Страница 14 из 16
Таким образом, тот вопрос, который был поставлен в этом докладе, выводит еще и на тему оглашения, потому что то, что человек воспринимает., входя в церковь., часто для него становится ориентиром и в его дальнейшей церковной жизни. Пользуясь терминологией доклада., часто получается так., что человек воспринимает любовь как индикатив. А должен воспринимать как императив. Иначе он это воспринимает как некую любовь, которая вообще где-то существует. А какое она имеет отношение к нему и он к ней, так вопрос даже не ставится.
Еще я очень благодарен проф. Молдовану за такую замечательную подборку мест из Священного писания, которая раскрывает как раз этот момент, и, мне кажется, вполне может послужить людям, которые только входят в этот опыт.
Свящ. Георгий Кочетков. Я присоединяюсь к словам благодарности за этот доклад, который действительно стал замечательным аккордом нашей сегодняшней работы. У меня тоже сразу, как только я взглянул на его текст, возникли ассоциации с теми задачами, которые мы ставим и пытаемся решать на оглашении, на полноценной катехизации. Много лет мы вели ее в течение года, а последние десятилетия даже были вынуждены расширить до полутора лет, не считая это никакой ступенью образования. Образование, даже на уровне богословского колледжа, это уже следующая ступень. А катехизация – вещь духовная, внутрицерковная.
Мне кажется, Вы замечательно пытаетесь все понятия, которые связаны с миром сим, или в лучшем случае с Ветхим Заветом – канон, закон, приказ, порядок, дисциплина, власть, заповедь, – перевести на почву любви, т. е. в контекст новозаветной жизни. Мы не отторгаем Ветхий Завет, но мы должны его переосмыслить, не нарушить, но исполнить, в смысле – восполнить, а не просто сделать все то, что там говорится. Восполнить именно с этим приростом, о котором Вы говорили. Закон не может существовать для нас в ветхозаветном смысле. Только, может быть, в самом начале, на первом этапе оглашения, мы требуем буквального исполнения Декалога и других заповедей, потому что люди приходят из этого мира, причем от такой жизни, что просто страшно. В таком случае нужно сначала решать обычные этические задачи. Конечно, то, о чем Вы говорите, это уже не область этики. Совершенно ясно, что здесь есть и аскетика, здесь как-то затрагивается и мистика, какая-то экзистенциальная, особая область жизни. Когда мы говорим о власти любви, то мы находимся на новозаветной почве, мы уже уходим из области этики, или саму этику мы должны переосмыслить в том духе, о котором сейчас прекрасно сказал профессор Гзгзян.
То, о чем Вы так замечательно говорили, надо объяснить людям, которые, может быть, еще не крещены или только-только крещены – вчера, неделю, месяц назад. Мистагогия, т. е. третий этап оглашения, у нас идет восемь недель, как и Великим постом второй этап оглашения. Как мы пытаемся это делать? Я люблю такой образ: есть замечательные картины, есть даже шедевры. Но есть сама картина, собственно шедевр, это как наша жизнь, та самая Жизнь с большой буквы, о которой Вы сейчас говорили, которая прямо от Бога, потому что любовь от Бога, и Бог есть Любовь. Но у этой картины есть еще рамка. Без рамы картина как будто бы не закончена, ее трудно воспринимать, она как бы не имеет границ. Отец Иоанн Мирча Елчу сейчас вспомнил об ответственности как границе. Это верно, но любовь, конечно, не сводится только к ответственности, хотя и границы бывают разные. И еще что-то должно быть внутри этих границ. Свет во тьме светит, и значит, есть граница между светом и тьмой. Знаменитый педагогический принцип звучит определенным образом: где нет границ, там нет ответственности.
