Страница 29 из 53
Анна взглянула на фотографию, потом подняла на меня глаза с серьезностью и удивлением:
— Откуда это у вас?
— Нашли у одного отставного поручика, — ответил я ей, — умершего сегодня ночью при невыясненных обстоятельствах.
Вот теперь она испугалась. Побледнела, заволновалась:
— Господи!
— Расскажите подробнее о Вашем снимке, — попросил я ее.
Анна Викторовна, сделав над собой усилие, взяла себя в руки, взволнованно вздохнула и принялась рассказывать:
— Отец говорил, что все офицеры, изображенные на этой фотографии, погибли. Кроме него и еще троих.
— Очевидно, выжившие — это те, кто отмечен на фотографии, — я подал второй экземпляр фотографии подошедшему Коробейникову.
— Да, это они, — подтвердила Анна Викторовна. — Вот это мой отец.
— Больше никого не узнаете?
— Нет, больше никого, фотография-то старая.
— Ну, начнем с того, — сообщил я ей, — что фотография не старая. Очевидно, что…
— Как не старая? — перебила меня Анна по всегдашней своей привычке. — Отец говорил, она была сделана лет десять назад.
— Возможно, — ответил я, — но отпечатана фотография совсем недавно. Края ровные, и не пожелтела совсем. Очевидно, тот, кто печатал эту фотографию, имеет старую негативную пластину. А может, он сам делал фотографию. Это я Вам как специалист по фотографии говорю.
Анна Викторовна слушала меня чрезвычайно внимательно. Но мысли ее были далеки от теории фотографирования. Сейчас ее гораздо больше волновало происходящее:
— Так, и что же теперь делать?
Ну, на этот вопрос, слава Богу, у меня был ответ:
— Нужно спросить у Вашего отца, кто их фотографировал.
Я вызвал экипаж, и мы с Анной Викторовной немедленно отправились в дом Мироновых.
Виктор Иванович сохранял спокойствие и рассудительность. Но выглядел он неважно. Было видно, что от потрясения еще не оправился. Тем не менее, он принял нас сразу и даже не стал пенять дочери за самовольство, с которым она вмешала в дело полицию. А узнав о смерти поручика Набокина, и вовсе сделался серьезен и старался отвечать на мои расспросы как можно более тщательно:
— Эту фотографию сделал мой друг, подпоручик Шапкин. Вот он, видите, стоит с испуганным лицом. Он боялся не успеть добежать до остальных.
— Но он не отмечен. Что ж, получается, погиб?
— Да, — Виктор Иванович погрустнел. — Погиб. Я сам видел.
— А это кто? — указал я на еще одного человека, стоящего на фотографии рядом с молодым Виктором Мироновым. Это лицо тоже не было отмечено.
— Это мой друг, подпоручик Бехтерев. Он тоже погиб в той засаде.
— Ну, а вот это кто? — указал я на еще одно не зачеркнутое лицо. Человек, изображенный на фотографии, почему-то повернулся к фотографу в профиль и из-за этого казался стоящим особняком.
— Поручик Садковский, — пояснил Виктор Иванович.
— Он тоже не отмечен. Получается, погиб?
Миронов налил себе коньяку:
— Кажется, пропал… — сказал он как-то неуверенно. Но тут же поправился: — Нет, погиб. Конечно же, погиб.
Неопределенность в его голосе и некоторое едва слышное смущение насторожили меня. Мелькнуло ощущение, что Виктор Иванович на самом деле не знает ничего о дальнейшей судьбе поручика Садковского, но почему-то хочет, чтобы тот оказался погибшим.
— Так погиб или пропал? — уточнил я. — Вы не уверены?
— Уверен, — решительно произнес Миронов и залпом опрокинул рюмку коньяку.
Ладно, оставим это пока. В конце концов, есть и иные способы осведомиться о дальнейшей судьбе поручика Садковского, если я сочту это необходимым. А пока продолжим разговор:
— Ну, а что Вы сами обо всем этом думаете? Есть какие-то предположения, Виктор Иваныч?
Миронов со вздохом развел руками:
— Просто теряюсь в догадках.
— Ну, хорошо. Тогда не могли бы Вы вспомнить имена остальных выживших, — попросил я его. — Может быть, кто-то из них тоже получил такие фотографии и сможет пролить свет на эту тайну.
