Страница 21 из 27
— Деньги. Жорка своими глазами видел, как Зоркальцев получил в Центральной сберкассе семь тысяч…
— Каким же образом его перстень с бирюзой к тебе попал?
— Чего?..
— Не тяни, Леля, время. Милосердов признался, что у тебя купил перстенек за пятьсот рублей. Выходит, ты — соучастница преступления…
— Офонарел?! — Кудряшкина широко открытыми глазами уставилась на Бирюкова. — Перстень Жорка нашел вместе с Генкиным шоферским удостоверением. Попросил кому-нибудь толкнуть, мне Милосердов подвернулся. Какое тут соучастие?
— Зачем же к Фарфорову пошла?
— Затем, чтобы узнать, не фальшивый ли камешек. Жорка понятия не имел, за сколько можно продать эту штуковину, а Вадим разбирается в драгоценных камнях, как поп в Библии. Вот и поперлась к нему, дура.
— Что спросила?
— Ой, мама родная! Это Вадька меня спросил; «Зоркальцева перстень?» Я говорю: «Чо, правда, Генкин?» Фарфоров, как всегда, плечами вздернул, мол, кто его знает. Да если б он мне сразу сказал…
— Леля, где Коробченко обитает?
— Не знаю.
— По телефону не звонит?
Кудряшкина отвернулась.
— Леля, — укоризненно заговорил Антон, — поверь, мы задержим Коробченко и без твоей помощи, но тогда могут выясниться факты не в твою пользу. Зачем тебе это надо? Ты и без того наделала много глупостей. Теперь вроде одумалась, стала жить по-человечески, и опять все насмарку. Почему молчишь? Звонит или нет Коробченко?
— Утром сегодня звонил, — наконец тихо ответила Кудряшкина. — Хочет, когда вернусь с работы, в гости зайти.
— Я приду раньше. Можно?
Леля вскочила со скамейки:
— Не вздумай! Задерживай Жорку где хочешь, только не в моей квартире. Он же сразу поймет, кто его заложил! А если вышку схлопочет? С какой совестью буду жить после этого?
Бирюков тоже поднялся, посмотрел на часы:
— Ладно, Леля, ты права. Спасибо за откровенность.
— Чего уж… — Кудряшкина носком туфли прочертила на песчаной дорожке полосу и, не поднимая на Антона глаза, натянуто усмехнулась. Вместо спасибо… прошу, не рассказывай Марии Федоровне про мое общение с разной сволочью. Знаешь, вчера она всю душу мне разбередила. Говорила как с родной дочкой. Советует вернуться в деревню, к себе в дом жить зовет. — В колхозе доярок не хватает, а я — здоровяк лошадь. Могу там рекорды ставить. Короче, не расскажешь, а?..
— Не расскажу, — твердо пообещал Антон.
Глава XIII
В просторном зале Главпочтамта посетителей было мало, Антон сразу приметил обрюзгшего лысого мужчину c отеками под глазами. Облокотившись на край овального стола в центре зала, мужчина поминутно вытирал грязным носовым платком потную лысину и нетерпеливо поглядывал, на светящиеся цифры настенных электрических часов.
Бирюков умышленно подошел к одному из пустующих окошек с табличкой «Выдача телеграмм до востребования», недолго постоял возле него, вроде бы в ожидании, сел рядом с мужчиной. Тот ничуть не встревожился. Промокнув платком мокрый лоб, он как ни в чем не бывало повернулся к Бирюкову, с тяжелой астматической одышкой спросил:
— Папиросочки или сигаретки не найдется?
— Не курю, — равнодушно ответил Антон.
— Жаль… Тоже деньги ждете?
— Телеграмму.
— В деньгах, значица, не нуждаетесь?
— Нет.
— Хорошо вам… А я вот поиздержался так, что и на курево не осталось… — Мужчина несколько раз кряду глубоко вздохнул. — Не можете на полчасика… одолжить пару рублевок?
— Почему не могу, — Антон сунул руку в карман, но вдруг словно спохватился: — Только хотелось бы знать, кому даю в долг.
Тоскливые глаза мужчины азартно оживились, и он, будто опасаясь, как бы собеседник не изменил благое намерение, торопливо протянул пухлую руку:
— Будем знакомы!.. Тюрин Макар Григорьевич — мастер по ремонту кассовых аппаратов из «Рембыттехники». — Видимо, заметив на лице Бирюкова недоверие, быстро достал паспорт с вложенным в него листком. — Вот, документ… Через полчаса получу по доверенности целую сотенку, рассчитаюсь.
Бирюков вроде из любопытства заглянул в паспорт, прочитал написанную каллиграфическим почерком доверенность Коробченко и сделал вид, что усомнился:
— Почему этот товарищ сам не получает деньги?
— Говорит, паспорт потерял… А без паспорта какая раззява ему сотнягу выдаст?..
