Страница 2 из 6
Мать билась в истерике, трясла девочку, хватала нас за руки. Но мы не могли вернуть жизнь ребёнку, а вот отнять её у взрослого – вполне в наших силах.
– Их убили на нашей территории. Мы быстро сходим и вернёмся, – сказал Гросс лейтенанту.
– Ты же знаешь, что нельзя, – ответил Гильад.
Мы вернулись в сорванную засаду. Гросс угостил меня сигаретой, теперь можно и покурить. Хамсин ещё не кончился, но голова почему-то перестала болеть.
– Зачем он убил их? – спросил я.
– Не понимаешь? Сукин сын развлекался, он просто развлекался, – в глазах циничного Гросса блеснули слёзы, ведь он тоже отец маленькой девочки.
Разговоров о беженцах я больше не слышал, несмотря на то, что все были правы.
Йогурты
Вот уже неделю не умолкал дождь. Скучные, пасмурные дни сменяли один другой. Постоянно хотелось спать, поменьше двигаться и не выходить из казармы. Уже в третий раз перечитываю Швейка, выбираю самые смешные отрывки из похождений бравого солдата. Через несколько часов снова придётся залечь в мокрой траве самарийского холма, дрожать от холода, вслушиваться в тишину и спрашивать себя: «Зачем я здесь?» Швейк бы ответил: «Чтобы защищать себя». Логично.
Мне казалось, что кормили нас неплохо: мясо, овощи, питы, тхина, кофе, чай, какие-то крекеры. Однако не все товарищи были со мной согласны. Израильский резервист готов терпеть отвратительную погоду, недосып, сырость и даже насморк, но только не плохое питание.
Недовольство приняло форму стихийного бунта.
– Я уже покакать два дня не могу, пытаюсь, тужусь, но ничего не выходит. Без кефира
у меня запор, – жаловался Шмулик.
– Не желаю видеть вашу пресную, ашкеназскую еду. Трудно куркумы, базилика, паприки в салат добавить? Как вы, убогие, живёте без острого, красного перца? А где петрушка, где кинза?! – орал смуглый Меир.
На крики сбежалась вся база, некоторые оставили наблюдательные посты.
– Уже три дня сидим без «милки», «джели», даже шоколадную пасту стали выдавать одну на два стола. И не привозите мне клубничные йогурты, я люблю ананасовые! – кидался с кулаками на интенданта рыжий кибуцник. Командир базы бесстрашно выступил вперёд, сложил пальцы щепотью (рэга), попросил тишины:
– Ситуация такая. Поставщики, тыловые крысы, боятся пробираться к нам под обстрелами. Но не надо кипеша, я уже высылаю в ближайшее поселение взвод солдат в сопровождении танка. Обещаю, йогурты к ужину будут…
И посмотрев на рыжего, добавил: «ананасовые тоже».
Верблюд
Израильско-египетская граница. На одной стороне дороги мы, на другой – они. И где-то посередине выходцы великой и страшной Аравийской пустыни, цыганообразные бедуины. Гордые созерцатели ночных звёзд, равнодушные к постоянно меняющейся моде, бедуины верны своей белой тунике и куфие уже тысячи лет. Вот только бродить по пустыне и смываться после набега удобней в кроссовках.
Демократические преобразования также обошли стороной уклад древних племен. Шейхов не выбирают – шейхами рождаются.
Бедуины безошибочно определяют заминированные участки на своей территории. Кстати, благодаря чутью одного из сынов пустыни, который заметил замаскированную мину, автор этих строк вполне живой, при всех своих конечностях, сидит и подшучивает над гордым народом.
По примятой травинке, надломанной веточке, фантазия, помноженная на интуицию и дедуктивный метод, воссоздаёт вполне осязаемое прошлое.
Однако не кочевники герои моего рассказа, а Camelus dromedarius, по-нашему – одногорбый верблюд, верный, незаменимый друг обитателей пустыни. Бедуины эксплуатируют своего друга по полной. Верблюд – транспортное, гужевое средство, источник молока, мяса, шерсти, и даже умирая, завещает свою шкуру порезать на ремни. Забыл добавить: нашему герою и своего помета не жалко, пользуйтесь на здоровье, отапливайте шатры.
