Страница 40 из 46
В исследовательской литературе сложилось представление о примененных значительной частью подследственных различного рода методах и приемах защиты, включавших, в том числе, полное «запирательство», сокрытие наиболее «криминальной» обвиняющей информации, осторожные признания («полупризнание»), подтверждение только уже известной следствию информации, снижение обвинительного значения предъявленных показаний и т. д. Оно выражается в конкретном выводе о сокрытии арестованными некоторых наиболее опасных с точки зрения обвинения сведений[322].
Однако, при общей констатации этих выводов и наблюдений, факта более или менее эффективного и последовательного применения значительной частью арестованных тактики защиты, в декабристской историографии остается достаточно распространенной точка зрения о полной откровенности подследственных. Эта точка зрения, нуждающаяся в постоянном обосновании, ввиду столь редко встречающегося феномена, влечет за собой, помимо прочего, представление о том, что информация из следственных показаний в главной своей основе заслуживает безусловного доверия, заключенные в ней данные можно воспринимать «напрямую», как полностью объективные. В научной традиции установилось безусловное доверие к показаниям, данным на процессе, и, что еще более важно, к выводам и обобщениям обвинительной информации, принадлежащим следователям, – не исключая рассматриваемого вопроса о персональном составе декабристского движения. Наглядным отражением этого доверия служит вывод одного из современных исследователей декабризма В. А. Федорова, который отмечает: «…никому не удалось скрыться от бдительного ока правительства», за исключением тех, кто «краткое время состоял в Союзе благоденствия и вскоре прекратил с ним всякие связи»[323].
Согласно этому подходу, членство в тайном обществе в конечном счете должно быть прямо зафиксировано в материалах следствия. В «Алфавите» Боровкова указано множество лиц, против которых имелись показания о принадлежности к декабристскому обществу, не нашедшие подтверждения в ходе процессе. В рамках приведенной точки зрения их нельзя признать декабристами. Группа сумевших доказать свою невиновность остается при таком подходе вне пределов внимания исследователей.
Другой подход к следственным показаниям – как к источнику, требующему критической работы, содержащему далеко не полную информацию, причем часть сведений в нем затенена, – хотя и сформулирован в научной традиции, но до сих пор не получил распространения в исследовательской практике. Тот факт, что на следствии многое оказалось скрытым, принимается во внимание достаточно избирательно. На практике оба подхода нередко сочетались у одного исследователя, поочередно выходя на первый план в соответствии с исследовательскими задачами (примером такого сочетания служат работы М. В. Нечкиной).
Однако вопрос о невыявленных на следствии лицах, участниках декабристских союзов, которым удалось доказать свою невиновность и оправдаться, не ставился и не рассматривался в рамках отдельного исследования. Одной из главных причин являлся установившийся взгляд на «откровенность» подследственных. Никто из историков не рассматривал специально случаи оправдания обвиняемых – когда было вынесено оправдательное решение, несмотря на прозвучавшие в их адрес показания о принадлежности к тайным обществам.
В монографии, специально посвященной следствию и суду над декабристами, В. А. Федоров приходит к справедливому выводу о том, что на первом этапе процесса перед следствием была поставлена задача арестовать всех участников тайных обществ и прикосновенных к ним: «В этой обстановке было захвачено немало случайных лиц, непричастность которых к заговору стала очевидной уже после первых их допросов», – заключает исследователь. Далее исследователь констатирует: освобождались с аттестатами главным образом в том случае, «если арестованный оказывался непричастным к тайному обществу», как только следствие устанавливало факт непричастности к тайному обществу[324]. Однако этот вывод можно отнести лишь к части освобожденных в период процесса. С другой их частью – арестованными в силу конкретных уличающих показаний – дело должно обстоять гораздо сложнее.
В. А. Федоров уделяет особое внимание расследованию и выдвинутому обвинению против группы осужденных по приговору Верховного уголовного суда. Категория освобожденных «за отсутствием против них улик» и оправданных на следствии подозреваемых предметом отдельного внимания не стала. Признавая, что в числе освобожденных с оправдательным документом (по его подсчетам, 64 человека) находились участники декабристской конспирации, Федоров называет в этой связи только установленных следствием членов тайных обществ, прощенных Николаем I (Л. П. Витгенштейн, А. А. Суворов). Те же, кто был оправдан из-за неподтвердившегося обвинения, кто был признан следователями «невинным», остались фактически вне рамок исследования. Историк счел возможным зачислить в разряд «спасшихся» от наказания декабристов только А. С. Грибоедова[325]. В целом, автор единственного монографического исследования, посвященного следственному процессу по делу декабристов, не вышел за пределы традиционного представления о том, что привлеченные к следствию лица, освобожденные с оправдательными аттестатами, как правило, не были причастны к тайным обществам и «никакого отношения к декабристам не имели»[326].
