Страница 4 из 4
Напряжение нарастало. Но никто не шевелился. А потом оцепенение раскололось, беззвучно, как начинает заваливаться подкошенное молнией дерево, чей стон проглочен бушующей грозой.
Бад сконфуженно согнулся, точно он заглянул не в дом, а в ванную комнату, где ненароком застал Катарину неодетой или в каком-то неудачном положении. Затем коротко, скованно поклонился и отведя глаза в сторону, молча попятился и закрыл за собой дверь...
- Ну это совсем! - ахнула Сесилия.
Но Катарина уже неслась по лестнице наверх, и ее сердце билось как пойманная птица, под самым горлом. Она ворвалась в туманно-белую спальню, кинулась на постель и ужасно, истошно разрыдалась, зная, что больше не найдет его никогда.
А дождь смягчился и тихо окроплял желтые стены дома, как будто приговаривая извиняющимся шепотом, обращенным ко всем, кто был внутри и мог его услышать, что жизнь жестока не со зла: что она лишь безмерно забывчива, безмятежно поглощена собой, что не сулит живущим ни доброго, ни дурного.
Казалось, можно было различить его слова: "Вот они, наши руки со всеми их жестами, бесчисленными - да, таковы они, непреходящими - да, таковы они, но что бы они ни делали, они о том не знают и не помышляют, а если так, способны ли они помочь?"
Март 1935