Страница 32 из 37
Сокол, словно с усилием сквозь сжатые зубы, но все же ответил:
- Это гидре на этот раз не повезло. К сожалению, для этих тварей потеря одной из голов – всего лишь временная неприятность!
Пустыня Огня за серебряной завесой таяла, сливалась в тускнеющий на глазах красно-золотой фон. Тарани, зажмурившись, сжимала руку Вилл, наверняка до боли, но рыжеволосая Стражница не подавала виду, мягко придерживая подружку за плечи.
– Как интересно, – видимо, убедив себя, что присутствующие не стоят его внимания, Фобос задумчиво наблюдал за догорающими всполохами в серой дымке.
Хоть князь сам и признал, что боится Хаоса, поверить в это, глядя, с каким спокойствием он рассматривает серебристую завесу всего в нескольких сантиметрах от своего лица. Медленно подняв руку, Фобос коснулся переливающегося занавеса – и почти сразу отдернул ее: там, где с серебряному мерцанию притронулись кончики его длинных пальцев, стремительно начало расползаться черное пятно, словно пожирающее завесу. Сфера Хаоса окрасилась бархатной чернотой.
Если вехи Хаоса и правда возникали, как отражения чьих-либо душ, невероятной неожиданностью оказалось то, как красива может оказаться душа с клеймом гордыни. Почему-то Элион всегда считала, что прекрасные души бывают только у хороших людей – это казалось ей почти синонимом. Но красота заснеженных равнин и острых, похожих на огромные бриллианты ледяных скал, пронзающих невероятно ясное фиолетово-черное небо с узором звездной россыпи, иногда озаряемое холодными переливами Северного сияния, пожалуй, превосходила все прочие Вехи. Волшебный Лес и Поющее море, Мир Облаков и Пустыня Огня – все эти фантастические миры были чересчур живыми, чтобы достичь той степени ледяного совершенства, что пугающе-прекрасный мир ночи, снега и далеких холодных звезд.
Сам Фобос, определенно, ожидал увидеть что-то совершенно иное: на несколько мгновений сквозь невозмутимость на его лице проступило непривычное недоумение – в достаточной степени чтобы, зная князя, понять, что он просто шокирован.
– Я говорил моему господину: сознание и душа – зачастую очень разные явления, – нарушил повисшую тишину Седрик.
– Молчать, – рассеянно отмахнулся князь. – Элечка, мы будем вообще ставить Печать на место – или как? Если я еще не разучился считать – это уже все твои подружки.
– Но ты же сам…
– Что опять “я же”? Что бы ни случилось в этом паршивом мирке, к вопросу “кто виноват” здесь подходят весьма консервативно. Репутация есть репутация. Ну так что?
– А что нужно делать?
– Своевременный вопрос, ничего не скажешь…
– Сам мог бы рассказать по существу вместо экскурса в философию! – вступилась за Элион Ирма. – Может, это и интересно: что представляет собой Хаос, но куда полезнее было бы знать, как с этим бороться!
– Бороться с Хаосом – это даже звучит, как абсурд. Я думал, Элион знает, как активировать ключ Созидания, – судя по тому, что Фобос назвал ее не “дорогой сестричкой”, а по имени, ситуация была серьезная. – я не могу ее этому научить. Ключ Разрушения ведет себя совершенно иначе! Это как учить кого-то фехтованию правой рукой, когда сам – левша.
Над раскрытой ладонью князя сгустилась тьма, обретая форму серебристо-черного меча.
– Ключу необходимо придать форму. Любую. Ключ Созидания вряд ли будет оружием… но я не знаю. Скорее всего, ты сама знаешь, но не можешь сформулировать.
Элион едва сдержала неуместную усмешку, вспомнив, как Галгейта в шутку говорила, что стоящая у доски на уроке математики принцесса – тогда еще и не догадывающаяся о своем королевском происхождении и невероятной судьбе – напоминает собачку: “Глаза умные, все понимает… только сказать ничего не может!”
Толку-то от таких “знаний”!
– Ладно. Будем действовать по универсальному методу: упал с самолета – учись летать!
На лице князя ничего не отразилось, но в воздухе ощутимо повеяло чем-то… малодружелюбным. В буквальном смысле – повеяло. В комнате стало ощутимо холоднее, а витающее марево из зеленого окрасилось льдисто-голубым.
