Страница 41 из 244
— Не могу в этом вас упрекнуть, — Келвин понимал, что давить на этого лейтенанта бессмысленно, он всего лишь такое же подчиненное лицо, как и рядовые солдаты, сейчас досматривающие помещения. — Тогда мне нужно поговорить с вашим командованием. Немедленно вызовите его сюда.
— Господин, я не уверен… — начал было офицер, но Келвин остановил его жестом руки, не дав закончить очередную отговорку.
— Передайте, что с ним хочет немедленно поговорить наследник Тоскарийского графства. Думаю, он найдет в своем наверняка загруженном графике несколько минут, чтобы встретиться с дворянином союзного феода во избежание любых возможных дипломатических конфликтов между нашими правящими Домами, — спокойно приказал Келвин, отметив, как моментально побледнело лицо офицера. — Моя миссия слишком важна, чтобы задерживаться здесь на несколько часов, пока ваш начальник не посчитает возможным встретиться со мной, у него есть десять минут, я жду.
— Будет сделано, господин, — офицер щелкнул каблуками и тут же отошел в сторону, на ходу включая коммуникатор и пытаясь выйти на нужную волну. Келвин не стал ничего добавлять, спокойно вернулся к Стивки, сидевшему с таким же невозмутимым видом, однако, когда Келвин сел напротив него, он отложил инфопланшет в сторону.
— Господин, вам стоит быть жестче, — заметил наемник и кивнул головой в сторону розмийских солдат, — эти должны вас бояться при одном только появлении. И уж точно не сметь перечить. Командир станции должен был вас лично встречать, дожидаясь еще на причале, но вместо этого он присылает сюда забитого лейтенантика, а сам продолжает сидеть в кабинете, считая свой долг выполненным…
— Стивки, друг мой, порой ты смотришь на вещи слишком однобоко, — покачал головой Келвин, — у этих людей есть четкие приказы, которые они выполняют, и не мне судить их за то, что они делают свою работу.
— И поэтому вы следуете в том направлении, в котором вас несет, — неодобрительно хмыкнул наемник. — Господин, на поле боя вы показали себя как превосходный командир, но почему тогда вне армии вы ведете себя столь глупым образом? Особенно теперь, когда выступили против воли своего отца…
— Мой отец не понимает, что сейчас нет смысла воевать друг с другом… — покачал головой Келвин, — настоящая угроза не в королевстве…
— А если посмотреть на это его глазами, то вы собираетесь договариваться с врагами, которые хотят его поражения и смерти, — четко обозначил Стивки. — И иначе, как предательство, подобное поведение рассматривать нельзя. Как вы сами думаете, что вашему отцу будет дороже? Вы сами или его грандиозные завоевательные планы?
Келвин не стал отвечать, врать не было никакого желания, а признавать правдой собственные домыслы было банально страшно, слишком двойственным тогда получалось его собственное положение. Наследник Тоскарийского феода предпочитал просто об этом не думать, успокаивая себя только тем, что поступает во благо собственного феода.
— Господин, мне сказали, что вы желаете меня видеть, — до каюты, где они сидели, наконец-то дошел командующий станции, внешне действительно больше всего напоминающий человека, уверовавшего в свою абсолютность. Располневший так, что даже стандартный мундир пришлось перешивать для слишком выдавшегося вперед живота, пыхтевший жуткой одышкой, ежесекундно вытирающий платком пот со лба и толстых щек, покрытых рыжей щетиной, переходившей в жиденькую и неухоженнкю бородку, и маленькими поросячьими глазками, бегающими из стороны в сторону, словно пытавшимися спрятаться под распухшими веками без ресниц.
— Все-таки соизволили почтить меня своим вниманием? — Келвин даже не стал вставать, просто повернув голову в сторону старшего офицера станции. — Не думал, что у вас здесь такое вольное отношение к представителям союзного феода, тем более, членам семьи правящего дома.
