Страница 12 из 23
Простодушная державинская ласточка, столь же легко меняющая направление полета, как Державин меняет размер, остается такой только до шестого четверостишия (строфического деления в стихотворении нет). То, что автор вытворяет с размером, достойно удивления. Первые четыре строки мы имеем дело с дактилем, который затем сменяется амфибрахием, но ненадолго. Седьмая строка сконструирована из дактиля и амфибрахия, восьмая – из анапеста и амфибрахия, что на слух далеко выламывается из всякого регулярного силлабо-тонического размера. И только затем Державин возвращается на рельсы правильного амфибрахия, с которых уже не сворачивает до самого конца. Мы далеки от того, чтобы видеть в переменах ритма прямую передачу зигзагообразного полета, но какое-то отношение к истине эта гипотеза имеет, тем более что полет ласточки Державин открыто сравнивает с молнией, которая до земли тоже долетает, как известно, зигзагом.
Строка «Но видишь ты всю там вселенну…» переключает стихотворение из плана нехитрой зарисовки в план философский. Жизнерадостная птичка, познав все, пройдя через смерть, возвращается в мир. И только после единственного пробела выясняется, что все это аллегория. Ласточка – душа, которая воскресает для соединения с возлюбленной, хотя полной уверенности в этом воссоединении за порогом жизни у Державина нет: стихотворение завершается вопросом, обращенным к покойной возлюбленной.
Кажется, что в стихотворении А. А. Фета «Ласточки» говорится о другом. Но чем в большей степени о другом в нем говорится, тем более явно проступают соответствия между этими двумя текстами.
Едва ли существует универсальный подход к анализу текста, как стихотворного, так и прозаического. Взгляд читателя-аналитика должен сразу выделять ведущий формальный прием, объясняя содержательность которого, мы и приближаемся к истинному художественному смыслу стихотворения. Такой прием здесь – «ускоренные» за счет пиррихиев строки. Составим схему количества ударений по строфам:
Размер, который выбирает Фет, – четырехстопный ямб, но все четыре схемных ударения он использует только в трех строчках из шестнадцати. Пять раз Фет пропускает по два ударения, что совершенно нехарактерно для XIX века, зато вполне характерно для ХХ, особенно для Б. Пастернака. В половине случаев Фет использует строку с одним пропуском ударения, почти всегда предпочитая пиррихий на третьей стопе. Таким образом, если норма для Фета – три ударения, то можно сделать предположение, что изменение их количества в большую или меньшую сторону значимо. И действительно, «тяжелые» строки создают образ лирического героя («Люблю, забывши все кругом…», «Не так ли я, сосуд скудельный…») с его земной малоподвижной природой и образ плотной «чуждой стихии» («И страшно, чтобы гладь стекла…»), противоположной полету ласточки. «Легкие», ускоренно произносимые строки (известно, что ударный гласный в полтора раза дольше безударного) создают образ стремительного полета ласточки:
и сопоставляемого с ним вдохновения:
Мы видим, что ласточка Фета, как и державинская, остается ласточкой только две с половиной строфы. Дальше идет сравнение. За ласточкой возникает довольно сложный образ вдохновения.
Мы не можем провести однозначные параллели «тяжелый» человек – «тяжелая» (это не термин) вода и «легкая» ласточка – «легкое» вдохновение, потому что у человека и «чуждой стихии» разные причины тяжести. Один ограничен своим земным жребием и праздностью, а другая чужда, страшна и «запредельна». Все это, как и внезапное философствование Фета, скорее напоминает Тютчева. И действительно, в этих стихах Фет как будто следует тютчевским интонациям. Правда, Тютчев не назвал бы запредельную стихию чуждой и поискал бы природу вдохновения внутри, в глубинах подсознания. Фет пишет о другом – о смертельной опасности творчества, и это делает его средним звеном цепи, связывающей Державина и третьего поэта, о котором речь впереди, – Мандельштама. Человек не творец, а соглядатай, наблюдатель, но вдохновение (то, что вдохнули, то есть нечто постороннее по отношению к нему) заставляет его вступить на путь творчества, чреватый многими опасностями и не обещающий побед.