Страница 42 из 244
— Так вы пропустите мой корабль? — еще раз поинтересовался Келвин, и в этот раз командир станции только судорожно кивнул головой, соглашаясь с такими условиями. Быстро приказав жестом офицеру сворачиваться, он первым же и покинул каюту. Лейтенант, все это время с трудом сдерживавший улыбку, теперь все же не выдержал, широко улыбнувшись и поклонившись Келвину, прежде чем выйти за дверь. Вероятно, большой популярностью командующий станцией не пользовался, и солдаты были откровенно рады видеть, как его ставят на заслуженное место.
Корабль Келвина получил разрешение отправляться в центральные территории Розмийского феода, как только его покинули проверяющие команды. Отстыковавшись от причала станции, крейсер медленно направился к ближайшей точке перехода, используя только двигатели реального пространства. Его сопровождали два легких эсминца розмийского флота, отправившиеся с ним в перелет до столицы. Командующий станции сказал, что эти корабли все равно надо перебросить именно туда, но Келвин и так был слишком раздосадован этой непредвиденной задержкой и необходимостью самостоятельно влезать во все дела, чтобы с ним спорить. Просто согласился на то, что эсминцы будут сопровождать его крейсер до самой столицы Розмии.
Микропрыжок до столицы Розмийского графства прошел успешно, Келвин, привыкший к перелетам, удивился подобной ювелирной точности пилота, выведшего корабль точно на дальних рубежах столицы, в пределах видимости одной из оборонных станций, закрывавшей подлеты к городу.
Столица Розмии, Кастерфакт, обладала необычной историей, которая оставила свой отпечаток на внешнем виде города. Если верить древним историям о заселении Рейнсвальда людьми, то на месте нынешнего Кастерфакта прежде была столица аборигенов острова, диких и примитивных мутантов, живших по законам каменного века и примерно на таком же уровне развития. Их истребили всех до единого, и, когда армии первых баронов уже гнали толпы дикарей, разбитых у стен возведенных городов, эти места стали для них последним прибежищем.
Скальные плато, поднимающиеся на разную высоту, нависали друг над другом, или вдруг разделялись огромными и глубокими пропастями, порой ощетинивались нагромождениями скал с бритвенной остроты сколами, а порой превращались в высокие стены без единой трещинки. Здесь аборигены пытались спрятаться от молодой и набирающей силы цивилизации, завоевывающей для себя столь важное жизненное пространство. И здесь их всех и уничтожили в первом же штурме, превратившимся в кровавую бойню на истребление, когда войска баронов, растянувшись и окружив всю территорию плато, планомерно выжигали отчаянно сопротивляющихся аборигенов, пожертвовав тысячами жизней ради победы человечества. И в память об этом на том месте, где был убит последний мутант, была поставлена огромная статуя, символ силы и могущества нового королевства. Каменное изваяние воина в тяжелой броне, поднимающего к небу свой меч, крупнейшее — высотой в двадцать пять километров — творение, созданное человеком в этом и соседних секторах. Для его создания пришлось использовать тяжелые грузовые корабли, доставлявшие каменные блоки из карьеров по добыче, которые потом сплавляли воедино плазменными огнеметными установками, по мощности превосходящими орудийные батареи легкого крейсера.
Позже вокруг статуи вырос целый город, ставший началом нового феода, когда власть нового королевства начала распространяться на всю территорию острова. Кастерфакт рос постоянно, но беспорядочно, теперь представляя собой скопление из более чем сорока крупных куполов диаметров от пяти до шестидесяти километров, разместившиеся по всему плато на разных уровнях, связанных трассами и большими многоуровневыми мостами, перекинутыми через пропасти. На их фоне до сих пор возвышалась огромная статуя, теперь уже заветренная и постепенно покрывающаяся следами постоянной борьбы со временем. В нынешнее время саму статую окружало двухуровневое кольцо центрального порта Кастерфакта, диаметром более пяти километров, с длинными причалами, нависающими над куполами города, где теперь швартовались прибывающие корабли.
