Страница 5 из 9
Всё это продолжалось более или менее продолжительное время, пока случайный инцидент на границе не перерос в серьёзный конфликт. В один, не скажешь чтобы прекрасный день, возле пункта приграничного пропуска начался митинг. Представители ячейки какой-то партии из небольшого городка с одной стороны границы, а также "мобилизованные" ими жители в количестве человек пятидесяти, имея на руках несколько плакатов нелестного для оппонентов содержания, начали скандирование. Тогда такие мероприятия, правда, не около границы, случались всё чаще.
В общем-то всё это, скорее всего, закончилось бы ничем: постояли бы, покричали, да и разошлись. Но вдруг, абсолютно неожиданно, раздались выстрелы. Откуда, кто - неизвестно. Однако, среди демонстрантов оказалось несколько раненых, а один человек впоследствии умер в больнице.
Что началось в прессе, было не описать. Страна, гражданами которой были демонстранты, разумеется, выступила с обвинениями о "чудовищном зверстве по отношению к мирным жителям, свободно высказывавшим свои убеждения". Противоположная сторона утверждала о "бесчеловечной провокации", устроенной оппонентом. Одни - потерпевшие, ссылались на данные экспертизы, установившей, что стрельба велась со стороны пункта пропуска. Другие резонно предполагали, что результаты экспертизы были просто-напросто сфальсифицированы, так как её представителей к проведённым исследованиям не привлекали. Объективную истину так и не удалось установить, да это никого особенно и не интересовало, так как всё это задумывалось именно как провокация, и она достигла своей цели.
Через месяц после описанных событий между странами разгорелся вооружённый конфликт. Он носил локальный характер и протекал в приграничных районах. Кроме жителей этих районов другие граждане обеих стран, как ни удивительно, мало ощущали на себе последствия конфликта. Однако, на улицах городов тут и там замелькали люди в военной форме. В стране, где он жил, был объявлен призыв резервистов. В армию призывали мужчин разных возрастов: и двадцатилетних, и тех, кому было уже за сорок. Вначале это вызвало серьёзное беспокойство в обществе: никому особенно не хотелось отрываться от семьи, от привычных занятий и уходить в армию. Да и ладно бы просто в армию - фактически на фронт.
Вскоре выяснилось, что государство к масштабному призыву не готово ни финансово, ни организационно: необходимые ресурсы для обустройства быта большого количества резервистов отсутствовали. Повестки на призывные пункты приходили далеко не всем и, постепенно, народ начал успокаиваться. Жизнь - обычная, повседневная, брала своё.
Успокоился и он: продолжал ходить на работу, заниматься семьёй.
Однако его беспокоил не только вопрос мобилизации. Повестка к нему не приходила - и слава Богу. Но как же быть с остальным? Никогда ранее для него не стояла проблема выбора: с кем он? Со своей формальной родиной, где он родился, вырос, создал семью и с которой связывал все свои мысли о будущем, или же со страной, где родились его предки, на культуре которой он был воспитан и с которой всю свою жизнь он чувствовал, как пуповину, неразрывную ментальную связь. Он где-то читал, что Родина - это не то место, где именно человек родился - это лишь родные места. Настоящая же Родина - это твоя историческая предтеча, общность и народ, частью которого ты себя осознаёшь. Не зря армяне-репатрианты, никогда не бывавшие в Армении, плакали и целовали землю, сойдя с самолёта в Ереване...
И вот с этой Родиной ему, возможно, предстоит воевать? Да даже если и не воевать: каждый день из средств массовой информации выливались тонны грязи на эту страну. Он не вдавался особо, правда это или ложь, хотя было ясно, что лжи в любом случае предостаточно. Но ему было болезненно неприятно слушать это. Каждый день, каждый день... Просто невозможно. Это как плевок в лицо, плевок в душу. Да уж лучше бы плевали в него. А смотреть, как топчут самое святое, что у тебя есть... Как если бы оскорбляли его мать. И так рассуждал не он один - многие, хотя свои взгляды никто не афишировал.
Решение пришло в голову сразу - уехать. Пока к таким как он здесь относились терпимо, он хорошо относился к стране, в которой жил. Теперь же она разочаровала его. Становиться же "манкуртом", подстраиваться под официальную позицию для него было абсолютно неприемлемо.