Завладев двумя рублями, Тюрин прытко устремился к выходу. Через окно Бирюкову было видно, как он, не обращая внимания на красный огонь светофора, перебежал улицу, угрожающе показал кулак чуть не сбившему его таксисту и безоглядно двинулся к летнему кафе с вывеской «Ветерок». Следом за Тюриным к «Ветерку» направились два рослых дружинника.
Почти тотчас из служебной двери в операционный зал вошел Шахматов и сел рядом с Бирюковым. С едва приметной улыбкой спросил:
— Финансируешь винную монополию?
— Побоялся, что задохнется без похмелки и отрубит концы к Коробченко, — ответил Антон. — К слову, сотрудникам БХСС надо заняться буфетчицей из «Ветерка» — содержит тайный похмел-бар.
— Это как сорняки: вроде бы и вырвешь, а корни остаются. Со временем, конечно, жизнь наладится… — Шахматов вздохнул:
— Я только что из второго гастронома, где Тюрин заверил доверенности. Директор говорит, прекрасный мастер по кассовым аппаратам, но без спиртного жить не может.
— На каком основании ему печать поставили?
— Без всяких оснований, по знакомству шлепнули. Ротозеи… Есть новости. Анжелика Харочкина слышала, как утром Кудряшкина заказала с квартирного телефона междугородный переговор с Минском; а потом быстренько сняла заказ. Мы проверили. Леля хотела разговаривать с квартирой Вожеговых…
— Это Коробченко хотел говорить со своим бывшим дружком, но Кудряшкина, видимо, его предупредила, чтобы к ней больше не показывался.
— Тоже так считаю. Что узнал от Тюрина о Коробченко?
— Случайное знакомство на почве выпивки. Сейчас «подлечится», попробую узнать, где у них назначена встреча. Дружинники не испортят нам дело с «Ветерком»?
— Ребята надежные, проинструктированы. Кстати, до выяснения личности Коробченко прокурор санкционировал арест на поступающие ему переводы, если, разумеется, они поступят. Чтобы Тюрин не торчал здесь без толку, девушка-оператор ему скажет, что до следующего утра поступления денег не будет. По нашим предположениям, Коробченко, не дождавшись ничего от Шурика Ахмерова, попытается все-таки дозвониться до Савелия Вожегова. Не от скуки же он заказывал через Кудряшкину разговор с Минском. Поэтому берем под наблюдение все пункты междугородных переговоров. На твоей совести — центральный пункт… — Шахматов, кинув взгляд в окно, поднялся. — Мастер по кассовым аппаратам, кажется, закончил лечебную процедуру. В случае чего — звони в дежурную часть. Я там буду.
— Понятно.
Бирюков тоже посмотрел в окно. Тюрин неторопливо шел по противоположной стороне улицы к Главпочтамту. На углу он остановился у светофора, дождался зеленого огня и вместе с другими пешеходами степенно миновал перекресток.
— Как здоровье? — с улыбкой спросил Бирюков, когда Тюрин подошел к нему.
— Терпимо! А ты все сидишь, ждешь?
— Жду.
— Переводы не приносили, не видел?
— Не приносили.
— Будем ждать вместе, — Тюрин грузно опустился на стул и с облегчением вздохнул: — Спасибо, друг, выручил… Ты, к слову спросить, новосибирец или приезжий?
— Приезжий.
— В гостинице, поди, обосновался?
— В гостинице.
— На черта тебе деньги впустую платить? Перебирайся ко мне, бесплатно на раскладушке спать будешь. Баба с сыном недавно от меня ушли, королем живу. Сам себе хозяин. Квартира хоть и однокомнатная, но с культурными удобствами. Ванна, туалет и все такое…
— У вас уже есть один постоялец, — намекнул Антон.
— Жорка?.. Не велика шишка — на кухне переспит. К тому же он сегодня ночью уезжает.
— Куда?
— Болтуна без поллитры не поймешь. Выпьет — кругом друзья: в Красноярске, в Минске, в нашей области и даже в Москве. А когда протрезвеет, молчит. Озирается, вроде мешком из-за угла пришибленный. У него от хронического выпивона… эта… как ее… мания преследования. Чуть постарше моего сына, а уже законченный алкаш… — Тюрин почти не задыхался. Умолкал он лишь тогда, когда терял нить мысли или подыскивал нужное слово. — Вот, слушай, наградил меня бог сынком. Ростом под потолок вымахал, а ума — как у дебила. Представляешь, значица, раскопал мою заначку — на черный день я две бутылочки «Агдама» припрятал. И что?.. Обе бутылки, зараза, в унитаз выплеснул! Меня кондрашка с расстройства хватила. «Скорую» пришлось вызывать, чтоб сердце не лопнуло, а ему хоть бы черт… — Тюрин, закрыв глаза, огорченно покачал головой.