Исключительные

Уходя из квартиры, Жюль столкнулась на лестнице с Деннисом Бойдом, который шел выносить мусор, но не смогла ему сказать: «Мы говорили о тебе, и я узнала, что ты был в больнице Лэнгтона Халла. А о «Лесном духе» когда-нибудь слышал?»

Вместо этого она сказала:

– Привет. Ты пропустил печенье.

– Жалко. Люблю печенье, – ответил он. – Но стараюсь его не есть. А то пузо растет. Пока что не хочу быть похожим на папашу. Или вообще не хочу.

Для наглядности рукой, свободной от перевязанного мусорного мешка, который казался мокрым сквозь полупрозрачный белый пластик, он похлопал себя по животу. Теперь он был в зеленой толстовке и джинсах – одежде, надеваемой после вечеринки. Вскоре выяснится, что он слегка заторможен из-за лекарств, которые принимал от депрессии. В то время антидепрессанты были грубыми, сбивали депрессию большой неуклюжей лапищей, а не более деликатной лапкой, которую станут применять позднее.

– А еще ты пропустил припасенный Изадорой косяк, – сказала Жюль с улыбкой, которая, как ей казалось, выглядела сардонической. Она бы ни слова не сказала против Изадоры Топфельдт, если бы Деннис первым не начал, но она предполагала и надеялась, что они ее воспринимают одинаково.

– Слово какое-то не очень знакомое. Косяк. Это же травка, верно?

– Ага.

– Хочешь выпить или еще чего-нибудь? – спросил Деннис Бойд, и Жюль ответила «нет, спасибо», она устала и сыта после ужина, и сегодня в нее больше никакая выпивка не влезет. Она действительно старалась держать себя в руках после четырехлетнего пьянства, окружавшего ее со всех сторон в Баффало. Но он лишь поинтересовался, не хочет ли она зайти, и она не знала, как ответить правильно, по-взрослому. Приглашение удивило ее, поэтому она сказала «нет», хотя почти сразу же осознала, что хотела бы зайти в его квартиру. Ей хотелось посмотреть, как он живет, увидеть его скромное имущество. Она была уверена, что он аккуратен, вдумчив, трогателен.

– Ну ладно, – сказал он. – Хорошо. Тогда всего доброго. До встречи.

– До встречи, – сказала она. Если бы она еще чуть присмотрелась к нему, увидела, что он так молод, крепок и незрел, в руке у него перевязанный мусорный мешок, а рукав толстовки на плотном волосатом запястье коротковат, то, может быть, у них бы что-то началось уже в тот вечер. Однако потребовалось еще три месяца – срок, в течение которого они выполняли свои жизненные задачи порознь, казалось бы, ни к чему не готовясь, но, как выяснилось, готовясь к очень многому.

Жюль Хэндлер снова встретила Денниса Бойда зимой на улице. Он опять держал в руках пластиковый пакет и показался ей подтянутым, но немного неухоженным. Она шла в копировальный центр, чтобы сделать ксерокопию сцены из пьесы к прослушиванию. Пьеса, как она припоминала гораздо позднее, называлась «Обезьяны на Марсе». Роль ей не досталась, но все равно никто об этой пьесе никогда не слышал. Деннис шел домой из «Фудленда». В коротких мультфильмах Итана Фигмена, вспомнила Жюль, всякий раз, когда персонаж нес из магазина купленные продукты, из пакета выглядывал стебель сельдерея. «Сельдерей, да! – довольно откликнулся Итан, когда она спросила его об этом. – Понимаешь, в моем мире принято считать его универсальным символом продовольственных товаров».

