Lurk

— Помоги мне, Кира, — цедит сквозь зубы, его чувства под контролем, хоть и шатким. — Я не могу!

— Можешь! Ты можешь остановиться!

— Нет же! Нет! Помоги мне, черт возьми, ты можешь!

Кира сидит рядом. Расслабленная. Бесстрашная. Уверенная. Ее ничто не сдавливает — она свободна, она жива. Стайлз завидует ей и вспоминает Лидию. Снова и снова. Секунда за секундой.

— Мгновение или жизнь?

— Кира! — с ее именем вырывается крик. Стайлз никогда не показывал своей подавленности, но сейчас он просто не может. У него не получается взять себя в руки, у него не получается трезво мыслить. Он словно впал в кататонию, но только все еще находится в сознании. Еще пара секунд, — и он уверен, что впадет в беспамятство.

— Мгновение или жизнь? — она давит на гнойники, а в это время начинают сигналить мимо проезжающие машины. Джип начинает отводить в сторону — на встречку. Стилински по-прежнему не может пошевелиться. Тошнота и страх подкатывают к горлу рвотным спазмом. — Отвечай!

— Жизнь, твою мать, жизнь, только останови чертову машину!!! — он кричит, срывает голос, по какой-то причине начинает кашлять, и его машину практически выносит на встречную полосу, но в эту секунду Кира прикасается пальцами к его шее — к тому месту, где бьется пульс, и Стилински резко приобретает способность двигаться. Он выворачивает руль вправо, сбавляет газ, меняет передачу и тормозит на обочине.

Он глушит мотор и свой приступ паники/истерии/подавленности/или что-там-у-него, а потом, боясь снова стать обездвиженным, переводит взгляд на Киру. Она вновь затягивается дымом, она спокойна и необходима сейчас. Стайлз все еще не может дышать, но прикосновение девушки успокаивает.

Кира плавно убирает руку и опирается на сиденье.

— Ты сделал правильный выбор, Стайлз, — ее голос холоден, ее голос спокоен и монотонен, Стилински не улавливает в нем никаких перепадов интонации, и его это успокаивает. — Теперь тебе будет легче.

2.

Стайлз возвращается домой через два часа. Он паркует машину во дворе дома и, ставя ее на сигнализацию, направляется домой. Кира была права — ему действительно стало легче. От ее прикосновения на шее все еще жжет, но это жжение даже приятно, оно отвлекает от жжения в груди. Стилински не хочет думать о том, как Кире удается снимать боль. Он скорее предпочтет думать о том, как ему ее отблагодарить.

Парень открывает дверь и не успевает войти и на порог, как к нему подлетает взволнованный и обеспокоенный чем-то отец. Он заключает сына в крепкие объятия и выдыхает лишь одно:

— С тобой все в порядке.

От отца веет усталостью, выпивкой и бессонной ночью. Стайлз обнимает его в ответ, не понимая, что произошло, руководствуешь лишь осознанием того, как важна поддержка.

— С тобой все в порядке, — снова повторяет он. Стайлз неловко похлопывает отца по плечу, чуть отстраняется. Джон глядит на сына с беспокойством, все еще смотря на него как на призрака.

— Па-а-ап? Что-то случилось?

За спиной отца раздается шум, и Стайлз замечает вышедших навстречу Скотта и Эллисон. Лидии здесь, конечно же, нет. Стилински даже усмехается. Он освобождается из родственных объятий и пытается натянуть прежнюю стайлзовскую улыбку. У него получается.

— Что случилось? — Скотт внимательно оглядывает друга, может, даже пытается прочесть мысли. Джон все еще выглядит так, словно он — атеист, которому представили неопровержимые доказательства существования бога, из-за чего его мировоззрение пошатнулось. — Мы искали тебя! Лидия весь город объездила в поисках…

— Да все в порядке, — Стайлз снова усмехается, потом вспоминает, что он по-прежнему стоит на пороге и входит в дом, закрывая дверь за собой и направляясь к дивану. — Я просто съездил развеяться…

— Ты мог предупредить, — тихо упрекает Джон. Стайлз скидывает рюкзак, оборачивается и устало смотрит на отца. Он почему-то мимолетно думает о безмолвной Кире, ему она кажется сейчас ценнее остальных.

