Lurk

— Не знаю, — он пожимает плечами, строя какую-то геометрическую фигуру в тетради. Кажется, заданная задача его беспокоит больше, чем насущный вопрос. — Скотт слишком увлечен романом Эллисон и Айзека, так что вряд ли я там вообще нужен.

— Но он же твой друг, — сонно аргументирует Кира. Она решает, что этот разговор важен для нее, хоть и чрезмерно скучен. Девушка устало переводит взгляд на двери, в которые вошла Лидия. Она еще их не заметила, просто села за столик и принялась доставать тетрадки. Выглядела она уставшей и слишком уж вымученной, но жалости к ней Кира не испытывала. Не потому, что делила с ней Стайлза и таким образом конкурировала.

Просто Лидия заслужила это — заслужила быть в тени, потому что игнорировала до этого любого, кто находился чуть ниже верхушки школы. Теперь она платит за свое высокомерие и иерархические предрассудки.

— А что насчет Лидии? — Стайлз поднимает голову и прослеживает за взглядом Киры. Он тут же ловит на себе взволнованный и растерянный взгляд. Такой родной, но уже позабытый. Парень опускает голову и начинает писать условия задачи.

— Кажется, она влюблена в тебя, — продолжает давить на гнойники Кира. Проблема в том, что Стайлз Стилински добился Лидии Мартин, но к этому моменту узнал, что жизнь без нее… легче. Не всегда наши мечты исполняются вовремя. — Неужели ты не дашь ей шанса?

Стайлз открыл ответы на последней странице учебника. Удивительно, что он продолжает заниматься уроками после всего курса просвещения от Киры Юкимура. Стайлз со стороны выглядел так же, как и раньше, если не брать во внимание ставшую яркой сексуальность, уже привычный взгляду цинизм, не свойственную раннее холодность и еще кучу всяких бесплатных приложений, доставшихся от Киры в подарок.

— Я задыхаля рядом с ней, Кира. И мир вокруг меня вращался как юла. Любовь — это инфекция, которая уничтожает тебя почти мгновенно. И я больше не хочу болеть, — он качает головой и начинает решать задачу, ориентируясь на ответы в учебнике и просчитывая все действия на калькуляторе. На некоторое время повисает тишина. Кира смотрит то на Стилински, действительно сосредоточенным на задаче, то на Лидию, которая делает вид, что сосредоточена, хотя ее карандаш повис в воздухе, а тело замерло в какой-то кататонии.

— Но ведь вчера вы были вместе, — тихо шепчет Кира, придвигаясь чуть ближе. На самом деле, ее конечная цель — не окончательно растоптать Лидию, а просто в очередной раз повысить ставки. Азартным людям выигрыш особо-то и не важен, важны ощущения.

— Это так, — отмахивается он, — похмелье после жесткой попойки.

Стайлз почему-то вспоминает о том дне, ну который был следом за событиями на песчаной отмели. Он вспоминает, как стаскивал этого ублюдочного Эйдана с Лидии, вспоминает, как она бросилась ему на защиту. На несколько секунд Стайлз даже отрывается от решения и переводит тяжелый из-подо лба взгляд на Мартин, утягивая ее в свои воспоминания. Тогда Стайлз чувствовал себя использованным и испачканным, потому что Мартин с такой легкостью нырнула в объятия к этому мудиле снова, словно это он ее забирал с того пляжа и провожал до дома, словно это он возвращался затем обратно, чтобы забрать свой джип, а вернулся домой фактически под утро, потому что автобусы уже не ходили и до берега пришлось идти пешком. Стайлз помнит последующую за этим пощечину, помнит чувство опустошения и подавленности. Почему-то он ей это мог простить, а она ему его жестокость не может простить.

Потому что Лидия Мартин может разбивать сердца.

Но никто не имеет права разбивать ей сердце.

Стайлз разрывает зрительный контакт и снова возвращается к Кире, поворачивая к ней голову и даря ей все свое внимание. Дурное или хорошее влияние она на него наказывает, но она его всегда поддерживала. И принимала что плохим, что хорошим.

Она достойна его.

— Хочешь развлечься? — Кира выпрямляется заранее зная ответ на этот вопрос и уже готовясь к новой игре. Стайлз кивает, хотя ее мысли ему недоступны. Кира улыбается, а затем чуть разворачивает стул и нагибается.

