Южный полюс

Тем временем мы работали изо всех сил, чтобы быть готовыми к уходу. Было решено, что он состоится в середине августа, и чем скорее, тем лучше.

«Фрам» побывал в сухом доке, где корпус судна был основательно прокрыт краской. Судно было так тяжело нагружено, что фальшкиль несколько пострадал под огромным давлением на настил. С помощью водолаза мы, однако, быстро исправили повреждение. Как ни было тесно в главном трюме, все же туда нам пришлось засунуть много сотен связок сушеной рыбы. Все санное и лыжное снаряжение было заботливо уложено, чтобы насколько возможно защитить его от сырости. Эти вещи должны сохраняться в сухом месте, чтобы они не покоробились и от этого не стали негодными к употреблению. Этим заведовал Бьолан, он знал, как с такими вещами нужно обращаться.

Но вот, как обычно бывает, черед дошел и до пассажиров, после того как все грузы были благополучно доставлены на судно. «Фрам» встал на якорь у Фредриксхолма, и сразу же мы занялись созданием необходимых условий для приема наших четвероногих друзей. Под просвещенным руководством Бьолана и Стубберуда большинство команды принялось орудовать топорами и пилами. В течение нескольких часов на «Фраме» была поставлена новая палуба. Она состояла из отдельных щитов, которые легко поднимались и снимались для мытья и чистки. Щиты накладывались на трехдюймовые планки, прибитые к палубе судна. Поэтому между ними и палубой оставалось значительное пространство. Цель при этом, как уже упоминалось раньше, была двойная: достижение быстрого стока неизбежного в таком путешествии избытка воды и, кроме того, предоставление воздуху возможности циркулировать и тем самым возможно больше охлаждать подстилку для животных. Это устройство, как оказалось позднее, прекрасно оправдало свое назначение.

Ограждением на фордеке «Фрама» были железные поручни, оплетенные стальной проволочной сеткой. Теперь, для большего удобства и затенения, эти поручни с внутренней стороны были забраны досками. На всех возможных и невозможных местах были приделаны цепи – для привязывания к ним собак. Нельзя было с самого же начала позволять собакам бегать свободно; была кое-какая надежда, что можно будет спустить их с цепей потом, когда они лучше узнают своих хозяев и освоятся с условиями.

К вечеру 9 августа мы были готовы к приему своих новых товарищей. По 20 штук зараз их перевозили с острова на большой плоскодонке. Заведывавшие перевозкой Вистинг и Линдстрем превосходно командовали ими. Они вовремя успели приобрести доверие собак и внушить им полное уважение к себе – именно то, что было нужно. На «Фраме» у фалрепа собак ждал ловкий и крутой прием. Прежде чем растерявшиеся собаки успевали хорошенько прийти в себя от удивления и страха, они уже оказывались надежно привязанными на палубе, и им вежливо давали понять, что самое лучшее, что они теперь могут сделать, – это спокойно примириться со своей судьбой. Все шло само собой и настолько быстро, что через несколько часов все 97 собак были благополучно перевезены на судно, но зато вся палуба «Фрама» была использована сплошь. Мы думали оставить свободным хоть капитанский мостик, но сделать этого не удалось, иначе мы не могли бы взять всех собак. Последнюю партию – числом четырнадцать – пришлось поместить там. Таким образом, для рулевого оставалось очень мало свободного места. А с полем деятельности вахтенного офицера дело обстояло совсем плоховато. Имелись основания опасаться, что, пожалуй, он будет принужден проводить всю вахту, стоя смирнехонько на одном месте. Но пока что у нас не было времени останавливаться на такого рода маленьких неприятностях. Как только последние собаки были доставлены на борт, как только мы распорядились высадить всех посторонних на берег, сейчас же начал работать под баком мотор для подъема якоря.

Якорь поднят! Полный ход машины. И вот началось наше путешествие к цели, находившейся от нас в 16 тысячах миль! Никем не замеченные, тихо шли мы в сумерках по фьорду. Несколько наших друзей немного проводили нас.

Вскоре после того, как за Флеккеро лоцман сошел с судна, темнота августовского вечера скрыла от нас очертания родины. Но Уксё и Рювинген еще всю ночь посылали нам свой прощальный привет.

