Страница 3 из 11
Духовный труд представляет собой напряжение не только человеческого ума, но и человеческого сердца в поиске возможностей реализовать естественную способность личности к созиданию добра. Именно напряжение ума и сердца создают тот необходимый настрой души, который созидает дух, т. е. создает его предметность в деятельности человека, наполняет ею человеческие поступки, вводит ее в человеческую материально-предметную практику. Одухотворение результатов обычного физического труда посредством «духовного делания» (И. Ильин) означает, что вещи (артефакты) и институции (нормы), создаваемые человеком, приобретают некий духовный смысл, совершенно определенное моральное, нравственное, этическое и эстетическое значение. И тогда не только кадило или хоругвь, алтарь или дарохранительница будут являться сакральными по своему смыслу вещами. Но и все те вещи (блага), в которые человек вложил свою душу, свое сердце будут произведениями не только его физического или умственного труда, но и труда духовного.
Прав был И. А. Ильин, когда утверждал: «Хозяйствуя (трудясь – авт.), человек не может не сживаться с вещью, вживаясь в нее и вводя ее в свою жизнь. Хозяин (труженик – авт.) отдает своему участку, своему лесу, своей библиотеке не просто время и труд; он не только «поливает потом» свою землю, дорабатывается до утомления, до боли, до ран на теле; он творчески (выделено нами – авт.) заботится о своем деле, вчувствуется в него, радуется и огорчается, болеет сердцем (…) Это означает, что человек связывается с вещами не только «материальным» интересом, но и волей к совершенству, и творчеством (выделено нами – авт.), и любовью» [155, с. 125]. В этих проникновенных словах русского философа звучит манифест человеческому труду, трудовой собственности, творчеству цельной личности. Поэтому можно с полным основанием сделать вывод о том, что когда духовность пронизывает трудовой потенциал личности, этот (трудовой) потенциал реализуется в виде социального творчества. Взятый вне духовности и без духовности трудовой потенциал личности обрекает ее (личность) на рутинный и бездарный труд, не более того. И хотя любой труд достоин человека потому, что само достоинство человека по отношению ко всему определяется его, человека, трудом (как родовой характеристикой самого человека), именно творческий труд как суть социальное творчество, наполненный высшими духовными силами и смыслами, отражает высшую (предельную) меру (степень) самореализации личности и ее самосовершенствования.
Однако, если вернуться к вопросу о месте трудового потенциала в структуре личностного потенциала, необходимо рассмотреть проблему замещаемости. Иными словами, нам следует определиться с тем, означает ли развитие именно трудового потенциала и именно на основе духовной культуры отказ от развития всех других (под) потенциалов в структуре личностного потенциала как целого. Формально, если такой отказ имеет место, то вроде бы утверждения о целостности самой личности элиминируются. С другой стороны, известный закон экономии времени предполагает отказ от одного (под) потенциала в пользу другого. В конце концов, человек всегда вынужден осуществлять выбор: ограниченность временных и всяких иных ресурсов предполагает такой выбор с неизбежностью земного притяжения или космической невесомости. Но и невесомость в космосе можно преодолеть, равно как и земное притяжение.
«Настроенность всех душевных сил в направлении решения определенной проблемы у многих ученых, философов, изобретателей требует свободы от других обязанностей, особенно тех, которые требуют приспособления к сложной изменчивой обстановке текущей жизни», – указывал Н. О. Лосский [219, с. 243]. Иначе говоря, необходима некая душевная специализация, когда, например, занятия спортом или наукой предполагают отказ от реализации всех остальных потенций человека. Но это видимый отказ, поскольку человек не может перестать заниматься другими вещами: сексом или спортом, отдыхать или даже просто (хотя бы временно) бездельничать. На практике происходит все как раз наоборот: именно все потенции человека, все (под) потенциалы в структуре его личностного потенциала направляются, подчиняются и адресуются трудовому потенциалу (в его конкретной форме). Другие потенции не уничтожаются и не умерщвляются, а лишь встраиваются и подчиняются ключевой потенции, которая впитывает их подобно руслу реки, вбирающей в себя малые притоки и рукава. Спортсмен или композитор, художник или инженер начинают жить всеми силами своей души именно как созидатели нового, творцы совершенного. Это, собственно говоря, и есть сублимация, т. е. перетекание различных потенций человека в какую-то определенную сферу его деятельности, в какой-то определенный род его занятий. Но трактовать такую сублимацию в духе Ф. Ницше, как некую неудовлетворенность или неспособность реализовать себя в иных (кроме конкретной) сферах деятельности, нам представляется и нелогичным, и, что самое важное, беспочвенным.
