Фатум

- Селена, я не знаю, с чего они это взяли, но…, – и снова Николь осеклась, допустив еще одну ошибку: она оглянулась на Арчера.

Он смотрел прямо на нее. Впервые за все это время он, наконец-то, задержал на ней взгляд… И, черт возьми, лучше бы он этого не делал.

Глаза хранителя были абсолютно пустыми. Его взгляд не выражал абсолютно ничего, кроме смертельной скуки. Незнакомец, он наблюдал за происходящим безо всякого интереса, в ожидании развязки.

Николь словно парализовало: она НЕ ЗНАЛА человека, на которого смотрела. Это был не Арчер. Нет, это не мог быть Арчер, потому что… Просто потому что это был не он. Зомби не мог остаться безучастным в подобной ситуации. Он… Он не мог, вообще, ничего к ней не чувствовать! Совсем ничего – ни злости, ни ненависти, ни раздражения… Он смотрел на нее, как на пустое место, которое чисто случайно привлекло его внимание.

- Кто ты такой? – сокрушенно прошептала Николь, чувствуя, как в горле образовывался ком. – Кто ты такой, черт возьми???

- Хорошая попытка, – Арчер, задержавшись на девушке взглядом еще на пару мгновений, вновь переключился на Графа. – Вот только Вы ошиблись, магистр: эта девчонка путается с моим братом. С тем самым, которого Вы приказали Бергу устранить, – губы хранителя искривились в усмешке. – Николь Кларк, как и ее ребенок, принадлежит Малику, но он сейчас очень далеко отсюда. Вашими стараниями, магистр, – Арчер, перестав улыбаться, посмотрел на Николь. – Она – никто…

Внутри девушки что-то оборвалось.

-…она для меня ничего не значит.

Николь вдруг перестало хватать воздуха. Как он мог говорить такое? Почему?!

- У Вас полчаса, Морт. Время пошло.

И не сказав больше ни слова, Арчер отключился.

- Дело дрянь, Дэни. Дело дрянь.

Насмешливый голос Малика звучал близко, но тихо. Тише, чем обычно. Словно ослабевающее в горах эхо. Кристиану приходилось прилагать гораздо больше усилий, чтобы абстрагироваться от окружающего шума – сигнала тревоги от испускающего дух истребителя, писка приборов – и дотянуться до нужного уголка собственного сознания. Хотя, его ли это сознание? Кей уже давно перестал чувствовать, где заканчивался он и начинался Дэвид.

Несмотря на то, что он просуществовал в подобном состоянии уже много лет, Кристиан никак не мог привыкнуть к этому ощущению: он словно стоял в комнате, погруженной в непроглядный мрак; стоял и разговаривал с человеком, которого никак не мог увидеть, но был уверен, что он там есть. Правда, так было не всегда. Изначально Кей еще мог разглядеть силуэт Малика, маячивший где-то вдалеке; невесомую тень, едва выступавшую из мрака. Теперь же и это видение исчезло: Малик слабел, хоть и не был готов признать это.

- Признаться, братец, ты меня поражаешь: каждый раз, когда я говорю себе, что хуже быть не может, ты доказываешь мне обратное, оказываясь в еще большей заднице!

- Либо ты будешь говорить то, чего я не знаю, либо ты заткнешься – выбирать тебе, – усмехнулся Кристиан, тщетно вглядываясь в темноту. Он знал, что все это – иллюзия, визуализация его подсознания и не более, но почему-то именно сейчас ему ужасно захотелось увидеть брата. Может, потому что это был их последний разговор?

- Какой тогда был смысл разговаривать со мной, если хочешь, чтобы я молчал? Как я могу знать больше тебя, если мы, так сказать, одно целое?

- Если ты знаешь то же, что и я, ты знаешь, зачем я позвал тебя.

- Знаю.

- И? Ничего не скажешь?

- А что я могу сказать, Дэни? Ты уже принял решение. Более того, ты уже знаешь, чем это для меня обернется. Так к чему все эти вопросы? – хохотнул невидимый Малик. – Странный ты ублюдок, братец: ты не спрашивал меня, когда подставил МОЕ тело под лучи Гелиодора, чтобы спасти Никки; не спрашивал меня, когда спал с ней, что, технически, равносильно тому, что я с ней спал, потому что тело-то мое, а это, Дэни, попахивает инцестом: Никки мне как сестра….

- Да пошел ты!

-…а сейчас ты спрашиваешь у меня, скажу ли я что-то? Так вот, братец, мой ответ – «нет». Я ничего не скажу. Делай то, что считаешь нужным.

- Это убьет тебя с вероятностью девяносто девять процентов.

- Жизнь с тобой в одном теле убьет меня с вероятностью девяносто девять процентов! Черт, Дэни, какой же ты зануда! Поверить не могу, что мы родственники…

- Ты, вообще, слушаешь меня?

