Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 46 из 55

Жар стал распространяться по всему телу. Я запаниковал. А паника усиливает боль, ухудшает общее состояние. Но Анатолию жаловаться не стал. Он же ради меня не повернёт назад и не рванёт быстрее. Мы не на скоростной трассе. Зачем же отягощать его своей проблемой? Решил молча терпеть, по крайней мере, до ночлега. Было и страшно за последствия, и стыдно за то, что так подвёл водителей, добавив им заботу.

Долго ехали по реке. Дорога монотонная. Анатолий стал засыпать. Я будил его, он успокаивал: «Да не сплю я». И снова клевал носом, закрывал глаза, доверяя «ермачку» самому выбирать путь. Конечно, мы не на городской трассе, встречных-поперечных нет. Колёса катят в ледяном ложе строго вперёд, как по рельсам. Ну, а если «Урал» проявит норов и выскочит на снежную целину, да врежется во что-нибудь?..

– Ты пить не хочешь? – вдруг очнулся от долгого молчания и сонного состояния мой «таксист». – Там под тобой ящик с молоком. Достань пару баночек.

В ящике было десятка два банок с концентрированным молоком. Тогда оно продавалось не в меньшем количестве, чем сгущённое. И было заменой нормального жидкого молока, которое купить было всегда проблемой – всегда и везде. Я достал в бардачке нож, проткнул дырочки. Проглотил этот специфический напиток, и – о, чудо! – вскоре молоко затушило пожар в животе. Значит, с печенью всё в порядке, обострился холецистит!

Меня дважды – дома у Анатолия и потом в столовой Тёплого Ключа – накормили острейшим борщом. Пришлось питаться тем, что в обычной жизни я не употреблял, к тому же в таком количестве. Вот мой желчный пузырь и восстал.

В другой раз подлый холодок овладел моей душой и головой, когда мы в горах, на прижиме встретились с трактором, который тащил короб для сена таких размеров, что мы, пытаясь разойтись, чуть не свалились под откос. Как я уже упомянул в походном дневнике, трактор залез на скалу, но, тем не менее, «Уралам» пришлось сдвигаться в сторону реки. Меня высадили из кабины, и я с ужасом наблюдал, как правые колёса машин оказывались за пределами дорожного полотна и едва удерживались на кустарниках, на стланике. Было непонятно, как машины не сползли в долину. Если бы завалился хотя бы один «Урал», мы надолго застряли бы здесь, в сотнях километрах от цивилизации, на пятидесятиградусном морозе. С непонятными последствиями.

В предпоследний день нашего движения на одном «Урале» забарахлил редуктор, что-то в нём заклинило. Машины съехали с дороги, благо этот участок пролегал по руслу широкой реки. Парни залегли под машину. Втроём поддерживая редуктор, который весит почти сотню килограммов, они с большим трудом, чертыхаясь и вспоминая всех святых и изготовителей этой техники, отвернули болты, сняли какую-то шестерёнку, чтобы редуктор был отключён от трансмиссии, и снова прикрепили его к брюху грузовика. Всё этот делалось без рукавиц! На операцию ушло минут сорок.

Как я понял, этот редуктор передавал тяговое усилие на одну из пар задних колёс. Подраненный грузовик ослабел и теперь не мог тянуть прицеп, его прикрепили к машине Анатолия. Теперь наш караван двигался ещё медленнее.

Когда закончилась трасса зимника по льду Адычи, надо было подняться на коренной берег. Дорогой этот участок не назовёшь. Просто заезженный снежный склон. И очень длинный. Высокопроходимые «Уралы» обычно преодолевали его. Иначе бы и не ездили здесь! Однако в нашей автоколонне один грузовик – подранок, а другой с двумя прицепами. Они не потянут вверх.

Тот «Урал», что здоров и с одним прицепом, забрался наверх метров на сто. Прикрепили его тросом к лиственнице. От его лебёдки протянули трос до подранка, зацепили, и тот поднялся. Потом на ту же высоту вытащили и машину Анатолия. И так в несколько приёмов все три машины оказались на вполне нормальной (впервые после Тёплого Ключа) дороге.

