Lurk

Но утро не наступало.

Девушка все равно не теряла надежу. Она знала, что иногда кошмары кажутся очень реалистичными — настолько реалистичными, что грань между правдой и вымыслом стирается.

И все же, Лидия продолжала дышать и как-то существовать уже три урока подряд. Она ходила по коридорам школы как привидение, сторонилась всех и каждого, просиживала перемены в пустых классах, но по-прежнему дышала. Правда, словно в кислородной маске, но это лучше, чем ничего. Самое тяжелое в подобных ситуациях — первые сутки. Первые сутки неверия, отрицания и горечи. Даже если все происходящее реально, и прежний радостный и добрый Стайлз навсегда остался только в прошлом, нужно просто пережить первые сутки. Постепенно это грызущее чувство внутри чуть поутихнет или ты просто привыкнешь к этому и перестанешь замечать — не важно. Важно то, что на второй день ты начнешь замечать мир вокруг себя, а еще через день начнешь искать любые отвлекающие от самоедства факторы и предлоги.

Кажется, еще есть ради чего жить.

До четвертого урока оставалось еще около пятнадцати минут. Лидия выползла из класса как из укрытия и потащилась в сторону кофе-автоматов, стараясь смотреть себе под ноги. Она боялась наткнуть взглядом на стаю, или еще хуже — Киру и Стайлза, а потому прятала глаза. Кажется, ее третий барьер тоже выпотрошили.

Подойдя к автомату, Лидия встала в очередь за какой-то девушкой и стала отсчитывать мелочь. Она впервые хотела слиться со стенами, впервые была готова выменять свою яркую внешность на неприметную и вполне обычную. Но, к сожалению, не могла сделать этого.

Девушка впереди взяла свой кофе и отошла, а Лидия подошла к автомату и тут же ощутила чье-то прикосновение на своем плече. Нет, это не его прикосновение. Но она все равно вздрогнула так, будто прикоснулась к электрическим проводам. Девушка обернулась и увидела Лиама. Ее сердце защемило так сильно, что Мартин только закусила губу, лишь бы не издать стон отчаяния, а потом порывисто кинулась парню на плечи и обняла его.

Родной Лиам! Лидия так часто презирала его и Хейден, что совсем не заметила, что без этих двоих стая уже не та. Что без них вся прошлая неделя казалась полупустой и мертвой. А теперь Данбар здесь, тоже обнимает ее, будто тоже оценивая ее важность и понимая значимость их сплоченности.

— Мне так жаль, — шепчет она, забывая о том, что ей нельзя подавать виду, что она знает. Но все эти тайны и игры в прятки так вымотали ее за прошедшие два месяца, что она посылает к чертям свою маскировку и позволяет искренним эмоциям затопить ее до краев. — Мне так жаль!

Он кивает, словно понимает, о чем она говорит и тоже обнимает ее в ответ. Есть же еще Лиам! Он сильный малый, переживет разрыв с Хейден. Он станет следующим альфой и… все наладится, наладится обязательно!

— Я тоже тебя люблю, Лидия, — шепчет он ей. — Я буду переживать за вас со Стайлзом.

Она не видит смысла скрывать свои слезы и позволяет себе слабость. Ей хочется сказать, что она так же переживает за него и Хейден, что их присутствие очень важно, что если они все сейчас разойдутся — все рухнет окончательно, но ведь они все еще есть друг у друга, все еще могут реанимировать их не выходящую из комы дружбу.

— Ты пиши мне в фейсбуке или на майспейс, ладно? — в его голосе слышится улыбка и тепло, а Лидия ощущает бешеный озноб и в следующее мгновение ее парализует. Она слышит дребезги. — Больше мне просить некого.

Дребезги своих надежд.

Лидия отстраняется от парня и неверящими, полными слез глазами смотрит на Данбара, пытаясь прочесть по его взгляду, что он имеет в виду. Но тактильный контакт и ментальная распахнутость Лиама позволяют узнать недавние новости чуть ли не в прямой трансляции. Перед мысленным взором пронеслись недавние события, и от этого стало так хлестко, что Лидия отступила на шаг и опустила руки.

Это не сон.

Но и на реальность тоже не совсем походит.

— Когда? — спрашивает она, почему-то удивляясь, что Лиам не спрашивает, откуда ей все известно.

