Страница 1 из 6
Рами Юдовин
Верблюд
Галактический еврей у Плачущей Стены
Недавно я сидел на скамеечке у моря и никого не трогал, даже в мыслях.
Подсаживается ко мне женщина старше бальзаковского возраста, в красной панаме, на которой уже отражались блики закатного солнца. На здоровье, пусть сидит, тем более скамеечка общественная, кто успел тот и сел.
«Надо уходить», – вздохнул я. У некоторых людей аллергия на цветочную пыльцу, а у меня на сильный запах сладковато-приторных духов.
А дама смотрит на меня так пристально и, можно сказать, дерзко.
Только собрался валить, как она спрашивает:
– Вы Рами Юдовин?
Удивился.
– Допустим. А что?
– Я читаю в интернете все ваши статейки и рассказики, – недовольно произносит мадам, как будто я ее заставляю это делать.
«Опаньки, – думаю. – Вот она – слава, хоть и очень подозрительная».
– Вы не обязаны читать, – я приготовился к обороне.
– Нет уж. Антисемитов надо знать, особенно тех, кто живет в нашей стране.
– Почему вы решили, что я антисемит? – спросил я, преодолевая рвотный рефлекс от эфирного масла с сильным запахом муската.
– Вы пишете гадости о раввинах, вы высмеиваете наши еврейские праздники, обычаи и традиции.
Удивляюсь еще больше. Но интересно послушать. Обычно женщины с запахом цветочных духов упрекали меня совсем в другом: что я первым не звоню, мусор не вовремя выношу, посуду за собой не мою, мало зарабатываю, но в антисемитизме обвинений не было. Может, потому что мои подруги были не совсем иудейками, но зато они тоже быстро кончали. Нет, не потому что страстные, как еврейки, а потому что русским бабам жаль мужиков. Впрочем, извините, отвлекся.
– Я вообще – то еврей, – заявляю твердо и по старой советской привычке оглядываюсь.
– Еврей? Вы наверно не галактический еврей!
Именно так она и сказала: «галактический» вместо «галахический».
– Вполне галактический, – отвечаю. – Даже можно сказать, космический.
– Не морочьте мне голову! – рассердилась дама. – Лучше поезжайте в Иерусалим, сходите к Плачущей Стене, и вы сразу поймете, что значит быть евреем.
– Плачущей? – я рассмеялся. – А ведь верно. Трамп недавно ходил к Стене, так ее после этого переименовали из «Стены Плача» в «Плачущую Стену».
– Почему? – настала очередь удивляться женщине.
– Видели записочку, которую Трамп вложил? Так это был счет за его визит. «Стена» теперь не плачет, а рыдает. Хотите автограф?
– Селфи! – угрожающе сказала мадам.
– Хорошо, – согласился я.
Главное, в этот момент не дышать. Ничего, выдержу.
Беженцы
Египетская граница. 2008 год.
Вентилятор работал на полную мощность, но всё равно в маленькой комнате было душно. Я лежал на кровати и слушал через «МР3» аудиокнигу Стругацких «Трудно быть богом».
«Как тяжело оставаться человеком, если живёшь среди волков».
Шарав Африки принёс песок пустыни, поднял к небу и не опустил тяжёлую пыль.
От хамсина ныл, словно капризный ребёнок, висок. Боль вгрызалась в плоть, и я вышел на воздух.
Услышав разговор на повышенных тонах, подошёл к боевым товарищам. «Откуда они берут столько сил на крик и здоровье на сигареты?»
– Мы обязаны их принять! У нас приказ! – громко жестикулировал обычно спокойный лейтенант Гильад.
– Ты прав! – соглашался с ним Дан. – Если бы евреев пустили в Палестину, не было бы Холокоста.
Гросс, похоже, был против приёма беженцев.
– Вы хотите, чтобы половина Африки была здесь? Израиль слишком мал, чтобы всех вместить. Наши политики сошли с ума, а вместе с ними и вы!
– Они бегут от войны. Вот если бы нам помогли… – гнул свою линию человеколюбивый профессор биологии Дан.
– Большинство из них – экономические беженцы, – объяснял помощник депутата Кнессета юрист Саар. – Мы их не обязаны принимать, у нас с ними нет общей границы. В Египте у них пункт сбора, с которого бедуины переправляют их к нам.
