Обуглившиеся мотыльки

— Ты меня не убедила, — переубедила, но Тайлер не хотел этого показывать. И потом, ему хотелось еще. Ему хотелось вырвать из памяти минувшее и наполнить его настоящим.

Кэролайн улыбнулась, схватила рюкзак, разрушив тактильную близость. У нее еще была одна идея.

2.

Деймон заглушил мотор. Приборная панель погасла. Елена открыла дверь и тут же вышла. Свежий морозный воздух отрезвил ее. Все былые эмоции тоже потеряли былую мощь.

— Стой у машины, — произнес Сальваторе, направляясь к какому-то гаражу. Елена хотела послать его. Она уже даже почти чуть не выплюнула свое негодование, но поняла, что Доберман вряд ли бы услышал ее слова. Он был сосредоточен на другом.

Они в дерьмовом положении. Вернуться в мотель на такой видной машине равносильно самоубийству. Покраска и смена номеров займет около двух часов, которые они вынуждены провести здесь, на окраине неизвестного города, неизвестно с кем. Так еще и ночью. Так еще и без малейшего понятия что делать дальше. Идея с мотелем — паршивая. Вообще вся ситуация паршивая.

Елена закуталась плотнее в пальто, посмотрев в сторону гаража. Сальваторе всегда справлялся с любой ситуацией, но почему-то казалось, что в этот раз все пойдет под откос. Потому что в этот раз он и она заодно, а когда они вместе — все идет под откос. Всегда. Что-то вроде закономерности. Что-то вроде новой аксиомы.

Если даже они вернутся в мотель и выселятся. Даже если выедут и сумеют оторваться. В любом случае будет уже утро, а этот ублюдок очнется, вспомнит, что предшествовало его отключению, заявит об угоне, и тогда на всех постах полицейские будут очень-очень внимательны. Это самый лучший расклад обстоятельств, потому что в самом дерьмовом — он очнется раньше, он сможет описать девушку, которую накануне «снял», а еще у этой девушки и ее сообщника фальшивые документы на руках. Гилберт не собиралась отступать. И ее злило даже не то, что Сальваторе все нарушил, а то, что они оба слишком увлеклись друг другом и так и не продумали весь план до конца.

— Дерьмо, — выругалась девушка, ударив ногой по шине. Ее пальто распахнулось, холод проник к коже, а вечернее-треклятое платье, поблескивающее в темноте, сразу привлекло бы внимание. Гилберт не ощущала холода. Она только чувствовала какой-то тупой страх, она только больше всего хотела, чтобы все закончилось хорошо.

Поездка получилась не такой романтической.

Деймон и еще каких-то два парня вышли из гаража. Они о чем-то беседовали, они смогли договориться. Это и не удивительно, Сальваторе умел убеждать. Один из них перешагнул границу бальзаковского возраста. Он открывал двери гаража. Другой был ровесником Деймона, скорее всего, сыном старшего.

— Жди здесь, — произнес Доберман, открывая дверь и садясь за руль. Нет, не произнес — приказал. Ситуация раньше просто не нравилась. А теперь она доводила до тошноты. Елена сжала зубы, зло уставившись на злополучную машину. Сальваторе завел автомобиль и медленно поехал в сторону гаража. Сияющие огни порше не производили должного впечатления, и вообще, машина казалась какой-то уродливой. От нее не захватывало дух, хотя должно бы… Девушка сделала глубокий вдох, а потом посмотрела в сторону. Она увидела, что этот молодой парень внимательно на нее смотрит. Гилберт переполнило отвращение.

— Ублюдки, — прошипела она сквозь зубы и, развернувшись, медленно пошла в противоположную сторону от гаража. Бесконечно длинная ночь начинала опалять нервы, и любое терпение — даже самое ангельское — летело к чертям собачьим. Желание покончить со всем прямо сейчас билось раненной птицей, крича в предсмертных конвульсиях. Ощущение неправильности, страх перед испорченном лишали способности мыслить трезво. Морально Елена уже начала себя готовить к самому дерьмовому раскладу обстоятельств.

— Елена! — снова он рявкнул, видимо, отходя от автомобиля. Гилберт передернуло от его голоса. Раньше она его ненавидела, а теперь — именно в эту чертову ночь — она его терпеть не могла. Она понимала, что если хотя бы просто посмотрит на него, то взбесится. Страсть сменилась на отвращение. Страх по-прежнему держал за горло. — Елена, твою мать!

