Южный полюс

Нет, пожалуй, ни одного животного, способного в такой степени проявлять свои чувства, как собаки. Радость, печаль, благодарность, угрызения совести отражаются ясно на всем их поведении. В особенности в глазах. Мы, люди, часто носимся с мыслью, что одни мы являемся обладателями того, что называется «живой душой». Мы говорим, что глаза – зеркало души. Все это прекрасно. Но обратите внимание на глаза собаки, изучите их хорошенько. Как часто в их выражении можно увидеть нечто такое, что можно назвать человеческим, те же переживания, что и у человека. Все это во всяком случае очень похоже на «душу».

Но предоставим этот вопрос тем, кто интересуется его разрешением. Здесь я упомяну лишь о другом моменте, говорящем о том, что собака не только машина из крови и плоти, а нечто большее, – об их ярко выраженной индивидуальности. На «Фраме» было около ста собак. У каждой из них, по мере того как мы, ежедневно имея с ними дело, все ближе узнавали их, обнаруживалась та или иная характерная черта, та или другая особенность. Не было двух похожих одна на другую ни своим видом, ни свойствами. Внимательному наблюдателю представлялись богатые возможности делать любопытнейшие открытия. Если кто-нибудь немного уставал от общества людей, – что, смею, впрочем, заверить, случалось редко, – то общество животных, как правило, его развлекало. Я говорю – как правило. В исключениях, конечно, не было недостатка. В том, что все эти месяцы палуба была переполнена собаками, было мало веселья. Много раз наше терпение подвергалось весьма серьезному испытанию. Но, несмотря на все хлопоты и неудобства, неразрывно связанные с перевозкой собак, я положительно утверждаю, что наше многомесячное морское плавание было бы гораздо более однообразным и скучным, если бы с нами не было наших пассажиров.

В течение первых четырех или пяти дней мы постукивали себе полегоньку, подвигаясь к Ла-Маншу у Дувра, и у нас уже являлась надежда, что мы и на этот раз без особых затруднений проскочим сквозь игольное ушко. Пять дней стояло абсолютное безветрие – почему бы ему не продержаться и всю неделю? Но не тут-то было! Когда был пройден самый западный плавучий маяк у Гудвин Сенда, хорошая погода покинула нас, и ее сменил юго-западный ветер с дождем и всякой мерзостью. За какие-нибудь полчаса спустился такой туман, что невозможно было ничего разглядеть дальше, чем на двойную длину корабля. Хотя ничего не было видно, но зато было отлично слышно! Непрерывное завывание множества пароходных гудков и сирен давало нам весьма ясное представление о том, среди какого скопления судов мы находимся. Положение было не из приятных; у нашего замечательного судна было много хороших сторон, что не мешало, однако, ему быть необычайно неповоротливым и тяжелым. Это очень опасное качество в этих водах. К тому же, случись авария, по нашей ли вине или не по нашей, и она была бы чревата для нас роковыми последствиями. Времени у нас было в обрез, и потому вызванное аварией опоздание могло совершенно погубить все наше предприятие. Обыкновенное торговое судно может рисковать. Маневрируя с осторожностью, шкипер почти всегда бывает в состоянии избежать несчастья. Обычно столкновения происходят от небрежности или неосторожности одной из сторон. Нерадивый должен уплатить за убытки; осторожный может иногда даже еще и заработать на этом. Само собой разумеется, что мы-то были очень осторожны. Но то соображение, что в случае катастрофы кто-то другой заплатит за свою неосторожность, для нас было плохим утешением. Мы не могли рисковать, а поэтому вошли, хоть это и не было нам по вкусу, на Даунский рейд и бросили там якорь.

Прямо перед нами лежал город Дил, весьма популярный морской курорт. Единственным нашим развлечением было созерцание, по-видимому, беззаботных людей, проводящих время в купанье или прогулках по белому соблазнительному песчаному пляжу. Их мало заботило, с какой стороны дует ветер. Нашим же единственным желанием было, чтобы он повернул на другой румб или перестал дуть вовсе. Наша связь с берегом ограничилась тем, что мы послали домой телеграммы и письма.