— Сегодня последний день. Бумаги о переводе оформят в течение недели, а учится буду с завтрашнего дня.

Она закрывает глаза, пытаясь досчитать до пяти и восстановить дыхание, как учат психологи, но не может. Потому что задыхается. Потому что кислорода то ли катастрофически мало, то ли он не доступен только ей. Лидия кивает Лиаму, что-то говорит ему о том, что будет держать его в курсе новостей, а потом направляется к кабинету математики, ощущая, как земля уходит из-под ее ног.

Лиам переводится. Не может он выдержать разрыва с Хейден, а вернуть ее тоже не предоставляется возможным, поэтому он просто-напросто сбегает. Нет, он не ведет себя как трус, он просто не может справиться с этим нахлынувшим потоком чувств. И дело даже не в измене Хейден, с этим можно было бы смириться, потому секс с девушкой — не совсем измена. Ну, по крайней мере, в полном смысле.

Дело в том, что Кира выудила что-то из воспоминаний Хейден и внушила ей то, что она гомосексуальна. Хейден теперь ходит такой же безмолвной тенью потому, что не может принять открывшуюся правду и свыкнуться с ней. У нее депрессия, отрицание и полный набор еще каких-нибудь психических реакций. Лиам не может до нее достучаться, а Хейден и не хочет этого.

Вот и все карты. Один вечер в пьяном баре — и столько жизней порушено!

Лидия заходит в кабинет и еле-еле доползает до своей парты. Ее ноги болят от высоких каблуков и кандалов безысходности. Девушка садится за парту, зарывается руками в волосы и закрывает глаза. Ей так хочется возненавидеть Стайлза, как она когда-то возненавидела Киру. Ей хочется почувствовать отвращение и презрение по отношению к нему, ей хочется заставить себя сжить его со свету с его такой же безумной подружкой.

Но все, что она чувствует — скорбь. Скорбь, потому что помнит, как ей было хорошо с ним, какой этот поцелуй был необычный, и как ей было легко с ним на эмоциональном уровне. Даже на ментальном у них все выходило легко и быстро, не говоря уже о тех запредельных близостях, что они себя позволяли.

Ей хочется снова кинуться в его объятия и больше никуда не бежать. Она сможет ужиться с его новой сущностью, лишь бы только он сказал, что те вчерашние слова — ложь, что он погорячился, что все это внушение Киры или какой-нибудь дурацкий розыгрыш.

Но эти игры давно перестали быть играми: правила больше не срабатывают, цели как таковой нет, просто азарт. Больной ненормальный азарт руководит Стайлзом и Кирой. Их куш — это эмоции людей, которыми они подпитываются как энергетические вампиры. Им не важны судьбы людей, им хочется больше и больше. Они стали единым злом, до которого Лидии никогда не дотянуться. Она обещала сжить со свету Киру, но это она сживает со свету их стаю, а саму Лидию решила оставить напоследок. Просто позволяет смотреть, как болезненно и медленно рассыпается их стая.

Когда звенит звонок на урок, Лидия выпрямляется и открывает тетрадь. Она не уверена, что сможет нормально написать эту самостоятельную, но ей надо что-то делать, чтобы увлечься. Может, интегралы немного отвлекут ее.

2.

После шестого урока они встретились в библиотеке, как и договаривались. Им надо было закончить с кое-какими уроками, чтобы потом отправиться в очередной клуб навстречу очередным развлечениям. Они даже не планировали заезжать домой: посидят здесь часов до пяти, а потом отправятся шататься по городу до одиннадцати или двенадцати. Все равно отец сегодня в ночную смену, а что Кира, что Стайлз не нуждаются больше в сне. Весь мир им теперь доступен.

Кира дописала какую-то таблицу по истории и отложила тетрадь. Она подперла голову рукой и мечтательно уставилась на парня, словно была влюблена. Но вряд ли Кира вообще была способна на любовь.

— Ты не вернешься в стаю? — спрашивает она будничным тоном. Стайлз вспоминает далекие-далекие времена, когда его то тянуло к ней, то отталкивало от нее. Он помнит их первый поцелуй на кухне, а потом долгий разговор о барьерах разума. Он помнит каждую стадию: интоксикация, принятие, отрицание, осмысление. Он помнит первую сигарету, первый секс и первую дорожку кокаина. Кира стала его учителем и проводником в новый мир.