Страница 15 из 53
Я вертел в руках амулет. Просто ржавый наконечник стрелы. И из-за него погибло уже три человека. Воистину, суеверия губительны.
— Когда отец Олимпиады на себя руки наложил, — рассказывала Катя Прохорова, — тосковала она очень. Стала ходить сюда, в дом. Тут он ее и встретил, этот черный дьявол. Он стал учить ее всякому колдовству, чтобы она могла с отцом поговорить.
Вот мерзавец! Воспользовался горем девочки, заморочил ей голову, а после и вовсе зарезал. И все из-за ржавой железки! Ну, погоди, доберусь я до тебя!
— Однажды он сказал ей, чтобы она принесла наконечник стрелы, — продолжала Катя, — будто бы он нужен для ритуала.
— А я еще раньше подслушала разговор моего батюшки с батюшкой Кати, — вступила в рассказ Соня Молчалина. — Они говорили, что у них амулет пропал. И что теперь удача не будет сопутствовать им. Так вот, этот наконечник как раз Липка-то и украла, когда он у ее отца был.
В принципе, все было ясно. И кто убил, и почему убил. Оставались детали, но их можно прояснить и позже. А сейчас главным было задержать убийцу, благо теперь известно, где он точно будет этим вечером:
— Значит, он обещал за этим амулетом сегодня сюда прийти?
— Да, он так папе утром сказал. А папа его Филином еще называл, — Соня запнулась под моим взглядом. — А потом меня во дворе увидел. И сказал, что ждать будет сегодня вечером здесь нас с Катей. И амулетом.
Ждать будет? Отлично. Вот и мы его подождем. Я отпустил девочек, наказав им идти прямо домой, никуда не сворачивая. И занялся организацией засады. Не хватало еще упустить мерзавца из-за какой-то глупой оплошности.
Он пришел поздно вечером, уже затемно. Я нисколько и не сомневался, что он придет. Похоже, для него на этом амулете свет клином сошелся. Он, ради того, чтобы его получить, на все пойдет. Одержимый. Опасный противник, очень опасный. И чуть не ушел ведь! Осознав, что попал в засаду, сразу бросился наутек. Откинул с пути Коробейникова, раскидал городовых. Да вот только я уже встречался с одержимыми и предполагал такой исход. Поэтому и занял позицию не в доме, а на улице, поджидая, пока он выскочит. И, не мудрствуя долго, просто оглушил его, чтоб не сопротивлялся. А там и городовые подбежали, повязали мерзавца.
И в этот момент, когда я уже готов был вздохнуть с облегчением, проклятое дело подкинуло мне еще одно испытание для выдержки. Из-за угла дома, бледный и взволнованный, выбежал адвокат Миронов:
— Яков Платонович! Яков Платонович!!! Анна! Анна пропала!
Сердце остановилось на мгновение, потом забилось с бешеной скоростью:
— Как пропала?
— Целый день ее не было. А утром соседи видели, как она садилась на извозчика. Я боюсь, грешным делом, не пошла ли она искать следы этого пресловутого «черного человека»!
Ни минуты не сомневался я, что страхи Виктора Ивановича оправданны. И что Анна Викторовна пропала именно в связи с этим делом. Видно, не поверила мне, что я отнесусь к ее словам всерьез, и продолжила собственное расследование. И попала в беду. Господи, и хорошо, если жива еще! Этот гад одержимый, который ребенка зарезать не устрашился ради своего амулета, он же с ней что угодно сделать мог!
— Я встретил ее утром, и она что-то говорила о кладбище!
Я повернулся к Филину. Он понял все по моему лицу. Понял и оскалил в гадкой ухмылке страшные черные зубы. Сдержанность моя лопнула мыльным пузырем. Сейчас он мне все расскажет, все. И если только она пострадала…
Понадобилась всего пара минут, чтобы он рассказал, где спрятал Анну. И еще несколько минут и пара городовых вкупе с Мироновым, чтобы отобрать у меня его живым.
Мы с Мироновым бежали по ночному кладбищу, боясь не успеть. Я не прощу себе, если мы не успеем. Как, ну как я мог отпустить ее тогда днем?! Ведь знаю же ее характер, знаю, что она не остановится, если считает, что права! Нужно было проследить, чтобы она поехала домой. Нужно было предупредить ее родителей, потребовать, чтобы заперли! Самому запереть нужно было! И выпороть, чтоб не лезла, куда не надо! И выпорю, как только найду! Господи, только бы найти живой!