У Денниса не было с собой сельдерея. Она увидела верхушку коричневой пластиковой бутылки и была тронута, осознав, что это «Боско», шоколадный сироп, который не появлялся в ее жизни с самого детства. Он приобрел «Боско» и кукурузные чипсы. Жюль вспомнила рассказ Изадоры о том, что Деннис лежал в психиатрической больнице, и подумала, что он до сих пор не очень-то понимает, как о себе заботиться. А впрочем, кто на самом деле понимает? Жюль так и не отправила заявку и чек в «МетЛайф», чтобы приобрести медицинскую страховку, хотя мать заставила ее поклясться, что она сделает это. «Вот будешь умирать, и тебя положат в бесплатную палату», – говорила Лоис, но на 22-летнюю девушку все это не произвело ни малейшего впечатления. Она осталась незастрахованной, более того, ни разу не пользовалась плитой, стоявшей на ее противной кухоньке, только однажды разогрела набитый рисом носок, когда у нее шею свело после занятий в классе Ивонны. Ей тогда пришлось целый час отрицательно мотать головой в ответ на все вопросы. Но мысль о большом, мрачном, небритом Деннисе Бойде, который не может о себе как следует позаботиться, ее огорчила. Образ мужчины с пластиковым пакетом в руках запечатлелся в ее сознании, закрытый наглухо, как сам мешок. Много лет спустя в их семье почти все покупки будет делать Деннис, а по вечерам ему предстоит заталкивать мусор в маленькую дверцу на стенке уплотнителя отходов. Поначалу она понимала, на что идет; она не смогла бы сказать, что стала жертвой обманной рекламы. Ей доставался обыкновенный крепкий парень с хозяйственной сумкой, симпатичный, неуклюжий, достойно преодолевающий депрессию с помощью мусорного мешка.

– Я пройдусь с тобой, – сказал Деннис, и Жюль согласилась, и он проводил ее до копировального центра. Задребезжал дверной звонок, и они вошли и вместе постояли в белоснежном зале, вдыхая терпкий запах тонера. Там была Изадора Топфельдт в красной рабочей рубашке-поло, с волосами, собранными в косички, как у маленькой девочки, выглядящая еще более эксцентричной и маргинальной, чем в прошлый раз, когда Жюль ее видела. Казалось, Изадору вогнал в состояние работницы-зомби стрекот машин с огоньками, мельтешащими туда-сюда по стеклянным панелям. Позади ее друг Роберт Такахаси расправлял края чьих-то документов. Жюль поздоровалась и напомнила ему, что они встречались у Изадоры.

– Ага, привет, – сказал он и улыбнулся.

– Как дела? – спросила она. – Твой товарищ по работе болел?

– Трей. Он умер в ноябре.

– О, боже мой.

– Знаю. Мне пришлось упрашивать его родителей прийти на похороны. В то время они с ним не разговаривали.

Нетвердым голосом Роберт добавил:

– Согласен, что рак у него вызвала не эта вентиляционная система. Но все это было очень странно и очень быстро, никак не могу перестать об этом думать.

– Мне очень жаль, – хором сказали они с Деннисом, и Роберт, стоя перед ними, заплакал. Все чувствовали себя чуть неловко, никто не знал, что сказать, поэтому они просто помолчали. Наконец Деннис поставил свои покупки на стойку и потянулся через нее, чтобы заключить Роберта Такахаси в обычные медвежьи объятия, обхватив его так же, как мог бы обхватить футбольный мяч, пробегая с ним через поляну в Центральном парке. Это было зрелище: крупный грубоватый парень в плотной зимней куртке и маленький красавчик-азиат в красной рубашке, и жест этот был хотя и довольно неловким, но искренним, и Роберт, казалось, испытывал благодарность. Большой Деннис отпустил его, потом Жюль похлопала Роберта по руке, и наконец Роберт отвернулся в слезах и ушел к бумажным кипам, окружавшим его со всех сторон, потому что, невзирая на скорбь, время было все-таки рабочим.

Жюль почувствовала, что надо немедленно покинуть это место, где очень молодой человек заболел, а потом и впрямь умер; кроме того, здесь работал человек властный и непривлекательный, и еще один человек, переполняемый горем. В таком месте можно понять, что и масштабы твоей собственной жизни ограничены, как и у всех, несмотря на призрачный блеск рейгановских лет, эпохи Клейкой Головы. И вспомнится, что блеск недолговечен, что жизненные возможности неизбежно иссякнут мало-помалу, как орган, дающий сбой. Когда Жюль развернулась и вышла вместе с Деннисом, отправилась с ним в его квартиру, где понятно было, что теперь они вместе лягут в постель, она реально представляла себе, что они сбрасывают ограниченные возможности и неприятности, и даже смерть – смерть от редкого старческого рака или по любой другой причине, – и устремляются в какой-то распахнутый и неизведанный простор. Он перекинул пакет с покупками через плечо, взял ее за руку, и они помчались вперед.