Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 9 из 32



Независимость образа от характера рецепции относительна. Потеря ведущей рецепции в раннем возрасте может приводить к угасанию образов, в таких случаях новые раздражители не актуализируют ранее сформированных образов, не становятся их сигналами. Природа образа прямо зависит от характера ведущей рецепции. При потере ведущей рецепции в корне меняется характер ориентировочно-исследовательской деятельности, продуктом которой является образ.

Короче говоря, слепоглухому и зрячеслышащему предметный мир представляется совершенно по-разному. Наши образы из разного материала сделаны. И взаимопонимание между нами возможно лишь потому, что, из какого бы рецептивного материала ни были сделаны наши образы, они адекватны отражаемому ими одному и тому же предметному миру. Иначе мы были бы дальше друг от друга, чем если бы из разных галактик… Не инопланетные, не иногалактические, а иновселенские существа…

Однажды в горном палаточном лагере зрячеслышащий подросток спросил у меня:

– Верите ли вы в пришельцев?

– А чего в них верить? – лениво потянулся я спросонья. – Я один из них.

– Чо? – обалдел подросток, на четвереньках пятясь от меня из палатки.

Так и не поверил, что я шутил… Но вот почитаешь Александра Ивановича и задумаешься: какая же на самом деле доля шутки была в той шутке?

Меня всегда удивлял, смешил и немного раздражал, например, дежурный вопрос, видят ли слепоглухие сны. В конце концов, дошло, что людей интересует, именно видим ли. Не осязательно, а зрительно. На одной из встреч мне пытались объяснить: вот если мы, зрячие, закроем глаза, появляется как бы черный экран, на котором все образы… А у вас, слепоглухих, вроде и так этот экран постоянно… Или как? А как насчет «цветных снов»?

Про «цветные сны» – это каверза, провокация, потому что есть предубеждение: если видишь «цветные сны» – значит, талантливый, а если нет – значит, простейшее, вроде амебы. Кто же себя с амебой уравняет? Впрочем, я бы уравнял, чтобы подразнить вопрошателей. Я могу себе это позволить, ибо моя талантливость вне всяких сомнений, независимо от пестрой расцветки или однотонности моих снов… Моя любимая поговорка: «От скромности не умру».

Вообще же понятно, конечно, о чем спрашивают… Наяву ничего не видишь, а во сне? Спишь – не шевелишься, чурбан чурбаном, ничего не ощупываешь, как же можешь видеть сон? А если тем не менее, то что видишь?

Пытаюсь ответить всерьез:

– Обычно своих снов не помню, проснувшись, но сюжетно они запутаны…

– А цвет?

Опять тест на амебообразность. Хитрю. Знаю, где собака зарыта. Только уж очень не хочется откапывать.

Нет у меня никакого экрана. А что есть? При хорошем самочувствии – прохлада в черепной коробке. Светлая прохлада – у меня остаточное светоощущение, отличаю, когда светло, когда темно. А если бы не отличал? Ну, просто прохлада, как вот сейчас в моей комнате, в которой включен на охлаждение кондиционер… И в этой прохладе – как бы объемные модели того, что я себе представляю… Под кумполом, ближе ко лбу… Сейчас – набираемый мной на органайзере брайлевский текст. Не на каком бы то ни было фоне, а в виде комбинаций точек, висящих между кумполом и лбом. Черепная коробка – вроде кабины космического корабля, когда там невесомость.





Точно – нет фона. А что есть? Наверное, индивидуально. У меня вот некое вместилище, внутри него при хорошем самочувствии режим такой прохладной невесомости, в которой подвешены объемные образы – модели, макеты… Невесомость не полная, модели не переворачиваются, может, и не висят, а скорее, плавают, в центре вместилища… Описываю приблизительно. Точнее не получается.

Меня спрашивают о том, что на философском и психологическом языке называется чувственной тканью сновидений. Или, в физиологических терминах А. И. Мещерякова, о той рецепции, что поставляет материал для образов во сне. Наяву – тактильно-двигательный анализатор, а во сне? Снюсь ли я себе зрячим и слышащим? Или все таким же слепоглухим, как и наяву?

С возрастом – все больше слепоглухим… Но все же не всегда… А каким – когда не слепоглухим? Каким-нибудь книжным… Ведь персонажи книг не слепоглухие… Начитаешься фантастики или еще чего – мало ли кем себе приснишься… И не дактильно же с Чапаевым или Марксом разговаривать…

Остаточный слух и светоощущение во сне присутствуют. А цвет – нет. Откуда? Цвета я никогда не различал. Этот вид рецепции мне неизвестен. Разве что из книг и общения со зрячеслышащими. Но никакого чувственного опыта за этим у меня не стоит. Только культурный опыт. Красный? Красная армия. Красное знамя. Красный – синоним красивого (красная девица, красное солнышко). Вот это – культурный опыт. А красный цвет – не знаю.

