Яков. Воспоминания

— Яков Платоныч, ну, по всей видимости, отравление. Я убежден, что вскрытие это подтвердит.

И он распорядился на счет доставки тела в мертвецкую. Мы же продолжили осмотр квартиры.

— Соседка сказывает, что студент накануне приехал, — рассказывал Ульяшин, который и обнаружил местожительство студента, и даже успел опросить соседей, — тихий, говорит, какой-то, скрытный.

— Даже белья нет! — удивился я, рассматривая дорожный мешок бывшего постояльца.

— Ни денег, ни документов не найдено, — подтвердил Ульяшин.

Я еще раз внимательно осмотрел мешок и нашел следы от именной бирки, оторванной небрежно, явно второпях. Видно, не хотел убийца, чтобы мы узнали имя студента. Но по идее, такая же бирка должна быть и на белье. И вряд ли убийца унес его с собой.

— Соседей опросите, кто тут у них прачка поблизости, — велел я Ульяшину.

Если студент сдал белье в стирку, то, возможно, на нем сохранились бирки. И мы сможем узнать имя нашей жертвы.

— А у покойной домохозяйки пропало что? — поинтересовался я.

— Да нет, вроде все на месте, — ответил Ульяшин. — Деньги, документы. Да там денег-то этих!

Да и так было видно, что жила покойная крайне небогато. Потому, видно, и рисковала, пуская жильцов. И все же деньги не тронуты. И это лишний раз подтверждает мои подозрения.

— Из-за студента ее убили, — сказал я подошедшему доктору Милцу.

— Полагаете? — в голосе доктора прозвучало сомнение: — Видать, важная птица этот студент.

— Или мелкая сошка в чьей-то игре, — предположил я. И обратился к Ульяшину:

— Здесь книга записи постояльцев должна быть.

— Ничего нет, — ответил он мне. — Никаких бумаг.

И книгу унес. То, как сильно убийца старался скрыть личность студента, тревожило меня все сильнее. Для сокрытия этой тайны он бестрепетно убил ни в чем не повинную женщину, просто оказавшуюся случайной свидетельницей. И убил очень быстро. Студент был убит ночью. А утром скончалась та, что могла его опознать. Какая стремительная реакция! Убийца твердо знает свою цель. И на пути к ней он готов безо всяких сомнений уничтожить кого угодно. Опасный, однако, тип. Совершенно не отягощенный моральными принципами.

Доктор вмешался в ход моих размышлений:

— Яков Платоныч, а Вы не находите, что такой вид убийства, как отравление, чаще совершают дамы?

— Да, джентльмены скорей ножом, или чем-нибудь тяжелым по голове, — усмехнулся я в ответ.

— Вот именно, — серьезно подтвердил Александр Францевич, напрочь проигнорировав мою иронию.

В комнату вбежал Ульяшин:

— Яков Платоныч! А ведь верно! Прачка в соседнем дворе живет! Вот! — он протянул мне свежевыстиранную нательную рубаху. — Вчера от студента получила!

Я осмотрел его находку. Как я и ожидал, под воротником оказалась нашита бирка.

— Б. Кириллов, — прочел я. — Ну, вот это уже что-то! Запрос в Петербург скорее телеграфируйте!

— Слушаюсь! — Ульяшин быстро вышел из комнаты.

Мы с доктором отправились следом за ним. Каждого из нас ждала работа, и не малая.

Утром следующего дня в управлении Коробейников докладывал мне результаты своих вчерашних изысканий:

— Алексей действительно приехал к сыну помещика Гусятникова накануне убийства. Вроде охотиться они собирались. Вечером веселились, гуляли. Стреляли из револьверов по горшкам. А с утра в тот день Алексея Елагина никто не видел. Сын Гусятникова охотиться раздумал. Потому как накануне сильно перебрал.

— А про егеря что слышно?

— Ничего, — озабоченно сообщил Антон Андреич. — Никто его не видел, и где он есть, неизвестно.

— А далеко ли от Елагиных до имения Гусятниковых? — спросил я Коробейникова.

— Ну, верст десять, — ответил он.

— Недалеко, если верхом.

Это определенно наводило на размышления. Надо бы поговорить с этим Алексеем. Посмотрим, что он сообщит насчет своего местопребывания вчерашним утром.

