Страница 3 из 5
Ночью я и моя жена (я женился в Минске на минчанке) тайно покинули поезд (вагон) и спрятались тихо в подвале одного дома, где просидели всю ночь, а утром уже в Гродно пришли советские войска. Поезд же с архиереями и епархиальным Минским управлением пошел дальше, и все обитатели этого поезда (все архиереи) очутились в Германии, там они и жили. Почти все они уже умерли.
Мы же с женой постепенно с разного рода приключениями и препятствиями при помощи добрых людей и советских войск добрались до моей родины, где жила моя мама, а оттуда добрались и до Минска, где жили родные жены (где была их квартира в Минске). В Минске уже был присланный из Москвы митрополит Василий (Ратмиров). Я немедленно явился к нему, сдал печать и сохранившиеся у родителей жены и у меня акты и бумаги бывшего Епархиального управления митрополита Пантелеймона и Филофея (Нарко) и рассказал всю историю церковной жизни и церковных дел в Белоруссии и в Минске во время оккупации.
Митрополит Василий (Ратмиров) благодарил меня и сказал, что он рукоположит меня и назначит на «хороший» приход – в Гомель. Он действительно рукоположил меня (в диакона в Новогрудке, а во иерея – в Барановичах) и назначил настоятелем Гомельского кафедрального Петропавловского собора. А дальше все пошло своим ходом, и всю дальнейшую мою жизнь решало священноначалие или в Минске, или в Ленинграде, или в Москве, и так это длится до сих пор.
В Гомеле я был недолго, но это, пожалуй, самый лучший и самый счастливый, радостный период в моей жизни. Не время и не место об этом писать здесь – в автобиографии, однако мои счастье и радость были коротки. Митрополит Василий через год вызвал меня в Минск и поручил организовать Минскую Духовную Семинарию в Жировицах (при Жировицком монастыре), так как получено было разрешение правительства на создание ДС в Белоруссии.
Я выполнил поручение, и семинария была организована. Митрополит назначил меня после открытия этой семинарии ее инспектором и преподавателем. Преподавал я там (а вернее читал лекции) по истории Древней Церкви, Западной Средневековой и Западной Церкви после Реформации. Кроме того – до 1954 года я числился там и секретарем.
В 1954 году митрополит Ленинградский Григорий (Чуков) вызвал меня и назначил там при Ленинградской духовной академии преподавателем, старшим помощником инспектора. Я получил кафедру Истории Древней Церкви. Это была мечта всей моей жизни, начиная со времен Виленской духовной семинарии и богословского факультета Варшавского университета. С тех времен я мечтал, а вернее сказать, «бредил» об этом, увлекаясь Болотовым и желая быть в жизни учеником и последователем его исторической «церкви» и его исторического метода, выше учения которого мировая историческая наука не создала и не может создать. Это все, что я обожал и чего я хотел.
Там же в Ленинградской академии я стал доцентом и профессором. Там же я написал свою магистерскую диссертацию: «Церковная политика Византийских императоров в связи с так называемой “Акакианской схизмой”» и там же написал и исследование «О коллекции Авеллана» (сборник исторических документов об этом). Все это было оформлено машинописно и так и осталось, за это я получил только почетный докторат.
Уже как профессор по кафедре истории Древней Церкви в Ленинградской академии я участвовал в возобновившихся наших богословских собеседованиях (переговорах) с богословами и церковными историками Англиканской Церкви в Москве и обратил на себя внимание архиеп. Кентерберийского Майкла Рамзея и нашего митрополита Николая (Ярушевича) – сопредседателей этих переговоров. Архиепископ Кентерберийский сказал о моем докладе, что его читать на конференции не нужно, ибо англиканские участники уже прочли его и полностью согласны с содержанием и выводами моего доклада, поэтому дискуссии на эту тему не будет и англиканские его подписывают полностью, а митрополит Николай (Ярушевич) – председатель отдела наших межцерковных сношений – сказал мне, что он делает выводы относительно моей «эрудиции», и когда возник вопрос перед Патриархией и Отделом внешних сношений, кого послать в Женеву по выявлению значения Всемирного Совета Церквей, то, по мнению митрополита, я должен ехать и заняться значением для нас христианского движения.