Пока корабль состыковывался со шлюзами причала, Келвин разглядывал изображение этой статуи, выстроенное на одном из мониторов капитанского мостика. Никогда прежде в этом городе он не был, поэтому первое полученное впечатление было непередаваемым, он не мог подобрать подходящие слова, чтобы выразить все захватившие его эмоции. Вид этого столь масштабного произведения человеческого искусства впечатлял даже больше, чем что-либо другое, заставляя почувствовать себя мелким и бесполезным, ничтожеством на фоне этой громады, которая стояла здесь уже тысячи лет и еще тысячи лет простоит после того, как его собственные кости обратятся в пыль.
— Господин, — к нему подошел Стивки, все с таким же ничего не выражающим эмоций лицом, — на причале нас уже дожидается делегация от розмийского графа. Кажется, столицу заранее предупредили, что мы прибудем. Какие будут указания?
— Раз нас встречают, то не стоит обманывать их ожидания. Я переоденусь во что-нибудь более подходящее для торжественной встречи, — он посмотрел на свой полевой мундир, бледный и с минимальным количеством выделяющихся деталей. Отлично подходил для лагерей в пустошах и неприглядных условий действующего фронта, простой и удобный, но никак не для официальных визитов, когда дворянин должен выступать как представительное лицо своего феода. Келвин тяжело вздохнул, — Стивки, вы тоже приведите себя в порядок, вместе со мной отправитесь к нашему претенденту на престол.
— Я не благородный, чтобы присутствовать на подобных заседаниях, — отрицательно покачал бывший наемник головой, — думаю, вы и без меня там неплохо справитесь. Моя персона будет вызывать только лишние вопросы, вам они сейчас ни к чему. Не сочтите это за оскорбление…
— Вы поклялись выполнять мои указания, Стивки, — одернул его Келвин, — И я вам сейчас указываю: вы пойдете со мной. Никто, кроме вас, не сможет лучше расписать Розмийскому графу, чего стоит ожидать от армии вторжения Саальта. Вы были там в прошлой войне, вы выполняли приказы короля Саальта…
— Я убивал ваших людей, — напомнил Стивки, — убивал подданных короны Рейнсвальда. А потом убивал подданных короны Саальта. Об этом вам тоже не следует забывать, как и о том, что здесь до сих пор есть много тех, кто желает моей смерти. И на это у них действительно есть веские причины.
— Странно… — задумался Келвин, все еще разглядывая изображение статуи Человечества на обзорном экране, — эта война закончилась, когда моя мать еще даже не была беременна мной. А вы участвовали в тех сражениях, но сейчас стоите рядом со мной… Настолько разные воспоминания, что можно представить, будто мы из разных миров.
— Просто разные поколения, — пожал Стивки плечами, — Вы из другого, которое само не видело той войны. И потому вам она не так страшна, как старикам…
— А вам? — поинтересовался Келвин, теперь все-таки к нему повернувшись. — Стивки, вам эта война страшна? Или вы просто боитесь за собственную жизнь?
— За собственную жизнь? — Стивки даже усмехнулся, — господин, последнее, что меня волнует, так это то, что случится с моей жизнью. Она мне не интересна, боги мне ее дали, боги ее и заберут, когда посчитают нужным. Глупо бегать от этого, все равно от развязки сбежать не получится. И все же, отвечая на ваш вопрос, я скажу, что боюсь этой войны. Она бессмысленна… Миллионы людей погибли просто из-за разборок двух королей, которые никак не могли поделить власть. И вы не сделали никаких выводов, повторяя те же ошибки. Вам нужна власть… Как будто ее мало. Все время хотите больше и больше, не зная, когда остановится. И из-за этого страдают простые люди…
— Странно слышать это от вас, — усмехнулся Келвин. — Я помню, почему за вашу голову назначили цену как в Саальте, так и в Рейнсвальде.
— Я выполнял приказы, — безразлично пожал плечами Стивки, — То, что мне говорили, просто выполняя те клятвы, которые дал людям, посчитавшим такие приказы подходящими. Не мне судить об их правильности или этичности. Пусть судят те, кто имеет на это право.