И вот шаги звучат все ближе

Теннесси Уильямс

И вот шаги звучат все ближе

Теннесси Уильямс

И вот шаги звучат все ближе

Она поймала на себе завистливые взгляды его сестер, рассматривавших ее городскую одежду - темно-синюю весеннюю соломенную шляпку, украшенную парой красных вишенок, креповое платье с ярким узором и новые черные замшевые туфли-лодочки, шелковые мыски которых она сумела почти не замарать грязью, потому что шла от станции крайне аккуратно, преодолевая то широкими, то крошечными шагами преграды луж и рытвин, где бежали ручьи.

- Не понимаю, почему Бад не встретил тебя у платформы? - продолжала сокрушаться миссис Гамильтон. - Ведь он нарочно выехал заранее.

Пересохшие губы Катарины дрожали. Всю дорогу от станции, которая была неблизкой, у нее в груди с каждым шагом скручивалась неумолимая, жесткая стальная пружина, которая была способна растерзать ее на части, если выстрелит. Но пружина не выстрелила. Бад не ждал Катарину ни за одной из дверей этого дома. Здесь были только его мать и сестры. Поэтому пружина сжалась сильнее и должна была продолжать взводиться до тех пор, пока это не окончится бог знает чем.

- Там было полно людей, - храбро воскликнула Катарина, обращаясь с миссис Гамильтон. - И еще лил такой дождь, что он, наверное, меня не заметил.

- Полно людей? - резонно изумилась миссис Гамильтон. Верить неправдоподобным отговоркам было не в ее духе, в Минеоле редко когда с одного поезда сходили больше трех-четырех человек.

- Ну, не то чтобы полно, - поправилась Катарина, задыхаясь, - но вы сами знаете, под дождем легко и перепутать. Все на одно лицо.

- Как думаешь, мама, может Бад принял за Катарину черную кухарку Моултонов? - саркастично вмешалась в разговор Сесилия, - она сегодня как раз должна приехать с похорон кузена...

- Сесилия! - сердито ахнула миссис Гамильтон. Затем, извиняясь за дочь, вновь обратилась к Катарине. - Вечно она подтрунивает над Бадом!

Катарина, как это обычно случалось в гостях у Гамильтонов, почувствовала, что в доме назревает неприятная сцена, которую лучше постараться не допустить.

- Только, пожалуйста, не ругайте его, когда он вернется, - взмолилась она. - Он не виноват, и потом, я с удовольствием прогулялась. В вагоне было нечем дышать, а здесь воздух такой свежий и чистый, да и дождь...

Снаружи заурчал автомобиль и сжатая у Катарины в груди стальная пружина вздрогнула. Но это оказался не Бад. Машина, жалобно фыркая, утащилась прочь, и мерный, тяжелый гул дождя вновь отдался эхом во всем доме, разносясь по темным комнатам с высокими потолками подобно смеху привидений.

- ...и дождь, - закончила она, глядя как по стеклу бегут струи, - почти кончился.

- Он льет уже пять дней, - внушительно заметила миссис Гамильтон.

За окном сквозила нежная зеленая тень. Дом был обсажен деревьями со всех сторон. Он прятался среди них. И Катарине почудилось, что где-то там, среди мокрой листвы, точно так же прячется мальчик, который время от времени робко заглядывает в комнату сквозь исполосованные струями стекла, и подобно сестрам удивляется ее новому городскому наряду - темно-синей шляпке с вишенками и изящным, хоть и слегка забрызганным грязью туфелькам, но еще не осмеливается зайти в дом и сказать ей как он рад, что она вернулась.

- Пять дней! - отозвалась она, - подумать только!

Ее голос прозвучал неестественно громко, как у больного в горячке, и она услышала, что красные вишни на полях ее шляпки бойко подскакивают. Стараясь говорить спокойнее, она поспешила добавить: "вот и я подумала, что дождь, наверное, льет не первый день. Ветки так отсырели, что совсем поникли - пока я шла по Эльм Стрит, я всю дорогу выставляла руки, чтобы листья не касались шляпки".

- Бедняжка, - посочувствовала миссис Гамильтон. - Говорила я Баду...

