообразие мюзиклов. Сам Шойрер подчеркивал, что эти разграничения правомерны для периода до середины 1950-х годов. Позднее неоднократно предпринимались попытки (как в сфере мюзикла, так и в других популярных киножанрах) уйти от моделей, однако это происходило во времена, менее плодотворные для развития жанра, чем в предшествующую эпоху. Шойреру удалось впечатляюще доказать, что в основе успеха многих киномюзиклов 1920—1930-х годов лежало следование основным образцам жанра. Публика вполне удовлетворялась ими. В рамках этих образцов можно было экспериментировать, давать различные вариации.
Рассматриваем ли мы комедии или вестерны, криминальные фильмы или мелодрамы – все эти жанры имели или имеют свою ярко выраженную форму, которая, едва варьируясь от фильма к фильму, тем не менее не надоедает большинству зрителей. Разумеется, появляются художники, которые в состоянии отклониться от заданных схем. Но это не более чем исключения, которые лишь подтверждают правило. Множество значительных кинопроизведений не ушли от этих форм, зачастую еще более старых, чем само кино, поскольку возникли они еще до его появления. Киномюзикл находит свои образцы в театре, то есть перенимает их у своих прямых родителей.
Очерк 3
Эрнст Любич: глядя через бокал шампанского
Как быстро меняет свои направления американская индустрия кино! В начале 1930-х годов, спустя два-три года после наступления звуковой эры, музыкальный фильм уже потерял свою привлекательность. Появились киноплакаты, на которых значилось: «Этот фильм не мюзикл!» Еще пару месяцев назад такое невозможно было представить! Публику напугала мощная волна музыкальных картин, в большинстве своем скучных и стереотипных. Вторжение актеров, режиссеров, хореографов и певцов в Калифорнию закончилось. Множество людей, прибывших в 1928–1929 годах из Нью-Йорка в Голливуд, в 1930–1931 годах, разочаровавшись, возвращались назад на Бродвей. Первый музыкальный бум рассеялся.
Среди художников, которые покинули американскую киномонополию на Западе, нашлось немного режиссеров, сумевших доказать своими фильмами, что они способны создавать интересные произведения. Другие же впоследствии затерялись в толпе анонимных статистов больших студий. После того как привлекательность и очарование звучащего фильма потускнели, стало ясно, что существует огромная нужда в режиссерах с оригинальным, специфически кинематографическим стилем мышления. Обращение к Бродвею, парад прекрасных женских ножек, популярные мелодии и парочка технических трюков с цветом уже никого не удовлетворяли.
И тут вновь привлек к себе внимание человек, который уже во времена немого кино считался реформатором Голливуда: Эрнст Любич (1892–1947), американский режиссер немецкого происхождения. Еще в 1920-е годы он обнаружил большую склонность к музыкальной сцене, при этом взгляд его чаще обращался к европейской родине, нежели к Бродвею. Он черпал сюжеты в том же кругу, что служил материалом для венской и немецкой оперетты. Его первый опыт в области музыкального фильма состоялся в 1927 году, когда он снял знаменитую оперетту Зигмунда Ромберга «Студент-принц» (или «Старый Гейдельберг»). При этом он не стремился дать серьезный кинематографический вариант запыленной истории о принце Карле-Генрихе, а скорее был близок к пародии.
Точно так же и в своем триумфальном звуковом дебюте «Парад любви» (1930) Любич лишь отталкивался от либретто оперетты. Материал французской бульварной комедии стал исходной точкой для создания оригинальной ленты, положившей начало целой кинематографической серии. Кино неоднократно обращалось в последующем к школе Эрнста Любича.
Сюжет в этих фильмах – как почти всегда у Любича – не более чем банальная поделка. Однако важно, как это сделано. Режиссер представляет историю так нарочито, что ее и нельзя воспринимать серьезно. Все эти высокопоставленные графы и принцы, которых мы знаем по бесчисленному множеству оперетт, становятся в изображении Любича тем, что они есть на самом деле: фигурами из вымышленного радужного мира вне всяких связей с реальностью. Широко используя шутку и иронию, множество маленьких, но значимых деталей, Любич создает пародию на старый мир оперетты. Здесь отсутствует всякий пиетет по отношению к высокопоставленным аристократическим персонам, очищается от хлама и модернизируется старый театральный жанр, насчитывающий уже многие десятилетия. И получается нечто острое, увлекательное, имя чему – кинооперетта.
Какова была в то время оценка фильма Любича, можно судить по рецензии критика из газеты немецких социалистов «Берлин ам морген». В своем восхищении критик заходит так далеко, что предает проклятию все музыкальные ленты, созданные в немецких ателье, в том числе и «Вальс любви», прекрасную картину Вильгельма Тиле.
Примечателен уже сам заголовок – «Лучший звуковой фильм-оперетта». Мы читаем:
«Можно отвергать сам жанр, можно отвергать место действия (воображаемое королевство), можно отвергать само действие, которое сплетает свои нити в опереточно-придворном кругу, но неоспоримо то, что “Парад любви” – драгоценный камень из короны этого жанра, а супружеский крах принца, чьи черты воплощает любимая “борзая” публики Морис Шевалье, по меньшей мере увлекателен.
“Парад любви” имел более бледного немецкого предшественника – “Вальс любви”, снятый незадолго до этого. Пока мы ожидали потрясений от национальной продукции с ее уровнем вокальных фильмов, Любич представил истинное качество. Итак, “Парад любви” перед нами! Пришедшая с опозданием на два года, но все еще лучшая звуковая кинооперетта. Волшебная страна Любича лежит лишь в нескольких шагах от “Страны улыбок”, но от Эрнста Любича до Макса Рейхмана такой же долгий путь, как от Мориса Шевалье до Рихарда Таубера. И этот путь гораздо длиннее, чем расстояние от Голливуда до Бабельсберга. Как никто другой, Любич имел вкус к шутке, фантазии, пародии, короче говоря, его стиль – контрабанда в страну звукового кино в обход ее деловитых таможенников. В его звуковом фильме нет ни одной сцены, которая бы полностью определялась шаблонами оперетты. Прощальная песня о прекрасном Париже исполняется не только героем, но и маленькой собачкой, которая подвывает в тон прощальным интонациям шансонье. Любовная сцена королевы пародируется подглядывающим и подслушивающим двором. Эти выдумки, эта грация, эти шутки, исполненные такта даже в эротических сценах, – в них весь Любич. Он предстает большим мастером и в работе с актерами. Никакого парада звезд, который мог бы разрушить картину, скорее ансамбль Мориса Шевалье, чудесной королевы – Джанет Макдональд и пары слуг – Люпино Лейна и Лилиан Рот, которые сообща показывают лучшее, на что они способны»[28].
Любич шел необычным путем. Он не ориентировался на популярные мелодии. Специально для фильма было заказано пять песен и две оркестровые пьесы. Однако исполняемая Морисом Шевалье песня «Париж, оставайся собой» и песня Джанет Макдональд «Любовная мечта», а также «Марш гренадеров» очень быстро стали любимейшими шлягерами своего времени. Композитор Виктор Шерцингер имел большой опыт в области киномузыки. Так, в 1916 году он написал оригинальную музыку к киноэпосу «Цивилизация» Томаса Харпера Инча. Позднее он работал дирижером, композитором, сочинителем текстов песен и режиссером многих фильмов.
27
Op. cit.
28
Berlin am Morgen. № 276, vom. 26. Nov. 1930.