Осознанно или интуитивно осуществляемое сублимирование представляет собой концентрацию человеческого духа и трудовых усилий в конкретной области его жизнедеятельности. Объяснять это нереализованной сексуальностью (З. Фрейд), страхом (С. Кьеркегор), психопатией (Э. Фромм), истеричностью (В. Райх), страстью к бунтарству (А. Камю) или какими-либо иными патологиями все равно, что сравнивать аршины с квадратами, а вкус яичницы – с высотой телеграфного столба. Можно, конечно, патетически заявлять о том, что «к абсурдному творчеству необходимо предъявлять те же требования, что и к абсурдной мысли. Это бунт, свобода и многообразие» [163, с. 86]. Но «абсурдное творчество» – это все равно, что «сухая влага» или «сапоги всмятку». Если под творчеством подразумевать не обычную модернизацию, не простое обновление (лишь бы сменить декорации или антураж!), не элементарную инноватику, а улучшение, усовершенствование, приближение к идеалу, устремленность человеческого духа к высшим ценностям бытия, тогда все встает на свои места. Тогда понимание смысла и ранга творчества становится гарантией актуализации трудового потенциала личности; тогда человек не умирает духовно, а востребуется для духовной жизни; тогда человеческая самость от биологических конкретностей возвышается до предельной духовной очевидности; наконец, тогда сам человек превращается из результата жизненной эволюции в созидателя всей полноты и красоты жизни.
Формирование и развитие личности субъекта социального творчества происходит не просто под влиянием тех ценностей, которые уже сложились в прошлый период, но и под влиянием тех ценностей, которые возникают в самом процессе такого формирования и развития. И хотя, как поется в известной песне, «есть только миг между прошлым и будущим», в этот самый миг и появляются новые ценности, благодаря которым происходит верификация ценностей прошлого. Однако генезис личности субъекта социального творчества происходит в сфере не только духовного производства, как ее (личности) «общение» с ценностями духовной культуры, но и в сфере социального взаимодействия, как ее (личности) нормотворчество.
Известно, что П. А. Сорокин выделял несколько модальностей социальных систем взаимодействия: 1) одностороннее или двустороннее взаимодействие; 2) организованное и неорганизованное взаимодействие. Он также использовал для характеристики социокультурной динамики такого взаимодействия следующие признаки: экстенсивность и интенсивность взаимодействия, непрерывность и продолжительность, его направленность и организация [335, с. 551–560].
Предварительно, прежде чем использовать эти признаки для оценки социокультурной динамики развития субъектов социального творчества, отметим следующее. Во-первых, на наш взгляд, в рассуждениях П. А. Сорокина допущена определенная некорректность, когда он предлагает называть взаимодействием одностороннее воздействие. Этот тезис встречается и в других сочинениях автора [336, с. 14]. Но термин взаимодействие предполагает не просто наличие, как минимум, двух сторон в структуре этого процесса, но и их активность. Когда же одна сторона выступает безответным (пассивным) объектом, а другая – активным (энергичным) субъектом, то никакого взаимодействия не происходит. Нам могут возразить, что с физической или химической точек зрения, любой контакт между сторонами (телами) так или иначе предполагает взаимодействие, и, сколь бы малой не была активность одной из сторон, она все равно имеет место. Например, когда палкой бьют по ковру, то палка на ковер воздействует. И это очевидно. Но гораздо менее очевидно, что и ковер «сопротивляется» ударам палки, от чего она (палка), собственно говоря, и гнется.