Печать Равновесия

– Что за?!.

– Срок перемирия истек, как я понимаю, – Фобос был само спокойствие. – Змееныш, имей в виду, за все, что вы разгромите, я вычту из твоего жалования.

– Опять я виноват? – возмутился Седрик. – Куда катится мир, Соколы уже нападают без предупреждения… хотя у него все на лбу было написано! Поистине жалкое зрелище: Сокол, пытающийся играть нечестно!

– Почти столь же жалкое, как Змей, которого могут перехитрить пять маленьких девочек! – не выдержал Михаил. Вступать в полемику было явной его ошибкой. Со змеелюдами вообще без особой нужды лучше не разговаривать – лапшу с ушей потом обтряхивать замучаешься!

– Что поделать, когда одному приходиться сражаться с пятерыми – ваша хваленая справедливость чаще берет отпуск, – рассеянно проговорил Седрик, уклоняясь от очередного удара. Меч перерубил металлическую цепь и на Михаила грохнулась огромная люстра. К счастью (для князя и его библиотеки), свечи на ней были погашены. Сокол успел уклониться – люстра только слегка задела крылья, но Седрик, до того играющий не в обороне даже, а довольно малодушном уклонении, в тот же момент атаковал. Длинное змеиное тело свернулось в тугие кольца, а затем молниеносно распрямилось. Отвлекшийся на падение люстры Михаил не успел ни уклониться, ни выставить меч – в следующее мгновение выбитый из когтистых полуптичьих лап – и грохнулся на спину, окончательно лишив себя возможности взлететь. Подняться ему Седрик уже не позволил. Гибкие серебристо-оливковые кольца сжимались все сильнее, страшные лапы в броне чешуи с кинжалоподобными когтями удерживали обе руки крылатого рыцаря – не мне, пожалуй, пугающие полуптичьи лапы – прижатыми к полу, а кончик хвоста обвил рукоять отлетевшего к стене меча…

Элион отвернулась и зажмурилась, уткнувшись в плечо Корнелии. Впоследствии Стражница с некоторым удивлением вспоминала, что никому из них даже на мгновение не пришло в голову попытаться помочь Михаилу. И не потому, что без Сердца Кондракара от девчонок было мало проку – вмешиваться в поединок оборотней было чем-то невозможным. Уж если князь не только не попытался заступиться за Седрика – это-то как раз в его духе – но и позволил библиотеку свою громить!

Неожиданно оттолкнув подругу, юная королева резко развернулась и, прижав побелевшие кулачки к шее, встретилась со змееоборотнем взглядом.

– Седрик, п-пожалуйста… ты же и так уже победил.

– Видишь ли, солнышко… милосердие – самая опасная вещь на свете, – задумчиво сказал змеелюд, останавливая лезвие меча за долю мгновения до того, как отсечь противнику голову. – Думаешь, проиграв один поединок, неубитый враг не предпримет новой попытки взять реванш?

– В этом можешь не сомневаться, – ласково улыбнулся сестре Фобос.

“Всех отрицательных героев всегда губила излишняя болтливость” – неожиданно всплыло в голове у Корнелии где-то давно прочитанное.

Длинное лезвие меча снова взметнулось и вновь обрушилось, лишь скользнув чуть в сторону, и вместо головы отсекло Соколу крыло. Михаил не сдержал клокочущего совершенно птичьего крика, но, когда второй удар лишил его другого крыла, не издал не звука, с безумным выражением стиснув зубы. На жемчужно-серый ковер хлынуло два потока крови, заставившие девчонок с визгом забраться в кресла с ногами, а князя, со скучающим видом наблюдавшего за действом – недовольно поморщиться.

– С другой стороны, однажды я его уже убил… Если ты еще нужен в Кондракаре, тебя снова воскресят. – обращаясь уже к Михаилу, продолжал Змей. – Если же нет… то, что не имеет смысла, просто перестает существовать. Верно?

Седрик скользнул в противоположный конец разгромленного зала. Сокол, сильно подрастерявший свою природную смуглость – словно в кофе хорошенько плеснули молока – тяжело поднялся на ноги. Одно отрубленное крыло осталось лежать в луже крови на полу, второе обвисло за спиной рыцаря изломанной тряпкой. несколько перьев еще кружились в воздухе – кот Наполеон с довольным фырканьем ловил их на лету лапами, брезгливо обходя разлитую кровь.

– Чего…ты надеешься… этим добиться, Змей?