Ее голова скрывается под столешницей, и что Стайлза, что Лидия прошибает стрела. Нет, Лидия не хочет снова быть втянутой в этот ментальный секс и смотреть на это она тоже не собирается, да и Стайлз видимо больше не нуждается в фантазиях с ней в главной роли. Даже на самый худой конец у него есть Малия, которая рано или поздно, но придет в себя.

А вот так, если по-честному, если отбросить все предрассудки и мысли, то кто мог бы сделать ставку на Стайлза? На этого невзрачного парнишку с бешеным когда-то альтруизмом в крови и с не менее бешеным самопожертвованием? Кто мог представить себе, что окажись Стайлз под лучами солнца, а Лидия — во мраке тени, их история перевернулась бы с ног на голову? Кто мог бы ожидать, что Стайлзу буду отсасывать в школьной библиотеке на глазах у его бывшей школьной любви?

Да никто. Все ставили только на Лидию, а Кира рискнула, поставила все сбережения на Стилински и сорвала куш.

Вот и не верь после этого в иронию и карму.

Стайлз сжимает зубы, и из его мыслей напрочь вылетает Лидия. Он хватается руками за столешницу, тяжело дышит, но контролирует пока собственные волны наслаждения. Лидия смотрит на него и не верит, что это ее Стайлз. Она смотрит на эту дешевую порнушку и пытается собрать осколки своего сердца с пола, но в итоге только режет пальцы и теряет еще больше, чем пытается собрать.

Это как стокгольмский синдром, только без счастливого конца.

Это как наркотическая зависимость, только с постоянным доступом к наркотикам.

Лидию выводят из оцепенения собственные горячие слезы. Девушка подрывается с места, хватает тетради и мчится к выходу, стараясь выстроить кирпичную стену, но не затем, чтобы отгородить свои мысли, а затем, чтобы отгородить мысли Стайлза от себя.

Она давно падала в пропасть, а разбилась вот только сейчас. Должна наступить мгновения смерть, тогда почему так больно? Почему темнота не поглотит ее?

3.

Лидия старается дышать ровно, чтобы не дать рыданиям сотрясти ее тело. Девушка стремительно идет к уборной, проклиная себя за то, что не ушла в первые минуты, едва заметила эту парочку. Она слышит звонок, но не понимает, почему он звонит, ведь уроки уже закончились. В коридоре слишком много людей, и Лидия не понимает, куда они все идут, почему так громко разговаривают и почему у нее сердце вот-вот срывается пуститься в пляс.

Она открывает дверь и вваливается в уборную, тут же роняя собственные вещи. У нее подкашиваются ноги, но, черт возьми, от чего? Ведь она никогда не любила Стайлза, даже не рассматривала такой сюжет для их отношений. Потому что Стайлз — ну это алгебра, которую надо пережить и все. Потому что Стайлз — ну вот он, рядом, и почему стоит из-за него переживать?

Но Стайлз сорвался с цепи, Стайлз стал каким-то другим человеком, стал чужим, стал… нужным. Она выронила его из собственных рук по собственному желанию, так почему продолжает собирать эти осколки? Почему натягивает свои нервы как тугой канат и пытается успокоить себя? Ведь у нее валяются на пыльных полках еще Эйдан и где-то совсем далеко-далеко Джексон. У нее ведь нет поводов беспокоиться, да? Ведь Стайлз может спать с кем захочет.

Но проблема в том, что Лидия теперь хочет, чтобы он спал с ней.

Она скатывается вниз по стене, напоминая себе героиню какой-то недодрамы. Ей тяжело дышать, она задыхается и продолжает ощущать осколки в своей груди, вынуть которые не представляет возможным. И нет, одними сутками тут не отделаешься.

Процесс заживления будет долгим. Если вообще здесь возможна хоть какая-то регенерация. Голова раскалывается так, словно ее сдавливают, а слезы почему-то больше не льются. Лидия просто смотрит широко раскрытыми глазами куда-то в пустоту и дышит глубоко, словно воздуха здесь и правда мало. Вокруг нее — разбросанные вещи и разрушенные мечты. Где-то в отдалении валяются разбитые надежды. И во всем этом хаосе Лидия еще сохраняет цельность восприятия мира, хотя уже видит первые трещины. Еще пару часов — и ее тщательно выстроенный мир взорвется как от пластида.