Тени Рагнарека

Элион закусила губу. Дилемма… Можно ли заставить забыть о мести, когда только она и осталась? Отобрать у кого-то последний смысл, даже если смысл этот в том, чтобы биться, как бабочка о стекло фонаря, неустанно, не замечая боли стремиться к своей цели… к своему концу, потому что конечная цель – огонек за стеклом – это смерть. Многие так его и не достигают, сдавшись и погибнув гораздо раньше, но разве есть смысл в том, чтобы пробиться к своей цели – и погибнуть все равно? Как правило, стоило брату начать рассуждения на этот счет, Элион всегда горячо ему возражала, говорила, что свобода – неотъемлемое право каждого и что каждый сам вправе выбирать, независимо от того, каким этот выбор покажется окружающим. В том числе и выбор конечной своей цели – хоть это так чуждо и непонятно ей самой… Нерисса не в силах простить – гаан побери, Элион отнюдь не была уверена, что сама бы это сумела на месте бывшей Хранительницы. Ее тоже предавали. Предавали жестоко и больно, но все это в сравнении казалось просто детскими обидками. Фобос не знал и не понимал, что такое «надежда». Нерисса – знала. Правда ее надежда ощущалась не золотистым солнечным зайчиком, а бурлящей в вулкане лавой, готовой затопить все вокруг живым огнем.

– Что же, – перестав, наконец, мерно раскачиваться, волшебница шагнула к Фобосу, вцепившись скрюченными пальцами в черный шелк его туники, чуть снизу вверх глядя казавшимися сейчас скорее лиловыми, чем синими глазами. – узда действительно наброшена. И ее конец в твоих руках. Поступай как знаешь – и будь ты проклят!

– Что-то в этом роде я слушал тринадцать лет подряд, – с едва заметной улыбкой заметил князь, положив ладони ей на виски.

Он слышал. Фобоса в Меридиане возненавидели лютой ненавистью все, кто вообще был способен на какие-либо чувства, однако королевство пережило эти тринадцать черных лет, оставшись королевством, а не развалинами, на которых бесчинствовали бы в бесконечной грызне сотни полудиких племен, на которые рассыпался бы Меридиан, не сожми его кто-нибудь в железном кулаке. Теперь и Нерисса возненавидит за то, что ей не позволили и дальше разбиваться о стекло, в безумстве единого стремления к своему концу.

Наверное, Элион жалела бы брата. Его это привело бы в бешенство, но она вряд ли сумела бы справиться со столь унижающим чувством. Все было бы так… Если бы самому Фобосу хоть на крупинку было до всего этого дело!

– Мы уходим, – тихо произнес князь, ни к кому конкретно не обращаясь.

Эндарно вскинул копье.

– Я ни на грош вам обоим не верю! – заорал он, игнорируя предостерегающий знак Оракула. – Имей в виду, Фобос, если ты только…

– Достаточно, Энди, не продолжай, – по тонким губам князя скользнула усмешка. – во всех дешевых фильмах с такой патетической тирады и начинается мордобой. Не в твоих силах отпустить меня без этого, – черный меч на мгновение материализовался в руке Фобоса и тут же растворился. – тогда попытайся ударить в спину, благородный воин!

Развернув за плечи стоящую с закрытыми глазами, практически уткнувшись лбом в его шею, Нериссу – та неожиданно легко, как лунатик, подчинилась – князь демонстративно, словно бы подтверждая приглашение, отвернулся от Стража Башни. Исчезнуть он вполне мог бы из любой позиции… И материализовать меч снова было делом доли мгновения… Судя по безумным глазам и вздувшимся жилкам на висках и шее Эндарно, его голову как раз посещали те же мысли. Фобос знал натуру Эндарно не менее глубоко, чем тот – его. И не мог не знать, что удар в спину, с точки зрения действительно благородного воина – это крест на чувстве собственной чести, моральной гибкостью Страж Башни не отличался. А тот знал, что князь не нападет из такой позиции первым. Ведь, если до боя так и не дойдет – победителем по умолчанию останется все равно Фобос, от которого Эндарно заставит себя проглотить все пережитые оскорбления. Куда ни кинь – незамаранным уже не остаться…

– Будь ты проклят! – повторил Страж Башни недавние слова Нериссы, бросая копье Одина в Фобоса с таким видом, словно стрелял себе в висок.

– Эндарно, его нельзя так использовать! – как всегда, пусть на долю мгновения, но неизбежно запоздав с предостережением, воскликнул Оракул, когда копье золотистой молнией уже выскользнуло из пальцев его старинного друга. Когда выбор уже был сделан.

