Фатум

- Наконец-то созрела для извинений? – знакомый самодовольный голос вдруг наполнил всю лабораторию, заставив девушку отшатнуться от «хрустального гроба». – Кажется, у вас, на Земле, говорят: «Лучше поздно, чем никогда», но не думаю, что в данной ситуации подобное уместно.

Николь инстинктивно развернулась, но в лаборатории не было никого, кроме нее и остывшей «Белоснежки».

- Включи монитор, хочу тебя видеть, – невозмутимо продолжал Малик, пока Никки приходила в себя. – Самая крайняя кнопка на экране.

- Иди к черту, Малик, – было ему ответом. Видеть он ее хотел? Да, судя по всему, он два года подряд любовался на ее искалеченное тело, так что ничего, потерпит.

- У тебя весьма своеобразная манера просить прощения, – хохотнул тот.

- Я не собираюсь перед тобой извиняться, – озвучила очевидное девушка. – Не за что.

- Значит, ты просто соскучилась?

- Для того, кто рискует сдохнуть в открытом космосе, ты слишком беззаботен.

- Для той, кто всаживает мне ножи в спину, ты слишком бесстрашна, – парировал мужчина. – Ты перегнула палку, ниса. На этот раз, ты, действительно, перегнула палку.

- Допустим, – согласилась девушка, чувствуя, как обида и злость медленно заполняли ее до краев. – Но что ты сделаешь? А? Покалечишь? Убьешь?

- Возможно.

- Не убедил, – хмыкнула девушка, сглатывая ком в горле. – Мой тебе совет, Малик: если хочешь, чтобы твои угрозы действительно внушали страх, перестань воскрешать собственных жертв! Потому что, знаешь ли, перспективка сдохнуть пугает уже не так сильно, когда знаешь, что через пару-тройку лет тебя клонируют, и все вновь вернется на круги своя, – Николь рассмеялась, вот только этот смех подозрительно смахивал на рыдание. – Хотя нет, такая перспектива не пугает вообще!

Хорошо, что Малик не видел ее, ведь ее затея предстать перед ним в праведном гневе с треском провалилась: девушку била мелкая дрожь, по щекам струились слезы, и ей оставалось только гадать, каким чудом ее голос все еще звучал твердо.

- Так вот я хочу знать, – продолжила Николь, не дождавшись от мужчины никакого едкого комментария, – зачем? Зачем ты сделал это со мной? Или просто убить меня тебе показалось мало? Слишком просто, да? Куда интересней, воскрешать меня каждый раз после очередного срыва, чтобы убить снова! И воскресить. И убить. И так по кругу! – Малик молчал, и это злило Николь еще больше. – Ты ведь поэтому не избавился от моего тела, да? Чтобы было с чего снимать копию, я угадала? Чтобы каждый раз делать из меня что-то новенькое? Сейчас я наполовину икс, а в следующей реинкарнации? Сделаешь меня провидцем? Телепатом??? – молчание хранителя лишь подливало масла в огонь. – Кем ты себя возомнил?! Кто дал тебе право принимать такие решения? Убить меня тебе было недостаточно? Решил поиграть в Бога? Ты…, – немые рыдания душили девушку, не позволяя ей закончить. – Ты от скуки… Ты и Берг… Вы чудовища, Малик. И дело даже не в ваших способностях, и не в том, с какой вы планеты, а в том, что вы творите. Если ты считаешь, что это нормально, решать кому и сколько жить, если ты считаешь, что имеешь на подобное право, только потому что тебе хватает для этого сил и власти…, – Николь схватила первое, что попалось под руку – какой-то инструмент с медицинской капсулы – и запустила его в стену. Тот со звоном отскочил и укатился в угол. – У меня не было ничего, кроме двух лет дерьмовой жизни: у меня не было прошлого, которое могло бы мне сказать, кто я такая; у меня не было будущего, в которое я могла бы смотреть с надеждой. У меня было только настоящее и куча вопросов, ответы на которые мне, я думаю, не суждено было найти. Теперь же у меня нет и этого, – Никки подошла к «стеклянному гробу» и нашла панель управления. Индикатор заморозки и «поддержания текущего состояния» горел синим цветом, то есть был активен. Два года эти огоньки не давали телу Николь Этель Кларк исчезнуть; два года эти огоньки отсрочивали естественный ход вещей. Два года – большой срок. Слишком большой срок. К счастью, рядом темнел другой индикатор, надпись на котором гласила «очищение». Точнее, это был самый близкий перевод с ангорта. То, что нужно. – У меня к тебе всего один вопрос, Малик: зачем? Зачем ты сделал это? Согласись, у меня есть право знать. Я больше не человек; у меня больше нет имени и вопросов тоже больше нет. Только один, и ты мне на него ответишь, – Николь включила монитор. Включила, и чуть было не отключила обратно: так сильно ее поразил вид хранителя по ту сторону экрана. Малика тоже била дрожь. Но если девушку разрывал на части гнев, то мужчина был под властью иного недуга: его лицо было покрыто испариной, по вискам стекали струйки пота, руки, сцепленные в замок на приборной панели, подрагивали. Он не видел, что Никки включила камеру: вряд ли бы он позволил кому бы то ни было видеть его в подобном состоянии. – Надеюсь, это муки совести так мучают тебя?