Она грузно повернулась, и, заметив лежащий на диване жакет Катарины, подхватила его за воротник.

- Эвелина! Додумалась тоже мне, бросить жакет Катарины прямо здесь! Он же весь мокрый!

Аккуратно неся жакет перед собой, она тяжелой, размеренной поступью удалилась вглубь дома, и Эвелина застенчиво ретировалась следом. Катарина осталась в гостиной наедине с Сесилией. Это могло осложнить положение, когда Бад вернется. Циничная отчужденность, с которой Сесилия имела привычку держаться, отнюдь не помогала в критических ситуациях. И вообще с трудом верилось, что эта бесстрастная, хозяйственная девушка, склонившаяся с коробком спичек над каминной решеткой, в самом деле сестра Бада.

- Уголь кончился в середине Марта, с тех пор мы не топили. Сейчас потеплеет.

- Да уж, чего здесь точно не достает, так это теплоты, - подумала про себя Катарина. Этот дом ни за что не согласился бы согреть сердце гостя даже на миг. Он был безоговорочно уродлив. Желтый, несуразно высокий и узкий, он смотрелся снаружи таким дряхлым, что скрипучим балкам было излишне что-то к этому добавлять, а что касалось его интерьера с высокими потолками, длинными лестницами, подвесными светильниками и угловатой мебелью, то он был безжалостно вытянут по вертикали, как будто никогда не знал покоя и был обречен вечно взбираться к неведомой темной вершине. Но особенно броско дом являл свое уродство и мрачный ибсеновский дух с приходом апреля. Казалось, он неприязненно кривил желтую образину при виде юной зеленой грации возвращающейся весны. Стены и окна глухим треском и пронзительным скрипом возмущались забавам игривого ветерка, а эхо дождя отдавалось в мрачных комнатах в таком угнетающем минорном ключе, что Катарине чудился коварный смех и шепот привидений.

Искусственные поленья в камине вспыхнули голубым пламенем.

- Не хочешь подняться наверх, Китти? - предложила Сесилия. В детстве они с Сесилией, старшей сестрой Бада, были подругами. Она, Катарина и Бад часто играли среди фруктовых деревьев за домом Гамильтонов. Все трое с первого до последнего класса отучились в одной школе, и Бад, после того как выпустился, ждал целый год, пока Катарина и Сесилия тоже окончат школу, чтобы они все вместе могли поступить в университет штата. Катарина и Сесилия благополучно влились в женское университетское объединение, но у Бада не сложилось со студенческим братством. Как, впрочем, и с самим университетом. Учеба не только не помогла ему, как надеялись девушки, выбраться из панциря замкнутости, но еще глубже укоренила в нем застенчивость. В аудиториях Бад сидел на последних партах с видом глухонемого, на вопросы преподавателей бормотал "не знаю", а на контрольных лишь угрюмо глядел в окно, крепко стиснув карандаш в неподвижных пальцах. Его длинная, неприкаянная фигура проносилась по кампусу так быстро и неприметно, что иные студенты в шутку прозвали его "резвым привидением". К концу учебного года Бад и вовсе забросил занятия и на следующий год уже не вернулся. С тех пор Катарина виделась с ним только на каникулах, и раз за разом он становился все более робким, тихим и нелюдимым. Ей казалось, что вокруг Бада сомкнулись холодные воды озера одиночества, уносившие его все дальше и дальше от верного берега их дружбы, с которого она махала и звала по имени. Эти воды со временем становились все глубже, но Катарине всякий раз каким-то образом удавалось отыскать в них вброд, найти Бада и пробиться через стену его притворной забывчивости. "О, это ты!" - казалось, говорил он тогда. В уголках его чуть прищуренных век намечались морщинки улыбки, и тогда холодные воды отступали, и он благодарно и покорно следовал за ней на берег их давней дружбы. И каким это всегда было упоением - вот так вернуть прошлое, тот самый мир, где их руки и даже губы соединялись с прежней легкостью! Но Катарина не видела Бада почти год, с тех пор как уехала в город и сосредоточилась на работе, и теперь не знала, сумеет ли подступиться к нему вновь. Или холодные воды сомкнулись окончательно, на этот раз над его головой.