Страница 4 из 11
Известное рассуждение Зенона о стреле, выпущенной из лука и, вроде бы, движущейся, но при этом в каждый бесконечно короткий момент времени остающейся в состоянии неподвижности (покоя), напрашивается здесь само собой. И дело не в том, что в процессе взаимодействия одна из сторон пассивна или находится в состоянии покоя, а в том, что мы это замечаем или не замечаем. А отсюда весь вопрос состоит в том, что мы сами называем взаимодействием: очевидное или неочевидное. Если действие равно противодействию или если обе эти характеристики (прямая и обратная связь) очевидны и эмпирически поддаются определению, тогда мы можем называть такую связь взаимодействием. Когда же ответная реакция одной из сторон оказывается ничтожно малой, бесконечно краткой и не поддающейся эмпирическому определению и не играющей практически никакой существенной роли в организации такого взаимодействия, тогда корректнее называть такую (одностороннюю) связь действием. В противном случае нам пришлось бы процесс попадания солнечного света на землю называть взаимодействием, хотя непосредственно это обстоятельство не оказывает ровным счетом никакого влияния на само солнце.
И здесь распространять принцип детерминизма буквально на все процессы и явления было бы опрометчиво, поскольку, хотя все они и связаны между собой, но связь эта может быть принципиально различной. А ведь именно это и происходит, когда идею технологического детерминизма распространяют на всю социальную сферу и утверждают, что благодаря развитию техники и технологии можно успешно решить практически все социальные проблемы в обществе. Как показала история, такие представления – заблуждение.
Во-вторых, тезис о неорганизованном взаимодействии также, по нашему мнению, крайне поверхностен, поскольку если имеется взаимодействие (а не хаотическое воздействие), то организация такого взаимодействия как бы предполагается apriori. В известном голливудском к/ф «Игры разума» известный математик и будущий Нобелевский лауреат Р. Нэш, занимаясь проблемой управляемой динамики, открыл формулу динамического равновесия. Изучая поведение голубей на лужайке, он пришел к выводу о наличии в любой форме взаимодействия (в том числе и в социальном взаимодействии) определенных закономерностей, выражающих организацию такого взаимодействия. Формула равновесия Р. Нэша является одной из аксиом современной синергетики. Сегодня также известно, что в броуновском движении состояние хаоса порождается как раз отсутствием реального взаимодействия, когда воздействие само по себе не упорядочено. Но в броуновском движении участвуют неодушевленные частицы, т. е. «контрагенты», не обладающие волей и сознанием. Иное дело – сфера общественных отношений. В сфере социального взаимодействия подобные примеры видимого хаоса (неупорядоченности) мы можем обнаружить тогда, когда оно осуществляется не системно (спонтанно) и не регулярно (дискретно). Но хаос ли это? Можно ли любые социальные возмущения (бифуркации) называть проявлением хаоса? Или правы были древние римляне, когда, разрабатывая собственную систему права, в ее основу положили ключевой критерий: «Ищи, кому выгодно!», а случайность называли непознанной закономерностью.
Сфера образования и воспитания в ее нынешнем состоянии иллюстрирует нам такие примеры мнимой хаотичности сплошь и рядом: когда у талантливых родителей вырастают бесталанные дети, когда в трудовом коллективе оказывается бездельник и лодырь, когда любовь родителей развращает детей, делая их моральными уродами, – тогда мы обнаруживаем несоответствие целей и средств в структуре воздействия субъекта воспитания и образования на его (образования) объект.
Иная ситуация складывается в случае реального взаимодействия: оно основано на организации (организованности), которая, конечно, может быть эффективной или неэффективной, но которая по определению уже есть. В противном случае не будет и взаимодействия как такового. В чем же состоит смысл организованности социального взаимодействия, результатом которого становится формирование субъекта социального творчества? По нашему мнению, оно состоит в духовно-нравственном самоопределении личности, в выборе и выработке ею ценностных оснований своего поведения в целом, а для практики социального творчества – в частности.
В-третьих, на наш взгляд, довольно сомнительным является аргументация П. А. Сорокина в пользу существования (выделения) организованной и неорганизованной солидарно-антагонистических систем социального взаимодействия. В отношении к четырем предыдущим (организованно-антагонистической, неорганизованно-антагонистической, неорганизованно-солидарной и организованно-солидарной) системам социального взаимодействия вопросов вроде бы быть и не может, поскольку, как известно, противоречия могут быть либо антагонистическими, либо неантагонистическими. Иных просто на сегодняшний день эмпирически не установлено. Этот тезис гегелевской диалектики и служит теоретико-методологическим основанием для конструирования четырех первых систем социального взаимодействия. Но вот когда мы рассматриваем «смешанные» системы, предложенные П. А. Сорокиным, а именно организованную и неорганизованную солидарно-антагонистические системы социального взаимодействия, то настораживает сама аргументация в пользу ее выделения. «Она держится отчасти на принуждении, – пишет П. А. Сорокин, – отчасти на добровольной ее поддержке» [335, с. 559]. Этот же аргумент он применяет и для характеристики типов социальных отношений, выделяя семейственные, договорные и принудительные. Обращает на себя внимание нечеткость предлагаемых формулировок: ведь семейные отношения вполне могут быть как договорными (например, брачный контракт), так и принудительными (например, продажа невесты за калым и т. д.). В результате, в одних семьях вырастают самостоятельные и духовно зрелые люди, а в других – нет.
Кроме того, принуждение в той или иной мере присутствует и в организованной и неорганизованной солидарной системах социального взаимодействия. Следует также помнить, что принуждение отнюдь не равнозначно насилию, которое как раз и говорит об антагонизме. Конечно, все мы знаем такие технологии, как «кнут и пряник» или «разделяй и властвуй», и, вроде бы, можно было бы принять идею автора о существовании смешанных систем социального взаимодействия. Но вот вопрос: что, собственно, смешивается в таких идеальных конструкциях? Ведь известно, что далеко не все элементы солидарного и антагонистического поведения транспарентны, т. е. допускают взаимное существование друг друга. Так можно ли их «смешать», и, что самое главное, бывают ли все-таки такие паллиативные системы социального взаимодействия в действительности? Или это плод нашей фантазии?
В-четвертых, весь смысл социокультурной динамики у П. А. Сорокина представлен как постоянная борьба чувственной и идеациональной систем культуры. Но было бы правильнее рассуждать о взаимодействии различных систем культуры, в процессе которого появляется и развивается способность личности к социальному творчеству. Термин флуктуация, используемый П. А. Сорокиным, до конца так и не прояснен. А можно было бы представить это понятие как духотворение в процессе развития и взаимодействия различных культурных систем. Тогда субъект этих систем – личность предстает перед нами как источник духа, как его некий генератор. До сих пор в религиозной философии и теологии преобладает взгляд, согласно которому дух входит в человека (человеческое тело), но правильнее было бы говорить, что он исходит из человека (из человеческой души). «Тело – это сосуд, в котором живет душа человека» – такова интенция религиозной философии. Флуктуация как раз и представляет собой духовную деятельность, т. е. деятельность человеческой души, живущей в теле. И содержанием этой деятельности является формирование духовности личности. А если это так, то родовая сущностная деятельность человека заключается отнюдь не в материальном труде по добыванию или созданию средств к существованию. Таким «трудом» занимаются многие живые организмы, которые не просто потребляют данные природой готовые ресурсы, но и производят их (пчелы – мед, и т. д.). Родовой и сущностной деятельностью человека является духотворение, духовная его деятельность или то, что В. С. Соловьев называл «работой со смыслами».