- А оно мне надо? Я же знаю, что ты все равно сделаешь то, что хочешь. А меня ты просто ставишь в известность для очистки совести. Ку-ку, Дэни, у нас с тобой одна голова на двоих. Я знаю, о чем ты думаешь.

- Раз так, тогда ты знаешь, о чем я хочу попросить тебя.

- Знаю.

- И?

- Серьезно?? После всего этого, ты думаешь, я стану помогать тебе?

- Да, если помощь мне станет твоей местью.

- Если я выживу.

- Ты должен выжить.

- Ты же понимаешь, что в моем списке смертников твое имя идет сразу за именем Морта? – не мог не уточнить Малик.

- Разумеется.

- Больной ублюдок.

- У нас это семейное.

Они рассмеялись. В унисон, неосознанно копируя манеру друг друга – возможно, так обычно и случалось с близнецами. Забавно, через что им пришлось пройти, чтобы ощутить подобную близость.

- Мне очень жаль, Дэвид.

- Забей. Мы оба знали, что этот момент когда-нибудь наступит. Отец не мог ожидать, что мы оставим все вот так навсегда. Пять лет – большой срок. Это больше того, на что я смел надеяться.

Это было больше того, на что рассчитывал сам Кристиан. Он помнил, с какой ненавистью в душе возвращался на Эстас шесть лет назад. Помнил, как его изнутри сжигало желание уничтожить, разорвать Малика на части, упиваясь его болью и отчаянием. Он ненавидел его. Правда, ненавидел. Ненавидел за то, что тот сделал с нисой, за то, на что обрек ее и самого Кея ради собственной выгоды. Но больше всего, Кристиан ненавидел брата за то, что он видел в нем самого себя: идеи и мотивы Дэвида мало чем отличались от тех, что когда-то владели и самим Арчером с той лишь разницей, что служение ордену выстроило вокруг Кея рамки и ограничения, в то время, как у Малика их никогда не было. Точнее, которых у него не было до Эпокрона – дня, когда он стал заложником собственного разума.

Вот чего Кей не помнил, так это того, в какой момент ненависть к брату вдруг исчезла; испарилась, будто ее никогда и не было. Было ли все дело в том, что он приложил немало усилий на то, чтобы помочь Малику встать на ноги после столь тяжелых ранений? Или в том времени, что они проводили в подземельях Нокса, разрабатывая план свержения Морта с поста главы ордена? Или же в этом была заслуга их отца, который и вдохновил своих сыновей на сотрудничество и борьбу во имя общей цели? У Кристиана на это ответа не было. Наверняка он знал лишь то, что ему не стоило позволять Малику бороться с Графом в одиночку. Если бы тогда они не разделились, если бы они послушались отца и вместе встретили удар Морта, все могло бы быть иначе. Возможно, тогда бы их обоих не было в живых, а, может, в живых остались бы тысячи жителей, не успевших покинуть планету до катастрофы. Этого никто не знал. И не узнает.

- На счет три.

- Кстати, пока не забыл: зная тебя, я больше чем уверен, что ты облажаешься в самый последний момент, так что запомни – Морт знает, куда бить, так что не подставляйся, Дэни.

Этот урок они оба усвоили раз и навсегда: если бы тогда, шесть лет назад, они не недооценили врага, Малик и Арчер сейчас существовали бы в собственных, отдельных телах.

- Раз…

- И еще одно: перед тем как двинуть кони, расскажи кому-нибудь правду. Я про Эпокрон. А то это народное творчество меня, если честно, задолбало. Вечно из тебя спасителя делают, а из меня… А про меня, вообще, только единицы знают.

То была правда: из Кристиана сделали героя, хотя он сам никогда не заблуждался на сей счет – он не был героем. В тот злополучный день он сделал, пожалуй, всего одну правильную вещь, да и то, с подачи отца – он позволил Эйдану Малику перебросить свой разум в тело Дэвида, чтобы спасти последнего от безумия, ниспосланного Графом. То же, о чем говорили выжившие, было плодом коллективного разума – искаженная тысячами пересказов история, которая не имела почти ничего общего с реальными фактами. Единственной крупицей правды в этих пересудах было лишь то, что Эйдан Малик погиб, спасая своих сыновей – и только. Остальное – отборный бред, сделавший из Малика дьявола во плоти, а из Кристиана – святого мученика. Да еще и это пророчество… Фатум заключался в том, что Кей станет последним главой ордена; тем, кто уничтожит Танвит, орден и планету. На деле же все пошло совсем не так: Эстас был уничтожен алчностью Графа, не пожелавшего отдавать свою власть в чужие руки, а Кей так и не стал главой ордена, потому что, во-первых, после Эпокрона он и не был собой, а во-вторых, возглавлять было уже нечего. Получалось, что провидцы ошибались и все жертвы, принесенные во славу этого заблуждения, были напрасными.