То, о чем Вы говорите, – норма, закон, заповедь, приказ, порядок, дисциплина, власть – весь этот ряд указывает на границы, которые позволяют нам нести ответственность. За что? За то, что внутри этих рамок. Это сама картина, это сам шедевр, если он есть у человека, потому что он дается, наверное, как дар от Бога. Это даже не онтология и даже не теология, которая у нас, в православной традиции, сродни онтологии. Это то, что превосходит и онтологию, и теологию. Если это и богословие, то в самом изначальном, древнем смысле слова, как славословие Бога, и мне кажется, это замечательно, хотя и бывает трудно пояснить это людям. Они легче понимают внешние, дисциплинарные вещи. Надеюсь, у вас таких епископов нет, а у нас даже митрополиты такие есть, которые считают и говорят, что церковь – это армия, и обращаются со священниками и мирянами как генерал с солдатами и мирным населением, т. е. как со своим подручным средством, как со своим ресурсом, который почему-то принадлежит лично им.
Однако церковь не армия, хотя в ней есть порядок, есть власть и дисциплина, но если они имеют оправдание, то только в том смысле, в каком Вы говорили, основы которого заложены в Евангелии, в посланиях апостолов и у святых отцов. Мне кажется, здесь очень важна эта ясность, потому что в этом находит свое оправдание аскетика, которая от этики уходит уже куда-то в глубину. И здесь мы находим путь к тому мистическому опыту, к которому мы сегодня неслучайно не раз обращались, говоря об экстасисе, энстасисе и т. д., вспоминая о паламизме. Эти уровни духовной жизни должны быть осознаны как некоторая проблема, потому что нужно с одного уровня перейти на другой, и автоматически это не происходит. Само собой это не получается, это должна делать церковь, катехизаторы, священники, епископы, те, кого Господь благословит. Если человека не перевести с одного уровня на другой, не помочь ему, то может случиться кораблекрушение в вере, что мы, к сожалению, часто и наблюдаем.
Безусловно, то, о чем Вы говорили, это одно из очень острых явлений. Конечно, в практике всегда есть исключения, иначе церковь не была бы церковью. Но в большинстве случаев мы пока не видим решения этих вопросов. Церковь как будто разучилась эти вещи видеть и ими владеть. А кому, как не ей принадлежат ключи к решению этих вопросов.
Я поделился тем опытом, который нам очень близок и очень дорог, потому что мы знаем, что если не решить эти вопросы, то катехизация не будет успешной, люди не войдут в Церковь, не обретут Христа, они не обретут дар Духа. А если сначала и обретут., то потом потеряют. Для тех, кто здесь сидит и имеет прямое отношение к катехизации. Ваш доклад просто как елей на сердце.
С. Молдован. Если позволите, приведу один пример, который помог мне самому разобраться с этими вопросами. Как-то летом я был на Святой Горе, намереваясь посетить монастырь Григориу, где, как я слышал, отцы окормляют наркоманов. Я поехал туда именно для того, чтобы увидеть, какой программой они руководствуются, как решают эту проблему. Ведь известно, какой страшной силой может обладать эта страсть к наркотикам. Это тот самый «другой закон, который я вижу в себе» (см.: Рим 7), и он сильнее любого благого намерения во мне. Там я пообщался с молодыми людьми в возрасте до тридцати лет. Я спросил их: «Почему вы здесь остаетесь? Что у этих монахов есть такого, что сильнее, чем тяга к этой страсти?» И один молодой человек, который из-за наркотиков был на грани смерти, сказал мне: «Здесь нас удерживает любовь отцов. Мы ощущаем, что эти люди нас любят». Мне ничего не говорили про программы, правила, методы терапии. Разумеется, все это в том или ином виде есть, так как общая жизнь подчинена определенному распорядку. Но их не принуждают ходить на монастырские богослужения или исповедоваться: все это добровольно.
Это свидетельство меня потрясло. В день моего отъезда я рассказал одному священнику, который как раз служил литургию: «Посмотрите, что мне сказали дети (там этих людей называют детьми): они остаются здесь, потому что вы их любите». Священник задумался, посмотрел на меня и сказал: «Да, это так, потому что и мы, монахи, находимся здесь, так как нас любит игумен».
Думаю, это и есть по сути Церковь – вот такое целожизненное общение. Возможно, слово «любовь» нас пугает. Возможно, мы слишком им злоупотребляем, слишком легко называем любовью все, что угодно. Но мы можем отказаться от того, чтобы говорить о любви. Не обязательно употреблять это слово. Просто будем держаться друг за друга, знать, что мы вместе, и что мы или вместе погибнем, или вместе спасемся. Мы не сами по себе.