Страница 43 из 55
Геологи рассказали жуткую историю, произошедшую той зимой. Буровая стояла немного дальше – так сказать оконтуривали месторождение. Бульдозером что-то доставили, и он отправился в обратный путь к берегу. Внезапно налетела пурга. Ничего не было видно. Куда ехать? Но не стоять же – заметёт по самую крышу и тогда не выбраться. Бульдозерист и его напарник ехали и ехали… Потом их нашли. Далеко в море. Заплутав, они не смогли в снежной пелене выбрать правильный путь (какое легкомыслие: в таком своеобразном месте, где вообще трудно ориентироваться даже при хорошей видимости, не иметь компаса!). Как они не уткнулись в берег относительно узкого залива, не понятно, – видно судьба такая. Когда бульдозер заглох, люди стали замерзать… Оба трупа оказались в отдалении от машины. В разных местах. И тоже, как уже в рассказанном случае, верхней одежды…
Но сейчас даже пятидневная осенняя непогода не помешала работе. И теперь здесь хозяйничают не геологи, а горняки, морские горняки! Там, где на льду в прежний мой приезд стояла буровая, теперь возвышалась громадная коробка плавучей фабрики «Горняк».
О добыче россыпных полезных ископаемых на дне морей давно задумывались. Советские специалисты пытались осваивать шельфы Балтики, Чёрного моря, на Дальнем Востоке. Но положительных результатов там не добились. И тогда вспомнили про море Лаптевых. Было создано предприятие «Севморолово».
На плавучей фабрике при мне было всё готово, чтобы начать промывку подводных отложений и доставать руду. Но на море, как и на обычных полигонах, надо сделать вскрышу – убрать пустые породы. Подводного бульдозера пока не изобрели, и эту работу выполнял обычный земснаряд. А ещё при мне испытывали специально изготовленный для этих морских работ мощный насос.
При всех немалых размерах «Горняка» это – всё-таки корабль. А значит, на волнах и он покачивается. Глубокий залив – не открытое море, но и здесь ветры вспучивают морскую поверхность, крен фабрики бывал немалый. И это вызывало дополнительную заботу об оборудовании: и чтобы оно было устойчивым, и чтобы, скажем, правильно разделять металл и камни.
Но это ещё не все проблемы морской добычи. Мне рассказали, как непросто в долгую полярную ночь было работать на этой фабрике, которая вообще никогда не эксплуатировалась при морозах, как с трудом обеспечивали себя пресной водой, привозя и растапливая лёд с тундровых озёр, как весной едва отстояли плавсредства в битве с морскими льдами, как отрезанные от мира отсутствием радиосвязи и авиационного сообщения жили, неделями не получая из-за непогоды никаких вестей из дома…
На первый взгляд, все проблемы с началом освоения месторождения, решаются проще, чем на суше. Здесь не начинали с палаток, а получили для проживания старый, но комфортабельный теплоход «Петродворец», где есть все минимальные бытовые удобства, можно посмотреть фильм, сыграть в пинг-понг, биллиард, шахматы… Захотел подышать свежим воздухом – открыл иллюминатор, мало этого – прогуляйся по палубе, если ветер не сдувает. А какая экзотика: полярный день (или полярная ночь), северное сияние, летом чайки садятся на судно в двух-трёх метрах от тебя…
Однако экзотика хороша для тех, кто приезжает на короткий срок. А если жить круглый год? А именно так и задумывалась морская добыча.
Морской горняк трудится на постоянно вибрирующей от работающих механизмов плавучей фабрике. Возвращается на отдых «домой» – в плавучую «гостиницу». Но на ней тоже круглосуточно работают дизели, и корпус судна вибрирует. Это хорошо в круизе потерпеть эту вибрацию несколько дней, а здесь круглый год никуда от неё не спрячешься: отдых – на судне, работа на судне, до твёрдой земли далеко. Ведь даже моряки имеют санитарные ограничения пребывания на судне в плавании… А как быть с круглогодичными семейными работниками – они же составляют квалифицированный костяк коллектива? Если же строить жильё на берегу, то какая же выгода от морского способа?
