Страница 46 из 59
К моменту прохождения Черчиллем службы в Индии спокойствие в этой колонии обеспечивалось двумя британскими гарнизонами, расположенными в Бангалоре и Секундерабаде. Четвертый гусарский полк был приписан к гарнизону Бангалор, куда и направился после непродолжительных остановок в лагерях отдыха Пуна и Гандекал. Во время переезда в Бангалор Черчилль наслаждался местными видами, набираясь впечатлений. «Насколько удивительно, что мы так быстро адаптируемся к смене внешней среды и обычаев, – делился он своими размышлениями с леди Рандольф. – Я третий день в Индии, а смотрю на местных жителей так, будто видел их всю жизнь»192.
По мере продвижения в глубь страны, Черчилль стал все больше внимания обращать на низкий уровень жизни индийцев. Дешевый труд и низкие цены позволяли европейцам легко достичь роскоши193. Не успели офицеры расквартироваться, как уже на следующий день к каждому из них явились соискатели на место денщика, конюха и дворецкого. Все что требовалось – отдать форму денщику, лошадей поручить груму, а деньги доверить дворецкому. «За скромное жалованье, справедливое отношение и пару добрых слов они были готовы на все», – вспоминал Черчилль194.
О том, что представляет собой человек, можно понять не только исходя из его великих деяний и масштабных поступков. Иногда гораздо больше о нем могут сказать разного рода мелочи. В случае с Черчиллем таких мелочей было много. К примеру, начиная с 1945 года он ежегодно будет помогать материально Мунусвами, одному из своих индийских слуг, пока тот не скончается в 1959 году195.
В Бангалоре Черчилль и его друзья – Реджинальд Барнс и Хьюго Бэринг (1876–1949) – сняли на троих «роскошное» бело-розовое бунгало с черепичной крышей и глубокими навесами на белых гипсовых колоннах, увитых алой бугенвиллеей196.
В распоряжении молодого офицера были три «комфортабельные» комнаты, которые он превратил в «милые и удобные» помещения. Свой письменный стол он украсил фотографиями Англии и дорогими для него предметами: коробкой для сигарет, привезенной леди Рандольф из Японии, любимыми книгами. Кроме того, он попросил мать прислать ему несколько спортивных картинок либо карикатур Vanity Fair, стол для игры в карты, велосипед и несколько предметов одежды197. Бунгало троих друзей будет признано «самым комфортабельным и удобным в полку»198.
Распорядок дня выглядел следующим образом. Подъем рано. В шесть утра – смотр полка и полтора часа маневров. Затем возвращение в бунгало, водные процедуры, завтрак в столовой. С девяти до половины одиннадцатого – занятия в манеже и выполнение канцелярской работы. К одиннадцати, когда солнце начинало припекать, – отдых в бунгало до половины второго. В половине второго ланч, после которого следовал очередной отдых в бунгало, на этот раз до пяти часов. Затем начинался самый активный период дня. Игра в поло, обед, карточные игры или вечерние прогулки. Не позже одиннадцати звучала команда «Отбой»199. «Так бы принцам жить, как жилось нам», – скажет Черчилль об этих днях200.
Несмотря на все бытовые удобства, пребывание в Индии было не лишено своих опасностей. В начале октября 1896 года, как раз в то время, когда туда прибыл Черчилль, в Бомбее началась эпидемия бубонной чумы. К концу года половина населения покинула город, практически полностью была приостановлена торговля. Экономический ущерб оценивался в десять миллионов фунтов стерлингов[40]201. Были в Индии и другие болезни. Некоторые офицеры заразились малярией и брюшным тифом202.
В остальном время в Бангалоре текло спокойно и равномерно, предоставляя много возможностей для любимых дел. Для Черчилля одним из таких стала верховая езда, занимавшая важное место в полковой жизни. В своей статье, посвященной учебе в Сандхёрсте, Уинстон напишет: «Многие заканчивали обучение с убеждением, что они знают о лошадях все что нужно. Те, кто продолжал службу в пехотных полках, оставались верными этому убеждению и дальше»203. Иначе обстояло дело с кавалеристами, перед которыми мир верховой езды только открывался.