Малик поднял на девушку налитые кровью глаза и выругался: она действительно застала его врасплох. Одним резким движением он выключил камеру со своей стороны.

- Мы поговорим, когда я вернусь, – донесся из динамиков его сиплый голос. Что-то явно было не так. Он выглядел, а теперь уже и звучал, как наркоман, у которого началась ломка.

- Нет, мы поговорим сейчас, – безжалостно отрезала Николь, глядя прямо в камеру: она-то не отключала видеосвязь, а значит, Малик все еще ее видел. – Ибо что-то мне подсказывает, что вернешься ты нескоро – не думаю, что дождусь тебя.

- И как это понимать? – было слышно, что Малик буквально выдавливал из себя каждое слово: что бы с ним ни происходило, это было серьезно и очень болезненно.

- Если верить Бергу, Морт на границе и только и ждет отключения барьера, – Никки с изумлением поняла, что в ней начало расти беспокойство за собеседника. – Так что если твои муки никак не связаны с внезапно открывшейся способностью к телепортации, ты вряд ли успеешь вернуться раньше него. Отсюда у нас два варианта: первый – повременить с деактивацией протокола безопасности и попытаться выдворить отсюда Графа до того, как он приземлится. Но в этом случае ты рискуешь не вернуться сюда, в принципе. И если раньше я думала, что Уолли сгущал краски, говоря, что твои дела хуже некуда, одного взгляда на тебя достаточно, чтобы понять, что Оливер, можно сказать, даже приукрасил действительность, – забавно, но чем сильнее девушка беспокоилась за Малика (как бы ни ненавистно ей было признавать подобное), тем больше сарказма вливалось в поток ее речи. – Второй вариант – мы впускаем Графа сюда и попытаемся сдержать его до твоего возвращения. Шансы на твое выживание увеличатся, но ненамного, если учесть, что в прошлый раз вы вдвоем – Малик и Арчер, я имею в виду – не смогли справиться с Мортом. Сейчас же ты один и не в самом лучшем состоянии, – а в ответ девушке доносилось лишь неровное дыхание мужчины. – Может, отреагируешь? Кстати, это еще не все: твое возвращение, в любом случае, под угрозой, потому что Берг всерьез заинтересовался твоим телом. Обгорелым останками Арчера, то есть. И что-то мне подсказывает, это не просто праздное любопытство, – теперь и дыхание Малика оборвалось. – Малик?

- Что?

Что ж, по крайней мере, он еще был жив.

- Что будет с тобой, если с телом Арчера что-то случится?

Тишину, установившуюся в лаборатории, можно было резать ножом.

- Малик, я с тобой разговариваю, – напомнила Николь.

- Я не знаю, – наконец ответил хранитель. Черт, лучше бы он молчал: тон, которым он произнес эти слова, не предвещал ничего хорошего. – Заодно и проверим.

Он шутит? Кажется, не только в Николь просыпается ирония в стрессовых ситуациях.

- И, отвечая на твой вопрос…, – пропыхтел хранитель под аккомпанемент какого-то металлического скрежета.

- Малик, что у тебя там происходит?!

-…я сделал это…, – голос мужчины был едва слышен из-за оглушительного грохота на заднем плане.

- Малик! – Николь подалась вперед, пялясь в черный экран, как обезумевшая гадалка в стеклянный шар.