— Покорнейше прошу меня простить, — сразу же поклонился начальник станции, хотя отвисший живот в этом ему довольно сильно мешал, — мы не были предупреждены, что к нам прибывает столь высокопоставленное лицо…
— Конечно, в военное время мне только и не хватает того, чтобы трубить всем и каждому о своем решении отправится куда-либо, — прошипел Келвин, даже не пытаясь скрыть сарказма. — Если я прибыл сюда, значит, на это есть веская причина. И не в ваших интересах задерживать меня здесь, настаивая на выполнении ваших обязанностей. Феодал находится гораздо выше подобных мелочей, и уверяю вас, мое слово будет весить куда больше, нежели ваше, при необходимости разобраться каким образом информация, которая может спасти феод, опоздала, и по чьей вине это произошло. Надеюсь, вы это понимаете?
— Господин, — побледневший начальник станции, не ожидавший подобного тона и уже успевший пожалеть, что сегодня вообще проснулся, еще раз низко поклонился, — я прошу вас понять так же и мою ситуацию, у меня есть твердые указания, которых должен придерживаться…
— Плевать я хотел на ваши указания! — настроение у Келвина быстро портилось. Сорваться на человеке, стоявшем на несколько рангов ниже, было не самым плохим способом избавиться от скопившегося на душе негатива. — Вы сейчас же пропустите мой корабль, чтобы я мог прибыть на линию фронта к вашему феодалу…
— Насколько мне известно, сейчас граф Розмийский находится в столице. Прибыл трое суток назад, двигаясь этим же маршрутом, — уточнил командир станции. — Именно оттуда он руководит обороной феода… И, думаю, вам нужно направляться туда, если ищете встречи с ним.
— Не на фронте? — Келвин был неприятно удивлен этим известием. Клятвы, которые давал каждый дворянин, обязывали его лично, своей жизнью и честью, защищать родной феод и своих подданных. А для этого дворянин должен лично присутствовать на фронте, руководя военными действиями прямо, а не через многочисленных посредников, избавляя себя от любой возможной опасности. Это убеждение было предметом неоднакратных споров с отцом. Келвин обвинял его в том, что он не появляется на фронте, где нужен своим солдатам как знамя того, ради чего сражаются и умирают. И позже вздорил с ним уже из-за того, что хотя бы наследник должен лично участвовать в боях, чтобы все видели, как тоскарийский правящий дом помнит о тех, кто умирает ради его идеалов и светлого будущего. И едва смог выбить у отца право оказаться на фронте и лично сражаться с врагами, отстаивая честь своей фамилии.
Единственное, что могло хоть как-то оправдать нежелание отца появляться в войсках, была необходимость решать множество политических вопросов. Союзники в этой войне необходимы феоду как воздух, чтобы уцелеть в этой резне, где в кровавой круговерти исчезали целые дворянские фамилии со своими феодами, гибли лучшие из лучших, а те, кто выживали, изменялись до неузнаваемости. Барон Тристанский для Келвина стал чуть ли не самым ярким примером того, как может измениться дворянин, потеряв самое дорогое. Примером одновременно и слабости, не способным восстановиться после такой потери, и силы, превратившим боль утраты и ненависть в новый стержень собственной души, который позволил ему снова рваться в битву, не щадя ни себя, ни врагов.
— Никак нет, — снова покачал головой командующий станицей. — Вам необходимо направиться во дворец, если хотите его увидеть.
— Тогда отзовите своих людей, я немедленно лечу в столицу для личной встречи с вашим графом, — велел Келвин. Офицер уже было открыл рот, чтобы возразить наследнику тоскарийского графства, но тот его опередил еще одной фразой: — Это не просьба, а прямой приказ. Если вы меня сейчас не пропустите, то я сообщу вашему сюзерену о столь неподобающем поведении, и пусть тогда он сам решает, что с вами делать. Лично я бы расстрелял вас, по законам военного времени, за превышение своих должностных полномочий.
— Господин… — командир станции даже отступил назад, испуганно посмотрев на своего гостя. Столь поверхностной угрозы оказалось достаточно, чтобы заставить его испугаться за свое вполне обеспеченное будущее, хоть Келвин и не собирался заниматься подобными мелочами. Его имя и звание он все равно забудет через пару часов, никакого значения для него этот человек не имел, а загружать бесполезной информацией свою память наследник не хотел.