Но легко сказать - уехать. Сразу возникала масса вопросов: куда именно ехать, где работать? Продать квартиру здесь и купить там - это более-менее ясно. Но как перевозить вещи? Как там устраивать дочку в школу? Понятно было, что заранее все эти и многие другие вопросы не решишь. Нужно действовать. Тому, кто хочет научиться плавать, нужно войти в воду.
Нелегко было и убеждать жену. Женщины значительно сильнее чем мужчины привязаны к дому, к быту. Хотя ей также не нравилось происходящее вокруг, но чтобы уехать... Потребовалось время. Однако развитие событий, война не оставляли выбора.
Он встал и подошёл к окну. Утро заканчивалось, и начинался день. Солнце уже поднялось высоко и тени от деревьев стали короче. Машин во дворе уже не было - все уже разъехались по своим делам. Он вновь сел за стол. Прикрыл глаза...
Он помнил свои последние дни в городе. За две недели до отъезда продали квартиру, но, по договорённости с новыми хозяевами, они жили в ней до последнего дня.
У него было странное чувство. Он вырос в этой квартире, здесь жили его родители, уехавшие потом в деревню к родителям отца. Здесь жил и умер дед. Казалось, эта квартира - нечто незыблемое, последний бастион. Мой дом - моя крепость. И вот она уже не его. Это ощущения гостя в собственном доме дало ему, наконец, осознать: это правда, это не игра, его такая привычная жизнь здесь заканчивается. Что бы он ни делал: ходил ли по городу, заканчивая последние дела, или просто смотрел в окно, всё говорило: тебя уже здесь нет, это послевкусие, фантомное восприятие.
Он прощался с друзьями, но не со всеми. Он иначе представлял себе это, хотел поговорить и до конца прояснить отношения с каждым. Он понимал, что возможно больше не увидится с ними и полагал, что отношениям нужна законченность. Долгов оставлять нельзя. Однако же, когда роковой день стал обжигающе близок, у него возник какой-то комплекс. Череда встреч грозила превратиться в балаган, разжижающий значимость происходящего. Поэтому он встретился лишь с четырьмя, как он это называл, "по кустовому признаку". Эти четыре, безусловно, близких ему человека, были из разных пластов и между собой практически никогда не пересекались. Он выбрал в каждом "пласте" самого-самого, можно сказать интимного друга, с которым не было ни секретов, ни непонимания. Они потом и сообщат остальным, что он уехал.
Встречи прошли по-разному, на достаточном эмоциональном накале. Все понимали, что происходит. Рассуждали: правильно ли он поступает. Высказывались разные соображения, но... В целом его не поддержали. Слишком уж резким выглядело то, что он задумал. Да ему и самому было не по себе. Ему казалось, что ещё немного - и он всё остановит, всё повернёт вспять. Но "ящик Пандоры" был уже вскрыт.
За пять дней до выезда неожиданно пришла повестка о мобилизации, с датой явки на сборный пункт уже после намеченного дня их отъезда. Он смотрел на повестку с удивлением. Казалось странным, что это теперь может иметь к нему какое-то отношение. Он и армия, он и война... Раньше, в молодости, ему не пришлось служить в армии и от этого он всю жизнь испытывал определённый дискомфорт. Слушая рассказы бывших "армейцев", он не подавал вида, а сам думал: "Ну вот, они отслужили, они смогли. А ты-то что же?" Не будь этого переезда, возможно, что этот дискомфорт, этот комплекс был бы разрушен. Но, думал он, видимо это случится уже в следующей жизни. Такую цену за избавление от комплексов он платить был не готов.
И вот настал этот последний день, казавшийся всё это время таким далёким и нереальным. Ему почему-то казалось, что он будет тихий и солнечный, который своей умиротворённостью подчеркнёт всю торжественность момента. На деле же стеной лил дождь, начавшийся ещё ночью. Нет худа без добра: когда думаешь о том, как не промокнуть, а за воротник тебе течёт вода и мокрые ноги - тут уж не до размышлений о смысле жизни.