Страница 56 из 60
И оба ничего не понявших ученика, опустившись на колени, зашептали молитву.
… Леонардо очутился на том же самом месте, в таком же солнечном летнем дне, только вместо луга вокруг простирался ухоженный парк. Художник выбрался из аппарата, взял под мышку мешок с картиной, огляделся и направился к гулявшим в отдалении людям.
Молодой человек и девушка, оба в шортах и майках, поглядели на него с любопытством.
— Вы, наверное, прибыли издалека? — спросила девушка, когда он приблизился.
— Угадали, досточтимая синьора, — церемонно раскланявшись, ответил Леонардо, — и сейчас я ищу людей, которые разбирались бы в искусстве и особенно в старинной живописи.
— В таком случае, вам надо обратиться к г-ну Тагельботу, торговцу антиквариатом, — сказал молодой человек. — Его магазин недалеко отсюда; пойдёте по аллее вдоль реки и, не доходя до города, увидите на берегу его дом.
— Приношу вам свою самую глубокую признательность, — снова поклонившись, Леонардо удобнее перехватил мешок и устремился вперёд по аллее.
Парочка с молчаливым недоумением посмотрела ему вслед.
… Г-н Тагельбот, полноватый мужчина пятидесяти лет, с аккуратными чёрными усиками на щекастом лице, в коротких штанах и в расстёгнутой на груди рубашке, сидел в качалке под навесом у дверей своего магазина и покуривал сигару, поджидая посетителей. В соседней качалке сидел его сын и компаньон г-н Тагельбот-младший, тоже полноватый и тоже с чёрными усиками.
Магазин был совсем небольшой, размещался он в одной комнате на первом этаже двухэтажного особнячка. В окне, служившем витриной, были выставлены всевозможные сувениры, способные заинтересовать туристов: резные фигурки из Полинезии времён капитана Кука, различные шкатулки, вазочки, фарфоровые статуэтки, толстые китайские мудрецы из нефрита, кораблики, клоуны, бюсты Наполеона, какие-то аляповатые поделки из проволоки и металлических опилок. В центре всего этого нагромождения красовалась большая абстрактная картина, изображавшая пятна разных цветов, как будто художник, создавая её, прыскал на холст краской из пульверизатора.
Был полдень, время, когда торговля в лавочке замирала. Папаша Тагельбот задремал; сигара выпала из его пальцев.
— Смотри-ка, — вдруг раздался голос сына. — Держу пари, что тот чудной старик с мешком направляется к нам!
— Что? — Папаша Тагельбот, просыпаясь, подхватил сигару. — А ведь правда, к нам… Наверно, хочет сбагрить какую-нибудь рухлядь, как будто мы старьёвщики… — Он аппетитно, во весь рот, зевнул. — В любом случае больше двух долларов не дадим, и так торговля ни к чёрту.
— Досточтимые синьоры, — сказал, подойдя, Леонардо. — Вижу в окне вашего мирного дома столько всего чудесного и радуюсь душой, ибо понимаю, что здесь приют муз, которым и я, грешный, являюсь служителем. Потому почитаю за честь приветствовать вас как своих собратьев. Позвольте представить на ваш суд портрет, написанный в начале шестнадцатого века…
Он замялся, не зная, признаваться ли в своём авторстве. Пожалуй, нет. Его сочтут лжецом, если он объявит себя создателем такого древнего портрета.
— … художником, имя которого, быть может, донесла до вас людская молва, а быть может, оно забылось, как забываются имена тысяч и тысяч скромных трудолюбивых мастеров… Имя его — Леонардо да Винчи.
— Как же, слыхал, — сказал Тагельбот-старший, попыхивая сигарой. — Леонардо да Винчи, итальянец, приятель Рембрандта, — он снисходительно усмехнулся, давая понять, что уж в этих вопросах он разбирается. — Художник был не ахти, среди его современников были мастера поинтереснее… Рубенс, например. А вообще сейчас в ходу абстракции. Слишком давняя старина идёт туго. Ну-ка, покажите вещь.
— Портрет Моны Лизы Джоконды, супруги славнейшего венецианского дожа, — горделиво объявил Леонардо, выставляя портрет.
— Джоконда, говорите? — Тагельбот-старший в задумчивости наморщил лоб. — Название как будто знакомое… — Тимоти, — повернулся он к сыну, — поди, глянь в интернете. Ну, давай же, подымайся! Оторви зад от кресла, а то, я смотрю, тебя совсем разморило на жаре.
