Песня для тумана

— Да пришлось тут пару ушей надрать. Чтоб к медведям спящим не лезли.

Виона тихонько прыснула в ладонь.

Раздался скрежет: юные «блаженные» пытались взломать люк в палубе. Почти в той же тональности заскрипел зубами Брокк. Мер покосился на него сапфировым глазом, накрутил на палец золотистый локон, привалился к ближайшему дереву и звонко заявил:

— Тоже мне корабль! Он даже не похож на настоящий. А в лагуне стоит драккар викингов!

Полтора десятка вихрастых голов повернулись в его сторону. Благородный эйп Аквиль словил каждый взгляд в отдельности, связал единой сетью и подсёк, плавно переведя центр общего внимания на мужественную фигуру Альвгейра.

— Викинги! — разорвал небо радостный ор. — Чур, я буду ярлом! — А я — конунгом! — А я… а я… тогда Тор!!!

Ураганный ветер пронёсся мимо, и вот уже только мягкий бриз ласкает лица и волосы собравшихся на берегу, играет их растрепавшимися локонами. Молчание оседает вместе с песком, взбитым твёрдыми маленькими пятками.

— Ты… только что отдал им наш корабль, отец? — медленно, с расстановкой произнёс Альвгейр. — Тот, что мы с Ульвом ладили своими руками, с которым я отвоевал себе жену и землю, на котором…

— Забудь о нём, — Бард отряхнул плащ и зелёным морем спокойствия встретил шквал ярости викинга. — Каким бы хорошим ни был деревянный корабль, ему никогда уже не покинуть здешних берегов.

Мер положил руку сыну на плечо и проникновенно произнёс:

— Считай, что это прощальный дар вождя своему хирду.

— Эти — не мой хирд! — вскричал Альвгейр, махнув рукой в сторону леса.

— Поднимайтесь на борт, — прервал его Брокк. — Отчаливаем как можно скорее. Виона зря полошить не будет.

Первым по сходням взбежал Онни и принялся оглядываться, как ни в чём ни бывало. Мер с Альвгейром под руки вели беспрестанно оглядывающуюся на Ульва Сигрид. Семейство Брокка слегка замешкалось на берегу. Цверг хмуро оглядел сына.

— Дай угадаю. Ты с нами не поплывёшь?

Тот покачал головой.

— Мне с вами сейчас не по пути. Прослежу, чтобы вышли гладко, и по времени не очень глубоко.

— А сам? — Брокк нервно поглаживал рукоять секиры.

— К Мэб, — ответил Ульв без тени колебания. Виона чмокнула его в щёку и не очень понятно изрекла:

— Я горжусь, что ты сделал меня своей матерью.

Брокк тяжело вздохнул и тоже обнял сына. Тихо сказал ему на ухо:

— Суровую бабу ты себе выбрал. Тяжело будет.

Ульв покосился на мать и усмехнулся:

— Это семейное.

— А где вёсла? — спросил Онни, не обнаруживший даже уключин. — Или парус?

— Не надо ничего, — Мер погладил корабль по длинной шее, тот игриво изогнулся. Альвгейр остро затосковал по своему драккару.

Брокк с Вионой подошли к водному ши, палуба вздрогнула, и сверкающее судно заскользило по воде. Довольно скоро море подёрнулось рябью, волны, прежде ласково облекавшие борта, бились о них всё яростнее. Тоскующий Альвгейр хотел, было, их успокоить, но Мер его остановил:

— Мы ещё не далеко отошли, это море Ангуса. Тебя всё равно не послушается, да и ему вряд ли понравится. Корабль выдержит. Скоро уже первый порог…

И тогда до них долетела песня. Голос Великого Барда успокаивал воду, будто целый груз разлитого масла, нежные звуки расцветали в небе лепестками рассвета, чудесный корабль летел, как на крыльях, едва-едва не отрываясь от поверхности. А Сигрид стояла и шмыгала носом.

— Поплачь, — Виона обняла девушку за плечи и ткнулась острым подбородком. — Он ведь для тебя поёт.