Водители в первую очередь добрались до автобазы в Эге-Хая, чтобы ремонтироваться – ведь им предстояло преодолевать ещё тысячу с лишним километров пути – по горным и тундровым местам. А я отправился в гостиницу, чтобы на следующий день через Батагай улететь в Якутск…

Да, а причём тут Эдит Пиаф? Эта великая французская певица проехала со мной в кабине «Урала» весь путь от берега Алдана до центра Верхоянского района. Не лично, конечно, а в граммофонной записи. Её песни в те годы были чрезвычайно популярны, а потому пластинки – в дефиците. Достать было трудно. Когда в Хандыге увидел, что это Пиаф, даже не поверил. Но обожгла мысль при покупке: смогу ли я довезти «Воробышка» по зимнику в целости и сохранности? И всё же рискнул. Довёз.

После этого путешествия Эдит Пиаф своим неповторимым гортанным пением всегда напоминает мне о зимнике, о тех, кто в жуткую стужу преодолевает Верхоянский хребет, и о тех, кто скудными техническими средствами пытается обеспечить проезд, и о тех, кто в зимовьях и прочих таёжных «гостиницах» («бичарнях»!) хранит тепло…





Вспоминаются цифры, которые мне сообщил начальник Хандыгской автобазы: до Кулара – полторы тысячи километров, до Депутатского, центра оловодобычи, – ещё дальше. По зимникам автомобилисты в тот сезон должны были доставить в северные районы несколько тысяч тонн грузов.

Плюс к этому добавлю: многое доставляли в эти северные районы по воздуху. Однажды я летел из Москвы в Якутию на грузовом самолёте «Ан-12», который был загружен… яйцами. Доставляли их в Депутатский! Золотые яички…

Такое дорогостоящее и негарантированное снабжение не могло не сказаться на неэкономичности добычи золота и олова в тех отдалённых местах. И, когда наступили рыночные отношения, это, в конечном итоге, привело к закрытию многих северных приисков.

«Слышишь, время гудит – БАМ…»

Роберт Рождественский, «БАМ».

В ноябре 1974 года секретарь Якутского обкома Компартии по строительным делам Валентин Суханов пригласил меня к себе в кабинет и торжествующе показал исторический документ: решение Москвы о строительстве БАМа с ответвлением железной дороги в сторону Якутии, об освоении Нерюнгринского угольного месторождения, строительстве там города и других чрезвычайно важных для автономной республики объектов. А прокомментировал коротко: «Теперь есть где развернуться. В том числе и газете». Поскольку я в редакции возглавлял отдел промышленности и строительства, то стало понятно, что Родина, точнее Якутия, ждёт от нашей газеты и лично от меня особых творческих усилий.

До сих пор нет-нет да возникают споры: а надо ли было стране тратить колоссальные средства на строительство БАМа, которая долгие годы после её прокладки так и не была задействована в достаточной мере и затраты не окупались?

Многострадальная эта магистраль. О том, чтобы проложить железную дорогу до Северо-Востока нашей страны и даже до американского континента, прозорливые люди говорили ещё более века назад. В советское время даже построили часть магистрали. Но закончить помешала Вторая мировая война. А когда гитлеровские полчища взяли в клещи Сталинград, с БАМа сняли рельсы и с их помощью проложили рокаду по льду Волги, что помогло улучшить снабжение наших войск, оставшихся на правом берегу реки.

В 1970-е годы публично отрицать надобность в прокладке дублёра Транссиба было невозможно. Решению высшей советской власти противоречить – всё равно, что приговорить себя к антисоветизму со всеми вытекающими последствиями. А вот для объяснения пользы привлекались весьма влиятельные силы.

Военно-стратегический довод: БАМ нужен, потому что Транссиб проходит слишком близко к границе с Китаем, следовательно уязвим в случае военного конфликта с могущественным соседом, и Дальний Восток окажется отрезанным от страны.

Экономический довод: новая магистраль короче, вдоль неё разведаны многие полезные ископаемые и только ждут развития транспорта. После строительства БАМа здесь появятся новые территориально-промышленные комплексы, твердил весьма влиятельный в ту пору академик Абел Аганбегян. Страна получит дополнительный стимул для развития экономики.