Нашли, успели. Склеп в самом дальнем конце кладбища, страшный и холодный, неподъемная дверь, запертая на огромный засов. Не знали бы, где искать, не нашли бы ни за что.
Анна сидела в углу, на какой-то подстилке. Растрепанная, с чумазым заплаканным личиком. Перепуганная насмерть. Со связанными за спиной руками. Живая. Слава Богу, живая. Слава Богу.
На следующее утро я допрашивал Прохорова, единственного оставшегося в живых из троицы друзей. Виктор Миронов присутствовал, как его адвокат. Анна пришла с ним, видимо, снова в качестве ассистентки. Я не стал возражать. Сказать по правде, я был рад ее видеть. После пережитого мною вчера ужаса, пока мы искали ее на кладбище и не чаяли найти живой, я нуждался в том, чтобы собственными глазами убедиться, что с ней все в порядке. И был благодарен в душе Виктору Миронову, невольно предоставившему мне такую возможность. Анна была бледна и спокойна, но было понятно, что вчерашние опасности и приключения не повлияли на нее сильно. По крайней мере, они явно не сломили ее дух и не укротили ее любопытство. Ведь не по собственной воле, уверен, папенька взял ее в управление. Барышня настояла, хотела услышать финал драмы. А папенька, по обыкновению, отказать не смог. Ладно, пусть слушает. Здесь и сейчас она в полной безопасности.
— Господин Прохоров, советую Вам рассказать все самому. От начала и до конца. Начните с того, как Вы работали на кладбище.
Прохоров, растерявший львиную долю своего высокомерия, нервно сглотнул и обратился к Виктору Ивановичу:
— Вы меня будете защищать?
Миронов смотрел на него сурово:
— Не все решают деньги, Геннадий Демьянович. Все зависит от Вашего рассказа.
Прохоров задумался на минуту и, видимо, принял решение:
— Ну, что ж, можно и рассказать. Если б не Катя, унес бы эту тайну с собой в могилу. Было это семнадцать лет назад. Мы промышляли грабежами, раскапывали могилы, и горя не знали. Было нас трое: я, Курехин и Молчалин. Как-то раз мы вскрыли могилу и обнаружили, что покойник лежит не так, как все, лицом вниз.
— Бабка моя сказывала, так ведьмаков хоронили, — встрял Коробейников, — ну, в тех случаях, когда их вообще хоронили. — И перекрестился размашисто.
Видно было, что появившийся в рассказе мистический компонент сильно подстегнул его богатое воображение. Я посмотрел на него строго, и поторопил Прохорова:
— Дальше!
— У этой могилы, — продолжил он со вздохом, — нас застал один человек, в черном. То ли в плаще, то ли в рясе. Мы, признаться, струхнули тогда не на шутку.
— Что же он вам такого сказал?
Прохоров рассмеялся саркастически:
— Он спросил, почему мы потревожили могилу! Дурак! Да и мы тоже хороши, испугались какого-то юродивого, в Сибирь аж убежали.
— И что вы с ним сделали?
— Сбросили в могилу.
Виктор Миронов раздраженно отвернулся к окну. Анна сидела неподвижно, не сводя глаз с Прохорова. Все эмоции были написаны на лице — Прохоров вызывал у нее отвращение, гадливость даже. Лично я полностью разделял эти эмоции. Но допрос все равно нужно продолжать:
— А что случилось с этим человеком в черном?
— Да мы и думать о нем забыли, — продолжил Прохоров. — Надеялись, что он зашибся насмерть там, в этой могиле.
Вот в это я точно верю без труда. Именно так они и думали. И совесть их не тревожила. Да и была ли у них совесть-то? Впрочем, неважно это теперь. Нынешние дела важнее минувших, тем более, что на каторгу себе господин Прохоров уже наговорил, осквернение могил срока давности не имеет. И я сомневаюсь, что адвокат Миронов захочет защищать такого клиента.
— Неужели вы решили, — спросил я, крутя в руках наконечник, — что с этим амулетом вам удастся разбогатеть?
Прохоров стал неожиданно серьезным:
— Да мы тоже сначала решили, что это так, безделушка. Но как только мы его нашли, все изменилось. Деньги к нам пошли. И тогда я все понял!