К нам на армейскую базу повадилось лицо знаменитого табачного бренда. Впрочем, какое там лицо, морда, причём наглючая. Ребята его жалели, подкармливали хлебом, овощами, давали водички. Вскоре дромадер стал проявлять свой капризно-свирепый нрав. Уже от морковки нос воротит, хлеба мало принесли, вода не из того ведра. Когда ему не нравилось угощение, кэмел орал, плевал в своих кормильцев и норовил укусить. Мы призадумались, как быть в такой сложной ситуации? Все знают слова мудрого Лиса про ответственность за тех, кого… Но позволить какой-то скотине терроризировать военный лагерь? Потомки царя Соломона приняли решение в стиле своего предка: в ворота одногорбого не впускать, но продолжать кормить, через забор. Однако мы забыли, что верблюд бедуинский, поэтому умеет сливаться с окружающей средой и терпеливо сидеть в засаде. Как только ворота открывались, он со всей своей пятисоткилограммовой дури, словно спринтер, мчался в образовавшуюся брешь, сметая на своём пути все преграды. И порезвее испанского быка, сбежавшего с корриды, со страшным криком преследовал несчастных двуногих. Терпению пришёл конец, да и слыхано ли, чтобы какой-то парнокопытный так издевался над хорошо вооружёнными людьми.
– Застрелить, гада! – кричали потерявшие терпение представители израильской военщины.
Командир, впрочем, права на отстрел взбесившегося зверя не дал:
– Верблюд, он хоть и сукин сын, но он не наш сукин сын. Не имеем права. Предлагаю найти его хозяев.
– И их пристрелить? – оживился вернувшийся из отпуска сержант Гросс, брезгливо вытиравший мокрой салфеткой оплеванную парадную форму. Офицер в ответ лишь вздохнул.
На переговоры с хозяевами пустыни отправили самых сдержанных и воспитанных солдат.
Нас принял шейх, предложил кофеёк с кардамоном, томящийся на маленьком огне часов десять кряду. Хотя это не кофе, а самая жестокая проверка сердечнососудистой системы. После такой чашечки от шума ударов собственного сердца можно оглохнуть. Выслушав суть дела, патриарх развёл руками:
– Я не знаю, чей это верблюд.
– Если он не ваш, значит мы его пристрелим. Отомстим за искусанных и затоптанных товарищей, – обрадовался мстительный Гросс.
– Шейх, мы пришли, проявив уважение. На задней ноге верблюда ваше тавро. Реши проблему, и никто не умрет, – произнёс я с вежливой улыбкой. Патриарх посмотрел на меня своим колючим взглядом, еле заметно кивнул головой и прикрыл веки.
Аудиенция закончилась.
Прошло несколько спокойных дней. Всё как обычно: засады, погони з а контрабандистами, сопровождение суданских беженцев. Жизнь текла размеренно и благородно, как и положено в пустыне. И вот снова появилось оно, измученное, еле передвигающее ноги животное, и жалобно засунуло в проём ворот обиженную морду.
Я подошёл к нему: «Ну, что брат, вижу досталось тебе. Сам виноват. Стоять здесь и не шалить, сейчас принесу хлебушка».
Бедуин
На Ближнем Востоке у нас немного друзей. Вернее, меньше, чем немного. А те, кто есть, не друзья, а союзники. Союзы, например, с бедуинами, держатся на взаимовыгодных условиях. Государство Израиль предоставляет бедуинам особые социальные условия, медицинское обслуживание, возможность получения высшего образования. Сыны пустыни дают стране лучших следопытов, разведчиков, проводников (примерно четверть бедуинов служит в армии, в боевых частях на добровольных началах), а также наркотики, сигареты и, до недавнего времени, беженцев из Африки и проституток из бывшего Союза.
Бедуинский народ состоит из племён и кланов, разительно отличающихся друг от друга. Северные бедуины по укладу жизни, традициям и культуре совершенно не похожи на южных. Разница примерно такая, как между ашкеназами, евреями-выходцами из Европы, и сефардами – тоже евреями, но выходцами с Ближнего Востока.
Однажды в армии я увидел, как мне показалось, «нашего» человека – коренастого, светлокожего, русого, спокойного тридцатилетнего лейтенанта.
На радостях я подошёл, заговорил с ним по-русски. Он извинился и с арабским акцентом на иврите сказал, что к сожалению, не говорит на языке Чехова.