Девушка не реагировала, просто продолжала медленно брести вперед. Она не жалела о том, что согласилась. Она жалела о том, что позволила себе слишком много. Позволила ему слишком много. Позволила им…

— Бред какой-то, — прошептала она. Она была права. Ведь «их» никогда не было.

— Елена! — он схватил ее за руку, резко поворачивая к себе. Девушка даже не слышала как он подошел. Впрочем, не удивительно — он всегда был бесшумен. Впрочем, не удивительно — она всегда была слишком увлечена собой. — Да что с тобой, черт возьми, не так?!

Дым, который был в ее взгляде, рассеялся. Деймон увидел искры. Искр становилось больше с каждой сотой секунды. Скоро разгорится пожар.

— Ты! — она выдернула руку. — Ты — вот что со мной не так!

Она ощущала, что ее что-то отталкивает от этого человека. Наверное, это высшая степень ненависти. Наверное, это апогей их взаимодействия. Деймон раздражал ее. Ее раздражало в нем все: его внешность, его голос, его слова, его придирки, его повадки, даже его этот льдистый взгляд, который Сальваторе с нее не сводил.

— Мы в полном дерьме, Сальваторе! — крикнула она, отходя на шаг. — И все потому, что ты не смог переступить через свою ебучую гордость и позволить мне все уладить!

— М-м-м, — он усмехнулся, сделал шаг вперед, засунул руки в карманы. Искры возгорелись. Пламя начало буйствовать. — Тебе действительно так хотелось с ним переспать?

— Дело не в этом, — она тоже сделал шаг вперед. Вот они, совсем близко. Непозволительно близко. Так близко, что ее пламя может растопить его лед. Вот они, совершенно одни, и ничто им не может помешать. У них как минимум два часа — может, даже меньше — чтобы высказать друг другу все, что раньше не получалось. Вот они наедине.

Но они больше не в моде. И их эмоции тоже потеряли былой вкус.

— Он очнется! Он вспомнит меня, а порш не так-то легко не заметить на пустых загородных дорогах, даже если ты перекрасишь его! Мы даже из города выехать не успеем!

Деймон опустил взгляд. В отличие от Елены он не ощущал ненависти или раздражения. Его валила с ног чрезмерная усталость, и ему хотелось вырвать из сознания те моменты, когда он стоял с ней в прокуренным коридоре, и у нее подкашивались ноги от его присутствия. Ему хотелось перестать думать об этом, сосредоточиться на том, что пыталась сказать Елена.

Не получалось. И он перестал пытаться.

— На кой-черт нам вообще сдались эти ключи?! Мы могли бы и без них угнать эту гребанную тачку, ты ведь уже делал это! — она была отчаянна. Она была тоже порядком вымотана. Она боялась. Любой начинает бояться. В действительности перейти черту очень легко. В действительности человек даже не замечает той секунды, которая разделяет его жизнь на «до» и «после». И в действительности паранойя — ничто иное как страх быть пойманным.

— Ты пересмотрела фильмов, милая, это во-первых, — ответил он спокойно, внимательно на нее смотря. Ему не было куда спешить. — Я мог залезть снять защитный кожух, мог отделить провода от замка зажигания, но такие машины снабжены нехилыми системами сигнализации. Я знаю это, потому что на первом нашем выезде именно так все и произошло. Мы с Викки чудом выбрались из той передряги. Так что, да. Ключи нам были необходимы. Во-вторых, владелец этого автомобиля очнется в лучшем случае в семь утра. Он не вспомнит, что с ним было. Более того, он даже тебя не вспомнит, как бы сильно тебе не хотелось въестся в его память. Я надеюсь, мы сможем выселиться из мотеля в четыре. У нас будет часа три-четыре, чтобы оторваться. Поверь, этого будет достаточно. И последнее, — он снова усмехнулся. Елена внимательно смотрела на него, все еще сжимая зубы от негодования, — перекраска и смена номеров — это надежно. Не стоит верить всему, что ты видела в кино.

— Да, но я и тебе верить не могу, — выплюнула она с ненавистью и презрением. Ее немного успокоили слова Деймона. Даже жар раздражения вроде как исчез. Если не исчез, то перестал быть таким ярким и сильным. — Ты мог мне поверить, — с обидой. С обидой впервые. — Ты мог мне поверить хотя бы раз.