Восход Левиафана

- Ко мне «на вы» не обращались больше полутора тысячелетий, - спокойно ответил Эрра, опустошая очередной шот. - Кроме того, это не имеет вообще никакого значения. Обращение я имею ввиду.

- Но ведь слова... - Карн не смог сходу подобрать достойную формулировку. Эрра ждал, не перебивая. Карн даже не представлял, насколько эта беседа любопытна для его визави. - Я хотел сказать, что слово - это ведь овеществленная мысль. Образ, перешедший из... мира идей в реальный мир, мир вещей, если пользоваться терминологией Платона. Кроме того, это вибрация, звуковая вибрация, которая вполне очевидно обладает созидательным, либо разрушительным потенциалом. Это уже кто и в отношении кого вибрирует.

- Как думаешь, - Эрра вдруг стал серьезен. Он будто пропустил мимо ушей все, что Карн только что пролепетал. - Много ли на земле людей, которые задаются подобными вопросами?

- Никогда не задумывался, - честно ответил Карн. - Подозреваю, что немного.

- Правильно подозреваешь, - кивнул бог. Он положил обе руки на стол и сплел из пальцев замысловатую фигуру. - Потому что это несвойственно для современного, смешно сказать, цивилизованного человека. А еще потому, что это опасно. Точнее все как раз наоборот. На определенном этапе развития вашей расы такие вопросы стали опасны, в первую очередь для тех, кто тем или иным способом получил власть и стал опасаться за стабильность своего положения. Но нельзя просто так сказать человеку «не думай о желтой обезьяне» и надеяться, что он действительно не будет о ней думать. Это ваша суть, ее краеугольный камень. А если тех, кто наперекор всему продолжает думать об этой самой обезьяне, не десять и даже не тысяча? Если их миллион? Тогда их даже не поубиваешь всех. Хотя и такие методы имели место.

- Средневековая инквизиция? - мгновенно уловил Карн.

- Не только средневековая и не только инквизиция, - покивал Эрра, не отрывая взгляда от крышки стола. Кажется, мыслями он сейчас был где-то очень далеко. - Крестовые походы, завоевания, экспансии... любой массовый геноцид. Когда кому-то взбредает в голову стереть с лица земли целый народ, глупо думать, что этот «кто-то» безумен. Примеров немало, да что там, вся ваша история - один сплошной пример! Взять хотя бы так называемый исход евреев из Египта. Хозарсис тогда начудил, конечно, но у него хотя бы идея была, неглупая, я бы сказал - вполне перспективная. Для него, разумеется, ведь он - верил.

- Кто такой Хозарсис? - до сего момента Карн улавливал ход мыслей собеседника, но этого имени он никогда не слышал. - Евреев вывел из Египта Моисей.

- Это вам сказали, что его звали Моисей, - невесело хмыкнул Эрра и вновь посмотрел Карну в глаза. - Ваш Мойша был чистокровным египтянином, и звали его Хор-Осирис или Хозарсис, что означает Сын Осириса. Парень из благородных побуждений совершил жестокую ошибку. Он верил, что в бездушном можно взрастить душу. Начал банально, но уверенно - с кардинальных, почти революционных реформ. Например, запретил проституцию. Поверь, для евреев это была настоящая революция! Вероятно, именно за это на Хозарсиса трижды покушались, третий раз - успешно. Вообще, это уже совсем другая повесть. Ты ведь пришел сюда не за этим? Не за уроком истории?

Карн прослушал вопрос. Он глядел через плечо собеседника, куда-то вглубь зала, но ничего не видел перед собой. Звон сталкивающихся бокалов, искристый смех, музыка, ласковая и совсем не громкая, на самом уровне слышимости... Все проплывало мимо. Карн оперся на спинку стула, выставив локоть в сторону. Кто-то прошел мимо и задел его. «Прошу прощения, - прозвучало где-то над ухом. - Я не хотела вам помешать, молодой человек». «Да ничего», - машинально ответил он. Машинально... Какое хорошее слово. Очень к месту. Именно к этому месту, которое называется планетой Земля. Ведь здесь уже давно все происходит именно так. Машинально.

- Я думал, что знаю, как устроен мир, - упавшим голосом сказал Карн. Он вдруг в полной мере осознал, насколько все изменилось для него за одно утро. - Я думал все просто: есть люди плохие, а есть хорошие. Есть мир явный, в котором мы живем, а есть тайный, который существует в наших мыслях, на страницах книг, в общем - где угодно, но не здесь, не рядом с нами, и он не такой... естественный. Не такой пугающий. А сегодня на меня напала тварь, которую даже представить сложно. И я был в месте... в очень странном месте!