– Я не боюсь противника, который не умеет сперва нападать, а потом уж предупреждать о нападении. Не настолько боюсь, во всяком случае, чтобы убивать. Не возражаешь, если меч я оставлю себе?

Сцепив зубы, Михаил промолчал. Его окутало белое сияние и, мгновение спустя, Сокол исчез. Вместе с ним исчезло отрубленное крыло, лужи крови на полу и даже – к большому неудовольствию кота – перья.

– Его не воскресили бы в Кондракаре во второй раз. Иначе не погибла бы Люба… Совет способен призывать только однажды.

– Подумать только! – насквозь фальшиво разыграл изумление Седрик. Элион шагнула вперед и на пару мгновений положила ладошку на оливковую чешую.

– Спасибо…

– А наше перемирие тоже уже закончилось? – со странной интонацией поинтересовалась Вилл. Князь бросил короткий взгляд на часы, каким-то образом уцелевшие после поединка оборотней, превратившего библиотеку в живописные руины.

– Мы запечатали Хаос чуть раньше. До полуночи еще пятнадцать минут. Если кто-то за это время решит покинуть негостеприимные стены, как только Хранительница выполнит свою часть договора и отдаст мне кристалл – я лично возражать не буду.

– Может быть… ты изменишь плату? – подобная наглость, да еще со стороны Элион, не могла не вызывать удивления. Какое-то время Фобос молчал, с некоторой наигранностью изогнув бровь, а Эля, никогда не любившая игр в гляделки, ежилась, стараясь не отвести и не опустить глаза. – П… пожалуйста!

Наконец, князю надоело сверлить сестренку взглядом, и он, полуприкрыв глаза, откинулся на спинку своего кресла, безразлично бросив:

– Не конвертируется.

– Что?

– “Пожалуйста” не конвертируется. “Спасибо”, кстати, тоже. Не исключаю, что все эти слова и представляют какую-то ценность, но сравнивать с артефактом…

Вот ведь слова в простоте не скажет!

Взгляд князя опять переместился на побледневшую и отступившую на шаг Вилл. Остальные Стражницы, не присутствовавшие при заключении договора, однако почувствовавшие что-то, попытались выстроиться между подругой и князем, но это, конечно, мало помогло. Лихорадочно замигавший светящийся шарик вырвался – Элион не видела, как именно – и, описав дугу над головами девушек, плавной дугой перелетел на раскрытую ладонь Фобоса. Яркий свет затуманился, сменившись жемчужным мерцанием…

– Перевожу на человеческий язык, – безмятежно вклинился Седрик. – а нам что с этого будет, кроме весьма вероятных скорых проблем?

Фобос едва заметно поморщился, но замечаний делать не стал. На мгновение у Элион мелькнула мысль спросить: “А чего ты хочешь?”, но девочка отринула ее, как демонстрацию глубочайшего идиотизма и… продемонстрировала идиотизм еще более глубокий – сняла с головы диадему и положила на кофейный столик перед собой. Взгляды присутствующих трудно было описать словами! “Ревизор”, последний акт, немая сцена, как сказала бы, наверное, Тарани, если бы могла что-то сейчас сказать. Но слов не нашлось даже у Седрика – змеелюд только приподнял хвост и выразительно покрутил кончиком у виска. Трудно было с ним не согласиться!

– Уж не решила ли ты, сестренка, – медленно, словно взвешивая слова, поинтересовался князь. – пошутить, прикинувшись еще большей дурочкой, чем ты на самом деле есть?

Элион, саму себя ошарашившая не меньше других, решила счесть вопрос риторическим.

– Не хотелось бы думать, что ты меня идиотом считаешь, – уточнил Фобос. – а тут одно из двух.

По всей видимости, у него в голове не укладывалась вероятность подобного поступка, а поскольку людям свойственно судить о других по себе, вывод князь сделал однозначный – имеет место какой-то подвох.

– Ты что же, слову моему не веришь? – тихо спросила Элион.

– Ну, ты никакого слова не давала, да и отвечать за него возможности не имеешь.

– То есть?

– За действия своих подружек ты не можешь отвечать: они не слуги и даже не подданные. Как ты думаешь, что будет, как только я верну им артефакт? Причем с тебя никакого спроса, ты слова не нарушишь – совсем как тогда, в проигранном поединке. Собственно, это суть твоего любимого либерализма – сваливать ответственность и свои проблемы на других.