Образцом другого подхода является исследование М. В. Нечкиной «Следственное дело о А. С. Грибоедове» (М., 1945), вошедшее в переработанном и дополненном виде в состав монографии «Грибоедов и декабристы» (М., 1947) и выдержавшее несколько изданий[327]. В этой обстоятельной работе подробным образом затронут вопрос о ходе расследования причастности к тайному обществу одного из оправданных на следствии – А. С. Грибоедова. Выводы, к которым пришла исследовательница, весьма значимы для проблематики настоящей работы. Нечкина, опираясь на проведенный анализ следственных материалов и других источников, полагала, что Грибоедов, официально признанный непричастным к тайному обществу, в действительности достоверно знал о его существовании и его целях, причем выполнял поручения главных лиц декабристской конспирации. Оговорив наличие противоречивых показаний, на основе сопоставительного анализа имеющихся материалов следствия историк сделала аргументированное заключение о формальном членстве известного литератора в декабристском союзе[328].
Итак, констатируя неполноту и необъективность показаний, а также явную тенденциозность расследования, историки, вслед за выводами следователей, чаще всего полагают, что освобождение в результате следствия служит вполне достаточным доказательством действительной непричастности к декабристской конспирации. В этом случае оказывается, что официальное признание «невиновным» привлеченного к следствию опирается на его реальные отношения к декабристскому союзу и служит своеобразной гарантией его непричастности к деятельности тайного общества. Тем самым исследовательская традиция оказалась в зависимости от официального вердикта следствия, косвенно признавая адекватность заложенной в следственных показаниях арестованных информации.
В справочно-библиографических изданиях, отражающих сложившуюся историографическую ситуацию вокруг того или иного лица, в «разряд» декабристов занесены лишь немногие из числа официально оправданных: декабристами считались только авторы воспоминаний об аресте и заключении В. П. Зубков[329] и Н. П. Крюков. Видимо, в данном случае влияние оказал факт сохранившихся мемуарных текстов, что «стихийно», в ситуации общей малоизвестности этих лиц, влекло за собой отнесение их к числу декабристов. Стоит отметить, что Б. К. Данзас, против которого были выдвинуты те же обвинения, что и против Зубкова, в библиографических справочных изданиях, напротив, никогда не считался декабристом. Колебания в идентификации наблюдаются в отношении А. А. Плещеева 2-го, членство которого не было доказано на следствии. Он был «зачислен» в разряд декабристов лишь однажды (справочник 1980 г.). Лишь в последнем по времени справочнике 1994 г., значительно расширившем круг декабристов, к числу последних отнесены оправданные на следствии А. М. Голицын, Ф. К. Левенталь, В. К. Ширман[330].
322
См.: Федоров В. А. «Своей судьбой гордимся мы…». Следствие и суд над декабристами. М., 1988. С. 176, 177.
323
Там же. С. 220. Очевидно, исследователь в данном случае имел в виду членов тайного общества, установленных на следствии, но не подвергавшихся аресту.
324
Там же. С. 205.
325
Там же. С. 66, 76, 107.
326
Там же. С. 64–65, 107.
327
Нечкина М. В.: 1) Грибоедов и декабристы. М., 1951; 2) Грибоедов и декабристы. М., 1977; 3) Следственное дело А. С. Грибоедова. М., 1982.
328
Нечкина М. В. Следственное дело А. С. Грибоедова. М., 1982. С. 51–52.
329
См. о нем: Козьмин Б. П. Московский либерал из «Былого и дум» // Известия АН СССР. Серия истории и философии. М., 1950. Т. 7. № 1. С. 85–87.
330
См.: Ченцов Н. М. Восстание декабристов. Библиография. М.; Л., 1929; Движение декабристов. Указатель литературы. 1929–1959. М., 1960; Движение декабристов. Указатель литературы. 1960–1980. М., 1982; Движение декабристов. Указатель литературы. 1977–1992. М., 1994 (по именному указателю).