Ранним летом в начале нашего плавания по Атлантическому океану нам повезло с погодой и ветром. На этот раз они благоприятствовали нам еще больше, если только это возможно. Погода была совершенно тихая, когда мы вышли, и гладким как зеркало было Северное море в продолжение нескольких дней.

Трудная вещь заручиться доверием всех этих собак и привыкнуть к ним; наша задача чрезвычайно облегчалась тем, что всю первую неделю стояла только хорошая погода.

Перед отплытием высказывалось немало всяких дурных предсказаний относительно того, как пойдет дело с нашими собаками. Часть этих пророчеств мы сами слышали, а тех, что не дошли до наших ушей, было, наверное, гораздо больше. Скверно, очень скверно будет этим несчастным животным. Жара под тропиками быстро скосит большую часть из них. А если иные и останутся, то для них это будет только отсрочкой смертного приговора, так как они или будут смыты за борт, или утонут в воде на палубе, когда «Фрам» будет проходить пояс западных ветров. Поддерживать их жизнь крохами высушенной на ветру рыбы – невозможно и т. д.

Как известно, все эти предсказания не сбылись, совершенно не сбылись. Случилось как раз обратное. Правда, потом уже на многих из нас, принимавших участие в этом удовольствии, постоянно сыпались вопросы: разве ваше плавание на юг не было чрезвычайно утомительной и скучной историей? Неужели вам не надоели все ваши собаки? Каким образом удалось вам сохранить их в живых?

Само собой понятно, что пятимесячное морское путешествие в тех водах, где плыли мы, неизбежно сопряжено с удручающим однообразием; многое зависит от тех средств, какие имеются для подыскания занятий. В этом отношении именно в собаках мы нашли такое совершенно замечательное средство. Допустим, что очень часто эта работа требовала от нас терпения; но тем не менее, как и всякая другая работа, она доставляла и развлечение и удовольствие. Тем более что ведь здесь дело касалось живых существ, которые были настолько умны, чтобы вполне оценить оказываемую им помощь и на свой лад отплачивать за нее.

С первой же минуты я старался всякими средствами пробудить и поддерживать сознание, что наиважнейшее для всего нашего предприятия заключается в том, чтобы благополучно доставить к месту высадки наших упряжных животных. Если бы у нас был какой-нибудь лозунг, то примерно только такой: «Собаки, и прежде всего собаки!» Результаты лучше всего говорят о том, как мы следовали этому лозунгу. Мы устроились приблизительно так: собаки, которые с самого начала были привязаны вместе, были разделены на партии по десять штук. На каждую партию было назначено по одному или по два надзирателя с полной ответственностью за своих животных и их обслуживание. На себя лично я взял тех четырнадцать, которые находились на капитанском мостике. Кормежка животных была авральной работой, требовавшей присутствия всей команды на палубе; поэтому она производилась при сменах вахт. Главным удовольствием полярных собак в их земной жизни является пожирание пищи. Можно с уверенностью сказать, что путь к их сердцу лежит через чашку для пищи. Мы исходили из этого соображения, и результат нас не обманул. Всего через несколько дней соответствующие партии уже состояли в нежной дружбе со своими надзирателями!

Вполне понятно, что собакам было не очень-то по вкусу все время сидеть на привязи; для этого у них слишком живой темперамент. Нам очень хотелось доставить им удовольствие бегать везде и пользоваться необходимым моционом, но пока еще мы не решались рискнуть выпустить всю эту банду на свободу. Нужно было побольше натаскать их. Довольно легко удавалось добиться их преданности; преподать же им правила хорошего поведения было, конечно, труднее, и дело шло не так уж гладко. Было очень трогательно видеть их радость и благодарность, когда мы уделяли им немного времени и разговаривали с ними. Особенно сердечный характер носили утренние встречи. Их чувства выражались тогда в единодушном радостном визге, он вызывался уже одним нашим появлением; но собакам недостаточно было только смотреть на нас. Они не успокаивались, пока мы не обходили их всех, беседуя с ними и похлопывая каждую из них. Если по небрежности пропустишь какую-нибудь, сейчас же обнаруживаются несомненные признаки огорчения.