Уже на следующее утро наше терпение окончательно истощилось, но оно не истощилось у юго-западного ветра. Он продолжал дуть с той же настойчивостью, хотя погода прояснилась, а потому мы решили тотчас же сделать попытку идти на запад. Оставалось только прибегнуть к старому средству – лавированию против ветра. Мы обошли один мыс, затем еще один, однако большего пока не смогли сделать. Мы все время брали пеленги, но нет, никакого продвижения вперед не замечалось. У Дангенесса нам опять пришлось встать на якорь и снова прибегнуть к прославленному бальзаму – терпению. На этот раз нам посчастливилось простоять не дольше ночи. Ветру угодно было повернуть настолько, что мы оказались в состоянии на рассвете двинуться дальше. Но все-таки ветер был противным, и нам пришлось лавировать почти по всему Английскому каналу. Понадобилась целая неделя для того, чтобы пройти эти 300 миль. Многовато, если вспомнить, что перед нами лежало еще такое громадное пространство!

Я уверен, что большинство команды вздохнуло с облегчением, когда наконец мы прошли острова Силли. Правда, несносный юго-западный ветер все еще продолжал дуть, но теперь было уже лучше. Главное – мы находились теперь в открытом море, и перед нами лежал весь Атлантический океан. Нужно самому поплавать на «Фраме», чтобы понять как следует чувство облегчения, овладевшее нами, когда мы оказались вдали от окружавших нас берегов и многочисленных парусников в водах Ла-Манша, не говоря уже о постоянной перестановке парусов, когда вся палуба кишит собаками.

Во время плавания по Ла-Маншу в июне месяце мы поймали двух или трех почтовых голубей, опустившихся на снасти «Фрама» в состоянии полнейшего изнеможения. При наступлении темноты мы поймали их без всякого труда. Их номера и знаки были нами записаны, и, когда голуби после заботливого двухдневного ухода восстановили свои силы, мы выпустили их. Покружив над верхушками мачт, голуби полетели по направлению к английскому берегу.

Мне кажется, этот эпизод внушил нам мысль взять с собой при отходе из Кристиансанда нескольких почтовых голубей. Ими должен был заняться лейтенант Нильсен, как бывший любитель голубей. Был даже построен хорошенький домик, и голуби, счастливые и довольные, жили в своем новом жилище на большой лодке посредине судна. Не знаю, как это случилось, только однажды помощник начальника, решив, что в голубятнике дурная вентиляция и надо исправить этот недостаток, приоткрыл немного дверцу. Воздух, конечно, стал хорошим, но зато голубей не стало. Какой-то шутник, увидев, что голуби улетели, написал большими буквами на стенке пустой голубятни: «Сдается внаем!» В тот день помощник начальника был не совсем в хорошем настроении духа.

Насколько я помню, этот побег был совершен в Английском канале. Голуби нашли дорогу домой и вернулись в Норвегию.

Бискайский залив пользуется у моряков дурной славой, и он ее вполне заслуживает. Этот бурный участок моря похоронил много крепких судов со всем их экипажем.

Однако мы очень надеялись, что в это время года нам удастся избежать нападения. Так и случилось. Произошло еще и другое, на что мы не смели надеяться. Нашему злому противнику, юго-западному ветру, надоели наконец бесплодные попытки остановить наше продвижение вперед. Ничего из них не вышло. Правда, мы двигались медленно, но все-таки двигались вперед. Из наших школьных сведений по метеорологии нам сейчас особенно приходило на память упоминание о северных ветрах, часто дующих у берегов Португалии. Мы были приятно удивлены, встретившись с ними уже в Испанском заливе. Для нас это была приятная перемена после бесконечной перестановки парусов в Ла-Манше, когда приходилось идти в бейдевинд. Северный ветер держался почти с тем же постоянством, что и юго-западный раньше, и мы, в соответствии со своими скромными желаниями, совсем приличным ходом шли день за днем к югу, под небеса, где можно положиться на устойчивое состояние погоды и где быть моряком – одно удовольствие. Впрочем, мореходная часть нашей работы даже и в эти первые трудные недели протекала довольно гладко. Всегда находилось достаточное количество добровольных ловких рук, чтобы, когда это требовалось, приняться за работу, хотя производимые работы часто бывали не совсем приятного свойства. Взять, например, поддержание чистоты. Каждый моряк может порассказать, что происходит на судне, которое перевозит живых животных, особенно когда те находятся на палубе и мешают там всякой другой работе. Я всегда придерживался того мнения, что и полярному судну, как и всякому другому, не подобает походить на помойную яму, даже если на борту его довольно много собак. Наоборот, я считаю, что в таких путешествиях еще больше, чем где-нибудь, совершенно необходимо соблюдать чистоту и порядок повсюду вокруг себя. Нужно всегда стараться избегать всего того, что может действовать деморализующе и угнетающе. Влияние неопрятности в этом отношении настолько общеизвестно, что нет необходимости проповедовать о ней здесь!