- Это Лимб, - сказал Эрра. - Место, в котором ты оказался сегодня утром, называется Лимб.

- Данте? - Карн поднял бровь. - Серьезно? Мир праведных язычников?

- Разумеется, нет, - на лице древнего бога появилось что-то вроде раздражения. - Эта чертова христианская эклектика! Безупречный метод - смешать бочку лжи с щепоткой истины и подать с гарниром из эффектных метафор! Но ты был прав насчет слов, насчет создаваемых ими вибраций. Для этого мира слова важны. Важно соответствие образа его звучанию, сиречь воплощению. Подробнее об этом мы поговорим позже, главное, что месту, в котором ты оказался сегодня утром, в большей степени соответствует название Лимб. И можешь быть уверен, христианский канон к этому слову имеет такое же отношение, как я к движению за мир во всем мире.

- Тогда что это? Я знаю только христианское определение Лимба, - Карн был чуточку разочарован в себе, в своих знаниях. Он, конечно, с большой натяжкой мог назвать себя специалистом по теологии, но ему казалось, что он прочитал достаточно, чтобы не удивляться незнакомым определениям. Тем не менее, он чувствовал истину в словах Эрры, чувствовал «отклик». А потому - слушал в три уха.

- Это не просто объяснить человеческими категориями. Я мог бы оперировать понятиями, которые соответствуют моему миру, но тогда ты хрен бы что понял. Поэтому попробуем на пальцах. Не обижайся, это просто фигура речи, а не божественные понты. Такие вещи действительно сложно разъяснять, даже тем, кто хоть как-то улавливает, что к чему. Короче, Архитектор создавал эту Вселенную не сходу, он, как и положено настоящему мастеру, сначала составил чертеж, схему, на которую «нанизал» шаблоны, макеты будущих элементов системы. Этот чертеж стал основой, на которой позже была возведена более-менее знакомая тебе трехмерная реальность. Ты упомянул мир вещей Платона, можно и так сказать. Но скорее это похоже на корни дерева, мы называем этот мир Ра. Только вот дерево стало расти, представь себе. Люди стали выдумывать нас, богов. Так возникла крона дерева - это, по знакомой тебе терминологии, мир идей. Мы называем его Дуат. Все просто, правда? Мировое Древо, гениальная в своей простоте схема, объясняющая устройство Вселенной.

Но вернемся к «чертежу», ведь он никуда не делся, даже когда дерево было высажено в трехмерный мир и взращено до состояния саженца. Это было нечто большее, не просто изнанка реальности. Это как зайти в операционную систему на правах администратора, а не гостя. С течением времени, когда реальность обрела свою окончательную форму, наш дорогой Создатель на нее забил, оставив на попечение сынков (те еще идиоты, доложу я тебе). Забыл он и про «чертеж», который так органично переплелся с трехмерным миром, что когда косяк обнаружили, было уже поздно что-то менять. Этот чертеж, именно его мы называем Лимб, стал полноценным миром, отражением мира трехмерного, но отражением истинным. То есть представь, ты стоишь перед зеркалом в куртке из бутика, на которой гордо красуется «Джорджио Армани», а в отражении видишь надпись «китайская херня».

- Кривое зеркало наоборот? - Карн честно пытался понять. Аналогия с Мировым Древом его не удивила, да и образ очевидный. Но этот чертов Лимб, он пытался осмыслить сказанное древним богом, но никак не мог. Инстинктивно Карн достал из кармана ручку (он всегда носил с собой ручку, это вроде как «профессиональное») и стал заштриховывать салфетку.

- Не совсем так, - Эрра вздохнул. Так вздыхает взрослый, когда ребенок заявляет ему, мол, пусть деревья перестанут качаться, тогда и ветра не будет. В его глазах читалось нетерпение, однако он даже не пытался давить на Карна. В голове последнего тем временем созрел самый главный вопрос - зачем все это нужно древнему позабытому богу? Зачем ему цацкаться с ним, Карном? Но эту задачку надлежало оставить напоследок. Эрра продолжил. - Лимб - это то, во что люди верят, но не хотят верить. Это то, о чем они знают, но что хотят забыть и порой удивительным образом будто действительно заставляют себя потерять память.