После поступления в 4-й гусарский полк Черчилля ждала «жесткая и суровая выучка, строгая муштра армейской вольтижировки». На протяжении следующих пяти месяцев манеж, конюшня и плац станут для него родным домом. До автоматизма он будет отрабатывать различные элементы верховой езды: вскакивать на скачущую рысью или галопом неоседланную лошадь, брать высокий барьер без стремян и седла, а иногда и с заведенными за спину руками204. Он будет проводить в седле по восемь205, а то и по десять206 часов ежедневно, тренируясь до такого состояния, что едва сможет ходить из-за «чудовищной боли» в мышцах ног207.
В довершение всего в самом начале занятий Уинстон потянул портняжную мышцу, от которой зависела посадка. «Пытка была ужасная, – вспоминал он. – Приходилось надсаживать дальше и без того поврежденную мышцу, терзаясь мыслью, что прослывешь хлюпиком, если попросишь позволения передохнуть хотя бы на денек»208. Несмотря на все физические неудобства, верховая езда доставляла ему удовольствие: «Масса возбужденных коней, бряцание амуниции, упоенность движением, колыхание плюмажей, чувство причастности живому организму – все это превращало кавалерийские учения в нечто восхитительное», – делился он своими впечатлениями209.
В марте 1895 года Черчилль принял участие в скачках с препятствиями на дистанцию две мили и пять фарлонгов с призовым фондом двадцать восемь фунтов. Уинстон финишировал третьим из пятерых наездников. Брату он признался, что «скачки были волнующи и, по правде говоря, очень опасны»210. Черчилль выступал под своей второй фамилией – Спенсер, на лошади по кличке Путник, которую позаимствовал у друга, Альберта Сэвори (1870–1900)211. Если использование чужой лошади было связано с временным отсутствием собственной, то смена фамилии объяснялась желанием остаться неизвестным или, по крайней мере, чтобы об этом не узнала мать.
Леди Рандольф отрицательно относилась к участию сына в забегах, считая их «идиотским» и «пагубным» занятием. Как Уинстон ни пытался объяснить ей, что любовь к скачкам в полку повсеместна, она осталась непреклонна212. И как показало дальнейшее развитие событий, была права. В феврале 1896 года забег, в котором участвовал Черчилль, признают недействительным. Будут выдвинуты обвинения в том, что победитель скачек Алан Огивли Фрэнсис (1868–1907) выступал не на той лошади (кличка – Надежное Копыто), которая была заявлена. Обвинения распространились на всех участников забега, которым вменялся в вину преступный сговор с целью разделения выигрыша между собой. Скандал попал на страницы газет, изрядно потрепав нервы как организаторам турнира, так и жокеям. В итоге Черчиллю удастся снять с себя все обвинения, однако неприятный осадок останется. Как и желание продолжить участие в скачках213. Хотя, если иметь в виду спортивный азарт, скачки в основном приносили Уинстону разочарование. Выступающий под цветами своего отца – в коричневом жакете с розовыми рукавами и в розовой кепке[41], он примет участие в трех забегах и каждый раз пересечет финишную черту третьим214.
Одновременно со скачками, после поступления в 4-й гусарский полк, Черчилль стал активно увлекаться поло, которое считал «самой лучшей игрой в мире»215. «Если в этом мире есть игра, которая может подготовить молодого юношу к армии, то это поло», – писал он в своей статье про Сандхёрст, где, между прочим, игра в поло, так же как и охота на лис, были строго запрещены216. Аналогичных взглядов он придерживался и в зрелые годы, акцентируя внимание на развитии умственных способностей и укреплении нервной системы игроков217. Черчилль называл поло «императрицей игр»218, объясняя свою точку зрения следующим образом: «Поло соединяет в себе удовольствие бить по мячу, лежащее в основе многих забав, с удовольствием скакать и управлять лошадью, к чему добавляется сложная и слаженная командная работа, которая составляет суть футбола и бейсбола и в которой хорошая комбинация куда более важна, чем ее отдельные звенья»219.
40
Почти миллиард фунтов в современном эквиваленте.
41
Впоследствии розовый и коричневый цвета станут символом колледжа Черчилля в Кембридже.