Виктор Иванович с легкостью назвал мне требуемые имена. Он не только хорошо их помнил, они даже поддерживали общение порой. Надеюсь, кто-то из этих двоих сможет мне объяснить, что же все-таки происходит.
Я оставил расстроенного Виктора Ивановича на попечении супруги, и покинул дом Мироновых в глубокой задумчивости. Непростое получалось дело, я сразу это почувствовал. А еще мне казалось, что несмотря на то, что Виктор Иванович всячески пытался мне помочь, он все-таки не был со мной до конца откровенен. Что-то не упомянул он в своем рассказе, возможно, считая неважным. Но я знал, что при расследовании убийства не бывает неважных мелочей. Любой малозаметный факт может оказаться значимым, повернуть расследование по нужному пути. Ну да ладно. Надеюсь, время у меня еще есть. И я успею, при необходимости, разговорить господина адвоката.
В этот момент мои размышления были прерваны Анной Викторовной, выскочившей за мной на крыльцо даже без платка, в одном наброшенном на плечи полушубке:
— Погодите, Яков Платоныч, — окликнула она меня. — Вы будете дело открывать?
Я был абсолютно уверен, что состав преступления есть, и дело я открою. Как и в том, что дело это будет весьма непростым. Но даже несмотря на то, что я был очень рад снова ее видеть и разговаривать с нею, меньше всего мне бы хотелось, чтобы неугомонная барышня Миронова вновь вмешивалась в расследование. Поэтому я ответил ей с максимальной рассудительностью и минимальной искренностью:
— Все зависит от заключения доктора Милца. Если он установит, что произошло убийство, то разумеется. А если Набокин умер от естественных причин, то…
— Но как же! — перебила она меня возмущенно. — Но ведь две фотографии с отметками — это же не случайность!
— Конечно, не случайность, — продолжал я, — но, если Набокин умер своей смертью, то все эти фотографии не более, чем чей-то розыгрыш. Вашему отцу кто-то прислал фотографию, на которой отметил его и еще троих его боевых друзей. Все.
Я надеялся, что мои рассуждения о розыгрыше хоть немного успокоят ее, заставят меньше переживать. Но Анну Викторовну всегда было непросто сбить с мысли. Вот и теперь она была не согласна со мной. И сердилась.
— Да не переживайте Вы раньше времени! — постарался я ее утешить. — Давайте дождемся заключения врача.
Лицо Анны сделалось упрямым. Она задумалась на секунду, и потом, видимо, решившись, выпалила:
— Я видела там, на войне, на отца напал офицер. Он был в длинной шинели и с саблей.
— Видели? — я не сдержал непрошеную улыбку. Все вернулось. И она снова рассказывает мне свои сказки. — Это Ваши видения?
Кажется, Анна Викторовна приняла мою улыбку за насмешку. Посмотрела обиженно и, не прощаясь, скрылась в доме.
А я сел в экипаж и отправился в управление. В отличном, надо сказать, расположении духа. Я и не знал, что так скучал по Анне, что мне так ее не хватало. Она радовала и веселила меня, даже когда на меня же сердилась. И теперь, когда ее увлечение мною позади, мы, возможно, могли бы иногда общаться, встречаясь, как друзья.
В управлении я не задержался. Лишь дал указания городовым взять под негласное наблюдение дом Мироновых, да выдал задание Коробейникову:
— Я надеюсь на Вас, Антон Андреич. Обоих сослуживцев Миронова нужно найти во что бы то ни стало. Не зря они отмечены на фотографии.
Коробейников спросил удивленно:
— Вы думаете, Набокин все же убит?
— Уверен.
— А почему, можно узнать, — поинтересовался Антон Андреич.
Но мне некогда было сейчас читать ему лекции:
— Потом объясню. Найдите мне сослуживцев Миронова, Ишутина и Дубова. В опасности они.
Коробейников, проникнувшись срочностью полученной задачи, убежал, а я отправился к доктору Милцу. Разумеется, я был уверен, что поручик Набокин был убит. Даже имел предположение, как именно его убили. Но сыщик должен оперировать фактами. А кроме того, я надеялся, что милейший доктор Милц сообщит мне что-нибудь интересное, о чем я еще не догадывался.