Какое-то время Корнелия с отсутствующим видом смотрела даже не в глаза князю, а словно бы сквозь него, потом, ни звука не издав, словно задыхаясь, откинулась на спинку своего кресла. Мгновением спустя к ней, взвизгнув, присоединилась Тарани, вокруг которой свечение сжалось во множество черных мохнатых комочков на тонких лапках, облепивших Огненную чародейку с ног до головы.
– Комната с пауками! – негромко хмыкнул Фобос. – Вот до чего чрезмерное увлечение Достоевским может довести ранимую детскую психику.
Крылья Михаила обледенели, почти придавив его к мраморному полу своей тяжестью, Хай Лин оказалась заключена в медленно сжимающийся полупрозрачный шар, Бесс Грампер, слепо уставившись перед собой, с беззвучным хрипом сжимала обеими руками горло… Ирмы и Вилл в сгущающемся ледяном тумане Элион рассмотреть не успела, но понятно было, что и с ними ничего хорошего сейчас не творится.
В воцарившейся кромешной тишине Элион встала и, посмотрев на брата привычно робким взглядом огромных серых глаз, почти без размаха врезала ему кулаком по лицу – от неожиданности князь даже не попытался уклониться.
– Прекрати это!
– Я не могу. Ты же сама видела, что магия здесь моментально выходит из-под контроля. Ключ Разрушения активирован, а “прекратить это” можешь только ты – активировав ключ Созидания.
– Но я не…
– Знаешь и умеешь. Ты уже делала это. Сказать тебе, чего больше всего боится твоя подруга Корнелия?
– Ледяное озеро… Она едва не утонула тогда. Потом ей часто снились кошмары об этом…
– А почему она не утонула, ты можешь вспомнить? Ты ведь была вместе с ней, верно?
– Я была совсем маленькая и мало что помню… Мне тоже несколько раз снилось это озеро… потом – золотой свет.
– Это ты создала то сияние.
– Я ничего не делала…
– Ты всегда это умела. Будить надежду в душах…
– Почему же я этого не помнила?
– Магический потенциал, как правило, впервые проявляется в стрессовых ситуациях, – задумчиво рассматривающий себя в зеркале Фобос даже не обернулся. – на Землю проникает слишком мало дыхания Хаоса, чтобы в полной мере использовать там настоящую магию, однако в отдельных случаях такое вполне возможно.
– Князь, вы что – диссертацию пишете?!
Не дождавшись ответа, Элион, подошла к потерявшей сознание Корнелии и взяла ее за обе руки.
– Неужели хоть раз в жизни я спасла тебя, а не наоборот? – тихо спросила девочка, закрывая глаза и погружаясь в пучину их общего кошмара.
Им было лет по пять-шесть…кажется. В школу, во всяком случае, девочки тогда еще не ходили. Однако уже тогда Корнелия, случайно увидев по телевизору какой-то олимпийский чемпионат, без памяти влюбилась в фигурное катание и твердо решила посвятить себя этому чудесному спорту. Родители, уже тогда усвоившие, что если дочке что-то приходит в голову и крепко там оседает, спорить с Корнелией бесполезно, пообещали, что с сентября она пойдет в студию фигурного катания, но до сентября было еще больше полугода – зима только-только перевалила за середину. И странно было понимать, что кто-то может не проникнуться твоим восхищением: родители или лучшая подруга.
– Я, правда, очень за тебя рада, – Эля зябко поежилась, чуть ли не по самые глазищи спрятавшись в шарф: после долгой оттепели неожиданно ударил мороз. – но меня можешь даже не уговаривать! С моей – кхем! – природной грациозностью и редкостной везучестью такое дело даже сломанными ногами вряд ли обойдется!
– Ну почему ты всегда такая?.. Надо верить в свои силы, тогда все будет получаться! Это же так здорово!
За разговором подружки подошли к пушистому от недавно выпавшего снега берегу паркового озерца, после заморозков покрывшегося льдом. Разумеется, им строго-настрого было запрещено по этому льду ходить, но Корнелия с детства предпочитала все решать сама, поэтому, в отличие от тихони Элион, не особо радовала родителей послушанием. Иногда об этом все же приходилось жалеть…