– Рам! – Гросс подмигнул мне. – А что думает «русский»? Построить забор, установить пулемётные вышки? Границу на замок?
Все улыбнулись. В армии смеются даже от самых незатейливых шуток.
– Могу лишь высказать мнение галутного еврея, – сказал я.
«Два человека пришли к раввину, чтобы он разрешил их спор.
– Ребе, вот я говорю, что на небе луна.
– Ты прав, Хаим, – соглашается раввин.
– А я говорю, что месяц.
– И ты прав, Срулик, – снова соглашается ребе.
Ребецн кричит с кухни:
– Шломо, так не может быть, чтобы все были правы!
– И ты права, жена моя!»
– Все правы, – протянул Гильад. – Помоги нам, пожалуйста. Нужно забрать беженцев. У нас людей не хватает.
Я кивнул, книгу дослушаю потом.
– Осторожнее с ними, – предупредил Дан, кстати, житель северного Тель-Авива. – Ни в коем случае не дотрагивайся до них. Африканцы могут быть больны лихорадкой, от которой даже у нас нет лекарств.
Интересные люди «северяне»; с одной стороны, признаются в любви к беженцам, а с другой – в свой престижный район их не пускают и за один стол с ними не сядут.
Хорошо, когда в автобусе есть кондиционер, который выдаёт прохладный воздух. Как наши праотцы выживали в пустыне без «кондея»? Не успел я развить мысль, как мы уже прибыли на место.
Фары осветили группу людей; человек двадцать уставших, немного напуганных, настороженных мужчин, женщин и детей. Они неуверенно переминались с ноги на ногу, ловили каждый наш жест.
Девицы украдкой бросали на нас взгляды, таившие загадку страстной и грациозной черно-алебастровой красоты.
Глаза некоторых мужчин мне не понравились: бешеные, как у дикого кота перед нападением на голубя.
Я первым вошёл в автобус и быстро сел на заднее сидение. Беженцы расселись по местам: мужчины справа, женщины слева. Мы раздали всем хлеб и тунец, сначала женщинам и детям, а потом мужчинам. Африканцы не смогли открыть консервы, никто не догадался потянуть за ключ-кольцо. Бывает, в конце 80-х я тоже не сразу открыл банку немецкого пива из «Берёзки».
Продемонстрировал беженцам, как открываются жестяные коробочки с тунцом. Некоторые зааплодировали; не каждый день им встречается человек, владеющий тайной консервного кольца.
Воду суданцы пили из пластиковых бутылок, не дотрагиваясь губами до горлышек.
Между прочим, в Нигерии европейские и американские начальнички дают воду местным рабочим в пакетах, хотя сами при них пьют из бутылок, чтобы показать превосходство над «низшей» расой.
Я смотрел на сыновей Африки и не понимал: «Мы не виноваты, что в Африке война, насилие, голод. Люди не противостали узаконенному злу, а теперь пожинают его плоды. Отравленные злом, бегут в страны, в которых преступления не поощряются. Не знаю, можем ли мы их «очеловечить», имеем ли право вмешиваться в их жизнь? А вот они с лёгкостью смогут довести нас до озверения».
Вскоре, без приключений, мы доставили беженцев до пункта назначения.
Прошёл день, и снова наступила ночь.
Нам сообщили, что бедуины из Египта готовятся переправить на нашу территорию большую партию контрабанды: наркотики, сигареты. Мы расположились в засаде, ждём. Вдруг услышали выстрелы, разорвавшие тишину. Странно, контрабандисты не стреляют и по ним не стреляют, даже во время погони, от которой они уходят на своих мощных джипах.
Мы поспешили на звук. Фонари выхватили из темноты нескольких перепуганных африканцев, оружия у них не было.
Одна женщина что-то говорила и тянула нас за собой.
Мы подошли вплотную к чужой территории. Совсем рядом наблюдательные посты египтян.
Гильад первым заметил лежащего лицом вниз человека с зияющей раной на спине. Женщина металась, выкрикивала какие-то слова, похоже, она кого-то звала.
Гросс перевернул тело несчастного и неожиданно вскрикнул от вида чудовищной картины. Мужчина прикрыл собой маленькую д евочку. Пуля из «Калаша» пробила сердце отца и шею его дочери.