Фобос не шевельнулся. Пальцем не повел, чтобы вновь создать в ладони черный меч Разрушения, чтобы блокировать удар, не попытался уйти с траектории полета копья – хотя той доли секунды ему вполне хватило бы и на то и на другое. В какой-то миг до Элион дошло, что он НЕ СОБИРАЕТСЯ этого делать – обычно соображать в доли секунды отнюдь не входило в список – не слишком-то длинный – ее талантов. Но время явно замедлилось, став густым и тягучим, как мед, при желании сейчас можно было бы отсчитывать даже не мгновения – их тысячные доли. Окружающие, словно мухи в этом застывающем меду, едва шевелились, только золотой росчерк копья не полз, а все равно летел. Элион рванулась вперед, не веря, что успеет даже коснуться этой идеально прямой молнии, а если и сумеет – брошенное с такой силой, копье даже не замедлит полета, мимоходом сбив ее с ног и протянув немного за собой… Зажмурившись, девочка сомкнула пальцы, ожидая, что они встретят пустоту…

– Элион!

Порой, когда ожиданиям не суждено оправдаться, это отчего-то отнюдь не огорчает. Ожидаемого рывка, способного вывернуть руку из плечевого сустава, тоже почему-то не последовало, теплая деревянная рукоять легко улеглась в ладонь, совсем не привычную к какому бы то ни было оружию. Даже слишком тяжелым копье не оказалось – на вид оно выглядело куда массивнее.

– Открой глаза – немедленно! – прозвенел металлом холодный властный голос совсем рядом. Эля, поежившись, подчинилась. – Из всех твоих выходок, ты, несносная маленькая выскочка, ЭТО было апофеозом! Ты хотя бы иногда соображаешь, что делаешь?! – закрыв глаза, Фобос глубоко вздохнул и тихо добавил. – Спасибо.

Жестом подозвав Фроста и снова обхватив Нериссу за плечи, он несколько поспешно создал вихрь неустойчивого портала, поглотившего всех троих в считанный мгновения. Ну вот! Снова, желая как лучше, ухитрилась практически в душу плюнуть! И это когда им уже почти что удалось установить хрупкое перемирие.

– Хороша благодарность – с таким видом, словно милостыню швырнул! Предварительно высказав, что думает о попрошайках! – тихо буркнула Ирма. – Эля, ты в порядке?

Юная королева рассеянно кивнула. Копье в ее руке, словно тая, сжалось до размеров небольшого карандаша, на по прежнему стоящем соляным столбом Эндарно растаял золотой шлем и доспех, оставив Стража Башни в уже знакомой хламиде, сейчас скорее серой, чем из оттенков белого.

– Что все это значит?! – наконец резко спросила Оруби. Оракул, кажется, успевший задремать сидя под минуту молчания, приоткрыл тяжеловатые веки.

– Элион, а не Эндарно, истинный Хранитель Золотого Копья. Я говорил и повторю еще раз, что любовь – советчик во стократ более мудрый, чем ненависть и месть. Такое оружие можно давать в руки лишь тому, кто не захочет его использовать, иначе защитники были бы ничем не хуже разрушителей, с которыми они призваны бороться.

– В таком случае, – Оруби скривилась. – я тоже не истинный хранитель Молота, поскольку заразу ползучую при следующей же встрече голыми руками придушу!

– Пожалуйста, – Элион нерешительно коснулась запястья базилиадки. – пожалуйста, перестань. Нельзя так серьезно воспринимать, что наболтал этот болван, его постоянно на широкой публике заносит.

– Универсальное оправдание – никого нельзя винить за то, что он такой, какой он есть…

– Но ведь это действительно так. Оруби! Мне… нам! – ты очень-очень нужна. Я не могу одна. Не умею и не хочу, когда человек сам, по природе своей слаб – как ты сказала, никого нельзя винить в том, что он таков, какой есть – он останется таким, обладая любыми силой и легендарным оружием!

– Ты хотя бы знаешь…

– Знаю, о чем тебя попросил Калеб. И какие цели преследовал при этом… помимо прочего. Я бы сама попросила тебя занять его место, если бы меня не опередили. И я знала, что ты согласишься… знаешь, я очень долго понятия не имела, кто я такая и откуда. И сейчас, в Меридиане, я скучаю по множеству привычных мелочей из жизни на Земле. Но все равно меня с детства не оставляло чувство, словно бы я живу какой-то не своей жизнью, словно свалилась откуда-то и должна это терпеть. Оттого готова была хоть в омут с головой, лишь бы вырваться из этого! Ты ведь понимаешь…