…Ночью, под ровный, едва доносившийся шум дизелей и слабую вибрацию я лежал и думал: как судьба непредсказуема? Этот «Петродворец», построенный в Европе ещё в 1938 году, был личной шхуной Маннергейма – известного царского генерала, участника Японской и Первой мировой войн, ставшего главнокомандующим финскими войсками. По его инициативе была построена оборонительная линия, которая в начале Второй мировой войны мешала Красной Армии продвигаться по территории Финляндии… Недавно в Санкт-Петербурге попытались воздать должное этому бывшему русскому генералу, однако установленную памятную доску наши «патриоты» и обливали краской, и корёжили её…
А тогда, в семидесятые годы, я видел безрадостный конец жизни некогда престижного судна. В Ванькиной губе. С каютами, заполненными непритязательными морскими горняками. Кто занимал личную каюту фельдмаршала и в каком она теперь была состоянии, не знаю. Экскурсию мне не организовали. И, как бывшая шхуна попала в такую даль, не рассказали…
Собравшись возвращаться, я долго ждал вертолёт на берегу. Время его появления было неопределённым – ведь нередко он совершал промежуточные посадки, попутно залетая к оленеводам, рыбакам: кого-то забрать, доставить ветеринара, подвезти какой-нибудь инструмент, продукты, лекарства, материалы… Чтобы скоротать время, пошёл осматривать окрестности.
Моё внимание привлекло тёмное, почти вросшее в землю сооружение. Ба, да это же зэковский барак! Бревенчатый сруб хорошо сохранился в арктических условиях. Только не было двери да оконной рамы. Чтобы меньше было потерь тепла и лучше защитить от ветров, барак поставили к «стенке», прилепили к береговому склону. Так что две стороны были глухими. И лишь торец с дверью да один бок были доступны для дневного света. И только на одно небольшое оконце расщедрились «защитники социализма». Такое небольшое, чтобы человек не смог сквозь него пролезть, даже если и был чрезвычайно худ. Крыша завалена грунтом, за долгие годы она уже покрылась тундровой растительностью. И сооружение было похоже на блиндаж. A la guerre comme a la guerre (на войне, как на войне)…
Я присел возле стены, прислонясь спиной к почерневшим брёвнам. Тишина. Ни шума ветра, ни крика птиц. Мёртвая тишина… На «Горняке» мне рассказывали, что здесь во времена ГУЛАГа содержались политические. Попытался представить, как в этом промозглом крае люди (наши советские люди! многие политические – из интеллигенции!) проводили долгие месяцы (долгие – если долго выживали), как измождённые от голода и тяжёлого труда на геологоразведке (скорее всего они копали на берегу шурфы и обслуживали буровые) валились на топчаны между этих закопчённых и заплесневелых стен…
Я был на экскурсии в нацистском лагере смерти Маутхаузен, но там в барак нас не пустили – и правильно делали. Это – психологическое испытание не для всех людей. Отсюда, из этого барака на берегу Ванькиной губы, не отправляли в печь крематория, здесь люди ждали смерти ещё дольше, они умирали здесь медленнее, здесь устроили им «трудовое воспитание» под предлогом искупления греха перед «родной» советской властью…
С Эдит Пиаф – по зимнику к Верхоянску
Работать в Якутии журналистом и не проехаться по зимнику? Это было бы большим профессиональным упущением. Кто на зимнике не бывал, тот и Якутии не видал! И вот, поднабравшись опыта, наглости и связей, я договорился с Хандыгской автобазой прокатиться на одной из её машин по трассе, которая действует только в зимнее время. В качестве пассажира, разумеется.
Хандыга – это посёлок на правом берегу Алдана, который издавна был перевалочным пунктом. Сюда на речных судах из далёкого иркутского порта Осетрово доставляют грузы для многих районов Северо-Востока, куда другим способом доставить всё нужное для промышленных и социально-бытовых надобностей просто нет возможностей. Отсюда на восток идёт более или менее обустроенная дорога на Магадан и в Усть-Неру.
А зимой, когда заледенеют реки, появляется возможность добраться на колёсах до северных районов Якутии, где добывали золото, олово, сурьму и другие весьма полезные ископаемые. И тогда из Хандыги отправляются грузовики в далёкие, до двух с половиной тысячи километров, рейсы.