Страница 8 из 25
На протяжении всего этого пространства то и дело возникают очажки цивилизации, быстро превращающиеся в многолюдные города.
Между этими городами – иногда на громадном расстоянии – попадаются лишь маленькие деревянные домики, склады угля, колодцы, и изредка встречаются люди.
Звонит колокол. Поезд свистит, останавливается на минуту и, запасшись водой и углем, снова мчится, свистя и тяжело дыша.
Любопытный путешественник, заглянув в путеводитель, с удивлением обнаруживает, что эта хижина, эти столбы с дощечками обозначены в нем как многолюдный город.
Если это заметит американец, он улыбнется и скажет своим гнусавым голосом:
– Вы удивлены – и совершенно справедливо… Но приезжайте сюда лет через пять-шесть, и вы действительно увидите город с десятью, пятнадцатью, двадцатью тысячами жителей.
И это правда.
Денвер – ярчайший тому пример.
В этом городе, основанном менее двадцати пяти лет назад, насчитывается уже до ста сорока тысяч жителей.
Два десятка лет назад это было жалкое местечко, а теперь в нем есть университет, уже прославившийся, биржа, несколько театров, просторные бульвары, ботанический сад, великолепные церкви, десятиэтажные дома и всюду электрическое освещение.
По мере приближения к молодой нарядной столице штата Колорадо количество ферм и обработанных участков увеличивается.
Скоро потянулись сплошные ранчо, с проволочной изгородью вокруг деревянных домов, стоящих среди хозяйственных построек.
Там и сям пасутся быки, коровы и лошади под охраной разъезжающих верхом ковбоев, одетых почти так же, как Снеговик, и вооруженных с головы до ног.
На одной из станций несколько из них сели в вагон, звеня в кармане деньгами, которые достались им с таким трудом и которые они едут промотать в шумных попойках.
Они фамильярно обратились к негру, принимая его за одного из своих:
– Алло! Бой!.. Здравствуй!
Произошел обмен рукопожатиями, от которых, казалось, мог последовать вывих плеча, и собеседники поплевали друг другу на ноги табак, который здесь все жуют с наслаждением.
– Откуда вы?.. Куда отправляетесь?..
– Из Нью-Йорка… Туда…
– Куда?
– Не знаю!
– Он глуп… или смеется над нами…
– Не смеюсь, говорю правду.
– Это не ковбой, а грязный негр, одевшийся по-нашему.
– Мошенник… идиот… негодяй!.. Постой, мы отучим тебя выставлять себя не тем, кто ты есть!..
Их было человек шесть; они с криками окружили негра, забавляясь его испугом, готовые устроить шум по любому поводу.
Со Снеговика сорвали шляпу и оборвали галун. От рубашки полетели клочья.
Негр, еще недавно так восхищавшийся своим романтическим костюмом, плакал, как дитя, и совсем побледнел, то есть стал пепельно-серым.
Он голосом и знаками умолял хозяина прийти к нему на помощь, и наконец Бессребреник, которого эта сцена сначала забавляла, видя, что дело может плохо кончиться, вступился за своего слугу.
Кроме того, ему жаль было платья, которое ковбои грозили превратить в клочья. До окончания пути у него в кармане было всего две тартинки; что он станет делать, если придется обновлять костюм слуги?
– Господа, – обратился он миролюбивым тоном к ковбоям, – оставьте беднягу в покое.
Ему засмеялись в лицо и посоветовали в собственных интересах не вмешиваться не в свое дело.
Бессребреник тоже начал смеяться, но в то же время ноздри его и верхняя губа вздернулись в странной гримасе.
Миссис Клавдия смотрела на него с любопытством, словно спрашивая, как он намеревается поступить.
Джентльмен встал и сказал сухим, отрывистым, совершенно изменившимся голосом:
– Я просил… Теперь приказываю… Прочь лапы, негодяи!
При этих словах ковбои на минуту выпустили свою жертву, находя довольно смешным этого человека, осмелившегося выступить один против шестерых.
– Постойте! – воскликнул один из них. – Мы и его разденем… Сударыня, потрудитесь пройти в соседний вагон; мы хотим его оголить, как червяка, и присутствовать при этом вам будет неловко.