Я велел Антону Андреичу постараться ускорить розыск егеря Ермолая, а сам вышел из управления, намереваясь отправиться к доктору Милцу. Тот, по моим расчетам, должен был еще вчера сделать вскрытие тела квартирной хозяйки. И, если ему удалось определить вид яда, которым она была отравлена, это может дать новую зацепку. Яды бывают разные, и многие из них весьма непросто достать.

Едва выйдя на крыльцо управления, я в прямом смысле столкнулся с Анной Викторовной Мироновой. Точно! Не зря я чувствовал, что мне в этом расследовании чего-то не хватает. Как же так, убийство — и без госпожи Мироновой! Не порядок.

Она ойкнула и пошатнулась, столкнувшись со мной. Но тут же мило и приветливо мне улыбнулась:

— Яков Платонович! Добрый день!

— День добрый, Анна Викторовна.

— А Вам удалось узнать, кто этот студент?

Анна, как всегда, переходила к делу без долгих предисловий. И, как всегда, похоже, собиралась вмешиваться в дела полиции. Мне крайне импонировало первое из этих ее качеств. И очень сильно не нравилось второе.

— Пока нет, — ответил я ей, хоть и не слишком охотно. — А почему он Вас так интересует?

— Сама не знаю, — отвела глаза Анна Викторовна, — просто такой молодой, и такая страшная судьба…

Что еще мне в ней очень нравилось, так это ее полное неумение лгать. Делала она это очень редко, крайне неохотно, и с таким немыслимым неправдоподобием, что вызывала у меня самое настоящее умиление. Но не будем обижать барышню недоверием. Полагаю, единственной причиной ее неискренности является то, что она вновь руководствуется своими видениями. И не хочет меня раздражать упоминанием о них.

— А Вы что, — спросил я ее, — уверены, что он только жертва? Явился он туда с явно недобрыми намерениями.

— Нет, — убежденно покачала головой Анна. — Мне кажется, он жертва безвинная.

— Ну, а поговорить Вы с ним не пытались? — решил я слегка ее поддеть.

Анна моей иронии не поняла, ответила на полном серьезе:

— Да пытаюсь! Но он не приходит!

Равнодушие духа явно обижало ее и расстраивало. Я не удержался от улыбки:

— Не приходит?!

Вот теперь она заметила мою насмешку. Рассердилась и обиделась одновременно:

— Яков Платоныч! Бросьте Ваши шутки! Дело серьезное!

— Более чем, Анна Викторовна, — произнес я, садясь в экипаж, — и, с Вашего позволения, я продолжу им заниматься. Честь имею!

Я уехал, а она осталась смотреть мне вслед, расстроенная. Разумеется, я понимал, что она не оставит так просто свои затеи. И, стоит мне скрыться из виду, немедленно побежит и допросит с пристрастием Коробейникова. И он, разумеется, все ей расскажет. Но ничего страшного я в этом не видел. Во-первых, мы и в самом деле пока практически ничего не знаем. А во-вторых, пока Анна Викторовна беседует с духами, она в полной безопасности. И я готов сам сообщить ей имя студента, когда узнаю. Пусть вызывает и мучает его своим любопытством. Лишь бы не гонялась за преступниками, подвергая себя опасности.

Доктор Милц, увы, не сообщил мне ничего интересного. Квартирная хозяйка и в самом деле была отравлена. Но яд был самый обычный, доктор определил его с легкостью. И достать его особой сложности не представляло.

С Алексеем Елагиным я тоже побеседовать не смог. От Гусятниковых он уехал, но домой пока не возвращался. Отсутствовала где-то по делам и его матушка. В общем, день прошел почти впустую.

Вечером того же дня я ужинал в ресторации в обществе Виктора Ивановича Миронова.

— Спасибо, Виктор Иванович, что откликнулись на мое приглашение, — начал я разговор, когда мы после ужина перешли к вину.

— Всегда рад, Яков Платоныч, — любезно ответил Миронов. — Ну так, чем могу?..

— Расскажите, — попросил я его, — что же на самом деле тогда случилось с Елагиным-старшим? Хочется узнать правду, так сказать, из первых уст.

Виктор Иванович охотно кивнул. Похоже, он ожидал, что я стану расспрашивать его именно об этом:

— Дело в том, что на той охоте Елагин по роковой случайности убил человека. Непроизвольный выстрел.