— Меня не было всего два часа, пап, — Стилински устал повышать голос и устал объясняться. Этот день слишком напряженный, нужно отдохнуть — принять душ, поспать… И не думать, мать твою, о Мартин. — Два часа! Земля не пошатнулась и…

— Стайлз, — Скотт не перебивает, просто зовет по имени, и Стилински замолкает на полуслове. — Ты точно в порядке? — переспрашивает МакКолл, а затем прищуривается и подходит ближе.

— Я в порядке. Мне было немного не по себе из-за того, что случилось в школе, но да, я в порядке. За два часа ничего не случилось со мной.

— Он не знает, — Эллисон вклинивается в разговор внезапно и некстати. Стилински переводит на нее свой взгляд, ему снова становится хуже. — Или не понимает, — предполагает она и переводит взгляд на Скотта, ожидая от него одобрения. МакКолл, кажется, тоже догадывается, что Стайлз не в порядке. Все думают, что Стайлз не в порядке. Всем, черт возьми, будто хочется этого.

— Какое сегодня число, Стайлз? — интересуется Эллисон, зачем-то достает свой мобильник и снимает блокировку.

— Семнадцатое сегодня число. Я в порядке, говорю же.

Эллисон сглатывает, глядит на Скотта, тот кивает, и Арджент подходит ближе. Она протягивает сотовый Сталйзу, на котором большим шрифтом написано время, число и месяц. Джон остается вне поля зрения.

Стайлз смотрит на экран. Когда он выезжал с парковки было три часа дня, сейчас — пятнадцать минут шестого. Он не сошел с ума, его действительно не было два часа.

— И что?

Скотт выдерживает паузу. Повисшая в воздухе пауза почему-то начинает сдавливать виски, Стайлз снова ощущает, как его накрывает. Ему нужна Кира. Или душ. Или пустое пространство. Ему нужно что-то, это однозначно, но не Скотт, Эллисон или отец.

— А то, что сегодня девятнадцатое, а не семнадцатое. Тебя не было две суток, а не два часа, Стайлз, — сухо констатирует Эллисон, Стилински плавно переводит взгляд на дисплей и убеждается в правдивости его суждений. Сегодня действительно девятнадцатое, но Стайлз понятия не имеет, возможно ли это, и если да, то кто вырезал из его памяти такой большой кусок времени?

3.

Если бы Стайлз был на приеме у психоаналитика, и его бы попросили изобразить графически свое напряжение, он бы нарисовал пузырь. Сначала маленький, потом чуть больше, потом еще больше — и так до предпоследнего листка альбома. В конце он бы нарисовал брызги. Вышло бы у него, может, и не очень, зато это наглядно демонстрировало бы его состояние.

Он даже не знал, взорвался в нем этот пузырь или нет, но он определенно чувствовал, как последние остатки терпения (оставленные от Киры в подарок) трескались по шву как шелк. Стайлз верил друзьям, был благодарен за их заботу, но все еще не мог подпустить их к себе. Для них прошло двое суток, для Стайлза — два часа, и он все еще был угнетен тем, что случилось в школе. Он понимал, что ему не лгут, но не мог поверить в это, потому что отчетливо помнил, как стоял на обочине целый час, пока Кира курила, а мимо проносились машины. Затем он отвез ее домой и отправился к себе домой, после чего его ошарашили этой новостью.

— Я тебе не лгу, — продолжал Скотт, восседая напротив рядом с Эллисон и Джоном. Стайлз смотрел на каждого по очереди, мучаясь одним — искала ли его Лидия по собственной инициативе или только потому, что этого требовал долг? — Ты не пришел ночевать домой, мне позвонил твой отец, думал, что мы снова шатаемся по городу. А потом ты не пришел в школу и на следующий день. И к вечеру тоже не объявился.

— Я верю тебе, — заверил Стайлз, — но я не знаю, почему так произошло. Я просто выехал за город, мы с Кирой молчали и…

— С Кирой? — уточнила Эллисон. Стайлз бросил быстрый взгляд на нее. Он вновь ощутил спазм боли, но в этот раз — на шее, в том месте, до которого дотронулась Кира. Стилински постарался расслабиться, но эта гнетущая тишина и пронзительные взгляды ухудшали ситуацию.

— Да, с Кирой. Она может подтвердить, что нас не было два часа, потому что мы были вместе. И если я попал в эту временную петлю, то и она тоже.