Тимоти с явной неохотой выбрался из качалки и скрылся в доме. Через пару минут он вернулся.
— Оригинал картины с таким названием находится в Лувре, — доложил он.
Леонардо изумился:
— Синьоры, тут какое-то недоразумение. Я, конечно, ни в коей мере не ставлю под сомнение слова досточтимого синьора Тимоти, но готов поклясться всеми святыми и призвать в свидетели саму Богоматерь, что оригинал портрета — перед вами. В этом вы можете убедиться хотя бы по свежести красок и чёткости мазка. Вглядитесь в полотно пристальнее, и ваш художественный вкус непременно подскажет вам, что это подлинник! Да и не может картина находиться в Лувре, потому что… — Леонардо в волнении снова едва не выдал своё авторство, но вовремя сдержался. — Потому что одна и та же картина не может одновременно находиться в двух местах!
Тагельбот-старший пальцем поманил к себе сына и прошептал:
— Не исключено, что старикашка спутался с торговцами краденым и у него в самом деле оригинал… Со мной уже был один такой случай. Едва не закончился большими неприятностями… Поэтому быстро свяжись с дирекцией Лувра, узнай, на месте ли эта Джо… или как её там. А я пока постараюсь задержать его.
Тимоти опять ушёл в дом.
— Вы совершенно правы, любезнейший, — обратился к Леонардо папаша Тагельбот. — В двух местах оригинал картины находиться никак не может… Кстати, я вижу, портрет и в самом деле недурён, хотя художник мог бы выбрать модель посимпатичнее… Особенно рама хороша… Ого! — Торговец, сощурив глаз, подался вперёд. — Отличная рама! Какая искусная резьба по дереву! И ведь как умело сделано под старину…
— Столетняя умбрийская сосна, — сказал Леонардо. — Делал резчик архиепископа Феррарского по моему рисунку.
— По вашему? — живо переспросил Тагельбот и лукаво подмигнул. — Значит, всё-таки не шестнадцатый век?
Затянувшуюся неловкую паузу нарушил возникший в дверях Тагельбот-младший.
— «Джоконда» сейчас висит в Лувре, — доложил он. — Никуда она не делась. А это копия с неё, я это понял с самого начала. К сожалению, сударь, — довольно развязно обратился он к старику, — ничем не можем вам помочь. У нас самих полон чердак всяких копий, уж не знаем, куда их девать. Вот если бы вы принесли что-нибудь из русского авангарда начала двадцатого века…
— Погоди, Тимоти, — поморщился отец, — вечно ты торопишься. Вещь, принесённая старым господином, вовсе не так безнадёжна; обрати внимание на раму. Уверен, что эту картинку будут брать именно из-за рамы… Да, главным образом из-за рамы! Рама весьма оригинальна… Через месяц начинается туристский сезон, понаедут любители ретро и рама наверняка пойдёт…
— Синьоры, не сочтите меня за полного невежду, но я ничего не могу понять, — промолвил ошеломлённый художник. — Рама превосходная, согласен, но не может же она быть лучше живописи!
— Вы нас убедили, — сказал Тагельбот-старший. — Мы купим у вас копию «Джоконды» в вашей оригинальной раме за… мм… десять долларов. Это неплохая цена. Больше никто не даст за тысячу миль в округе.
— Мне не нужны деньги, — сказал художник, насупившись. — Я готов отдать картину даром, но с условием, что она займёт подобающее ей достойное место в какой-нибудь галерее.
— Впрочем, мы можем взять её у вас на копирование и последующую реализацию копий, — продолжал Тагельбот-старший. — Копирование много времени не займёт. Мы прямо при вас изготовим десять экземпляров. Больше просто нет смысла — копировальный порошок сейчас дорог, к тому же мы не знаем, как пойдут эти ваши «Джоконды». Цены нынче падают, продажи продвигаются туго…
— В десяти экземплярах? — не понял Леонардо. — То есть, вы хотите сказать, что создадите десять копий моей картины?
— Ну да, вместе с рамой! — засмеялся Тимоти.
— И как долго вы их будете создавать?
— Пятнадцать минут, и готово дело, — ответил молодой человек. — Мы недавно купили новый скоростной 6D-принтер, копирует всё за раз, только успевай подсыпать порошок…