Рецепция, отсутствующая наяву, не может появиться и во сне. Чудес не бывает. Во всяком случае, таких.

– А как вы отличаете сон от яви? День от ночи?

Ох уж эти мне зрячеслышащие созерцатели. Видят – и воображают, будто отличают день от ночи по степени освещенности. День – когда светло, ночь – когда темно… А как быть с полярным днем и полярной ночью?

Между прочим, я не абсолютно слеп. Слабенькое, но светоощущение до сих пор, на седьмом десятке. Светло или темно – вижу. Горит свеча или нет – вижу в темноте. При ярком дневном или электрическом свете свечу не вижу.

И у меня есть часы. Механические наручные, с откидывающейся крышкой и точечным циферблатом. Цифр нет, есть точки. 12, 3, 6 и 9 – по две точки; 1, 2, 4, 5, 7, 8, 10 и 11 – по одной точке. Нажал кнопку, откинулась крышка; потрогал стрелки, на какие точки по краю циферблата они указывают, – и узнал время. Есть и системное время – в компьютере, в органайзере, в айфоне. Нажал кнопку в органайзере – на брайлевском дисплее время: сейчас – 06:38. Всю ночь работаю над книгой.

Сон от яви отличается вовсе не тем, светло или темно. Тонусом. Бодростью. Активностью. Днем я активен вынужденно, когда надо ехать на какие-то мероприятия. А так вялый, сонный. Ну и сплю. А чаще всего после двух часов ночи, иногда раньше или позже – самое бодрое время. Лучшее для литературной работы. Перед мероприятиями приходится принимать стимулирующие таблетки. Для умственной работоспособности. Дома без них обхожусь – и работаю в охотку ночью и рано утром. Не насилую себя, загоняя в искусственный режим. Для умственной работы важно выспаться. А ночью или днем – неважно, это все условности. Дома я могу себе позволить работать тогда, когда работается лучше всего. А если начну воевать с организмом – ничего не буду успевать. За пять-шесть часов ночью и рано утром сделаешь больше, чем за десять-двенадцать днем, преодолевая сонливость. При моем постоянном головокружении надо ловить часы наибольшей бодрости, а не бездарно пропускать их на том основании, что в это время «люди спят». Другие спят – им на работу; когда мне на мероприятие, тоже сплю. Но, вообще-то, я – надомник, и, к счастью, имею роскошную возможность работать, когда работается. Соответственно состоянию здоровья.

Еще спрашивают, как мы ощущаем движение, если не видим перемещения предметов вокруг себя.

Вибрация корпуса транспортного средства. Автомобиля, теплохода, вагона, самолета. Всем телом чувствую неровности дороги, когда меня везут в инвалидной коляске. Чувствую повороты коляски, автомашины. Правда, иногда меня в коляске везут так плавно, что я не замечаю поворотов. Но обычно в машине поворот – один из важнейших ориентиров. Вот такси повернуло направо и почти сразу налево (завалилось на левый бок, потом на правый); это оно заехало в «карман» перед переездом через Ярославское шоссе – значит, скоро мой дом. Вот машина затряслась на неровностях – почти приехали…

Большое удовольствие доставляет встречный ветер при быстрой езде. Сейчас вагоны дальних поездов скучные, герметичные. А в молодости любил верхнюю полку с подветренной стороны, при открытом окне, особенно ночью: лежишь на животе и пялишься в темноту, пытаясь увидеть проплывающие мимо огни. Всегда любил до предела опускать боковое стекло в легковом автомобиле. В молодости любимыми аттракционами были американские горы, петля Нестерова и автодром. Горы – все тридцать три удовольствия: грохочущая вибрация, стремительные спуски/подъемы/виражи, швыряет то вправо, то влево… Ну и встречный ветер, конечно… Ух! Петля Нестерова – несколько раз повисеть на ремнях безопасности, вцепившись в подлокотники, вверх тормашками. Автодром – использовал светоощущение, чтобы врезаться в скопления автомобильчиков. Толкотня со всех сторон, а, в конце концов, уткнешься в угол, в ограждение и пытаешься выбраться оттуда, чтобы опять разбойничать… Тар-р-ран!