И действительно, в 1959 году я был послан с этой целью в Женеву, а впоследствии я был послан в Женеву в 1962 году представителем нашей Церкви при Всемирном Совете Церквей. И был я представителем – до мая 1985 года, когда я был отозван в Москву, а представителем в Женеве был назначен епископ (нынешний митрополит) Сергий (Фомин).
Необходимо при этом добавить, что еще когда был представителем нашей Церкви в ВСЦ в Женеве, мне пришлось участвовать в качестве наблюдателя нашей Церкви на заседаниях Второго Ватиканского Собора Римско-Католической Церкви. Со мною в качестве моих коллег по наблюдательству на Соборе были епископ Владимир (Котляров) – нынешний митрополит в Ленинграде, на другой сессии – ленинградский прот. Илич (он уже умер), а на последней сессии Собора моим коллегой по наблюдательству был еп. Ювеналий (Поярков), нынешний митрополит Крутицкий и Коломенский.
После возвращения из Женевы в 1985 году я был назначен заместителем председателя ОВЦС. Одновременно я был и профессором МДА по кафедре Истории Западных исповеданий. При этом я был зачислен в клир храма Воскресения Словущего на ул. Неждановой в качестве т. н. «почетного настоятеля». Через некоторое время я перестал быть профессором при МДА, и перестал быть заместителем председателя ОВЦС, а в настоящее время числюсь при Отделе в качестве консультанта. Вот это все, что я могу сказать о себе в настоящее время. Я числюсь при храме Воскресения Словущего и консультантом при ОВЦС. По болезни я, скорее всего, лишь только числюсь при храме и при отделе, что является для меня источником постоянных страданий и укоров совести, что я теперь скорее числюсь, чем в действительности приношу реальную пользу, и лишь милосердие и снисхождение к моим немощам и болезни со стороны Святейшего Патриарха и Высокопреосвященнейшего Владыки митрополита Кирилла позволяют мне существовать и числиться в прежней моей официальной титулатуре и при храме, и при отделе.
Единственно, что я могу сказать сейчас о себе реально, это то, что я сейчас работаю над темой книги, которая, когда будет завершена, действительно может оправдать нынешнее мое жалкое существование, и принесет реальную пользу нашей Церкви и нашему православному народу, и послужит некоторым оправданием нынешнего незаслуженного мною снисхождения ко мне моего священноначалия в лице Святейшего Патриарха и Владыки митроп. Кирилла.
А потому я считаю, что никакой статьи обо мне в энциклопедии, кроме сухой и короткой биографической справки, не должно быть, и я буду счастлив, и моя совесть будет спокойнее, и историческая правда будет удовлетворена, если я в энциклопедии буду упомянут лишь двумя-тремя строками биографических данных о моей прежней деятельности в пользу Церкви и богословской науки, когда я что-то делал, а не болел только, а значит, в прошлом и был полезен при использовании поручений и послушаний моего прямого священноначалия. И только на этом я кончаю все, что мог и имел право сказать о себе и о ненужной (и вредной для исторической правды) затеи сказать в энциклопедии обо мне больше, чем сухую историческую биографическую справку, о моей прошлой деятельности.
Это все, простите меня за мое настоящее.
Бывший протопресвитер и бывший профессор богословия Виталий Боровой.
3 января 2003 г., г. Москва
Вечер памяти протопресвитера Виталия Борового. 25 января 2016 г.
Участники:
ЕВГЕНИЙ МИХАЙЛОВИЧ ВЕРЕЩАГИН, главный научный сотрудник Института русского языка им. В. В. Виноградова РАН
ПРОТ. ВЛАДИСЛАВ КАХОВСКИЙ, настоятель храма Всех Святых г. Мытищи
АЛЕКСАНДР МИХАЙЛОВИЧ КОПИРОВСКИЙ, учёный секретарь Свято-Филаретовского православно-христианского института