Миссис Клавдия не тронулась с места, не отвечала, кажется, все более и более заинтересовываясь происходившим.
Бессребреник выпрямился, выпятил грудь и заслонил собою негра.
Ковбои подняли адский шум, набросились на него, вцепились в его одежду, стараясь ее разодрать.
Без видимого усилия джентльмен с расчетливой точностью нанес удар в один из перепоясанных красным кушаком животов.
В ту же минуту его рука разогнулась с силой стальной пружины и следующий удар пришелся по одному из багровых носов.
Послышались возгласы: «Ах!.. Эй!» – и обладатель красного кушака упал на пол, а его товарищ с разбитым носом последовал его примеру.
– Очень мило! – заметила миссис Клавдия, окончательно заинтересовавшись этим спортом.
Но это еще не финал. Предстоял поединок еще с четырьмя взбешенными противниками.
Бессребреник, вероятно, проникнутый убеждением, что нападение – лучшая форма обороны, встретил своих врагов на полдороге. Двое из ковбоев имели длинные бороды.
С присущей ему силой и хладнокровием джентльмен схватил каждой рукой по бороде, сделал пол-оборота и изо всей силы дернул.
Из двух глоток вырвался бешеный рев.
Желая дополнить урок, Бессребреник с силой развел руки и снова сблизил их неимоверным усилием.
Само собой разумеется, оба ковбоя, повинуясь силе, сначала удалившей их, а затем сблизившей, стукнулись друг о друга с глухим шумом брошенной о стену тыквы.
Удар был настолько силен, что вой, исторгаемый жертвами, вдруг смолк.
Джентльмен в ту же минуту выпустил бороды, и оба ковбоя, потеряв равновесие, упали на товарищей, уже прежде их лишенных возможности сопротивляться.
С присущей ему силой и хладнокровием джентльмен схватил каждой рукой по бороде
Этот геройский поединок длился не более полминуты.
Двое оставшихся, растерявшись, смотрели на живописное смешение цветных рубашек, торчавших вверх сапог, шпор, вонзившихся в тело, судорожно сжатых рук и обезображенных физиономий.
Но так как они были люди решительные, то не стали долго раздумывать.
Привыкшие ко всякого рода неожиданностям и превратностям, дорожащие собственной жизнью не более, чем жизнью ближнего, они тотчас же схватились за револьверы, намереваясь со своей невероятной ловкостью заставить джентльмена поплатиться за первые успехи.
Но едва они успели выхватить из-за пояса смертоносное оружие, как раздались два выстрела, последовавших друг за другом с такой скоростью, что почти слились в один.
Оба врага, раненные в спину, упали как подстреленные кролики.
В то же время у двери, соединяющей вагоны поезда, появился кондуктор с дымящимся револьвером в руке.
– Что за адский шум подняли эти ковбои! – произнес он хриплым голосом. – Надеюсь, сударыня, вам не причинили вреда?
– Нет, благодарю вас, – отвечала миссис Клавдия без тени волнения.
– Тем лучше.
Между тем раненые стали приподниматься, ощупывая тела и головы, нывшие после борьбы с джентльменом.
Последний, не говоря ни слова, с изумлением смотрел на кондуктора, права которого на поезде почти равны правам капитана на корабле.
Поезд между тем мчался на всех парах. Кондуктор сунул заряженный револьвер в карман сюртука, схватил без видимого усилия одного из раненых ковбоев за шиворот и выбросил через дверцу на пути.
За первым последовал второй; потом, обращаясь к оставшимся, кондуктор хладнокровно приказал:
– Эй, гады, прочь отсюда, за ними!.. Иначе… у меня еще два заряда в запасе.
Ковбои попытались уговорить его, но он прицелился, считая:
– Раз!.. Два!
Видя, что надежды нет, они вышли, шатаясь, на тормозную площадку, но здесь в последнюю минуту снова заколебались. Кондуктор прицелился. Предпочитая увечье верной смерти, ковбои решились на лягушечий прыжок и скатились под откос.