— Правда?

— Уж не знаю, что из этого правда… ты умеешь делать вкусный скир?

Сигрид невольно рассмеялась.

— Эта песня про то, как я готовлю скир? Не может быть!

— Жаркое из кабана тоже хвалит, — пожала плечами Виона.

Эпилог

Ульв старался. Он душу вложил в эту песню: сыновнюю любовь, годы странного товарищества с Альвгейром, нежность и благодарность к маленькой Сигрид, уважение к Онни, наследнику милой Сату, сплетал он словами разных языков, наполнял ветром и солнцем. И довольно скоро стеклянный корабль Брокка пересёк границу, за которой море поменяло цвет, выскочил из воды, на мгновение завис в высшей точке полёта, ослепительно засверкав в лучах восходящего солнца, обернулся вокруг своей оси и нырнул вниз, весело взмахнув хвостом на прощание, будто резвящийся кит.

— Очень трогательно, — сказал кто-то за плечом Ульва, и туман Кенн Круаха сам собой взметнул чёрный плащ, завихрился вокруг Барда, коконом укрыл всё вокруг.

— Впечатляет, — закашлялся Ангус О'г. Он щурился, разгоняя марево, словно это был едкий дым.

Ульв взял себя в руки и в пару движений рассеял непрошеное колдовство. Церемонно поклонился синеглазому юноше, окружённому птицами и светом.

— Прошу прощения. Сорвалось.

— Бывает, — пожал плечами бог и уселся на выглаженный волнами огромный плоский камень. Зарылся босыми ногами в светлый песок. Некоторое время оба молчали, разглядывая горизонт.

— Хорошо спел, — Ангус удовлетворённо откинулся назад, отёрся о полусогнутые локти. — Ювелирно, можно сказать. От Ирландии довольно близко вынырнут, правда, Сигрид при всём желании уже на коронацию Эрика не успеет. Ты всегда со временем слишком сильно мудришь: вся система в разнос идёт, стоит вам по разным мирам разбежаться.

Ульв скинул плащ на песок и уселся рядом с камнем хозяина острова, на котором царствовал вечный Самайн.

— Всё нормально было, пока она дыру в границе не нашла, — буркнул цверг, ковыряя ножом песок.

— И это тоже был только вопрос времени, — усмехнулся Ангус. — Времени и ряда трагических стечений обстоятельств.

— Я всё поправлю, — Ульв откопал плоский голыш и блинчиком запустил его по воде.

— Попробуй, конечно, — Ангус зевнул. — Что тебе остаётся? Я с удовольствием посмотрю.

На этот раз Ульв не пел. Напротив, он сам растворился в шёпоте листвы, распался на прошлое, глубоко в корнях Свартальфахейма, будущее, на робких лепестках весенних цветов, а между ними был ствол мирового древа, и Ульв устремился по нему вверх и вниз, живительным соком и потрескавшейся корой.

Вот рыжий Эрик хватает за руку свою неверную фею и рычит ей в ухо: «Королевская шлюха!» — А она лишь смеётся и обнимает его за шею…

Вот корабли викингов у берегов Ирландии. Есть в этом что-то неправильное. Ах да! Сейчас зима. А корабли стоят на приколе. Случилось то, о чём предупреждала королева Мэб: однажды они не захотят уйти с награбленным из монастырей, а решат остаться.

Волк рычит и раздражённо скалит зубы. Долго его не было здесь, сейчас… но земля уходит из-под ног, приходится взмахивать крыльями, подниматься вместе с горячими потоками воздуха, парить… горячо от пожаров. Изумрудный остров раздирают стычки и битвы. Кажется, здесь, в Мидгарде, ничего не знают о нежной привязанности Пака к ирландке Геро, потому что Туманный Альбион вместо друидов посылает теперь только вооружённых людей.

Больше нет Пяти Королевств. Холодный пот градом сшибает Ульва в море, он падает, бессильно стараясь зацепиться за воздух и время, которое словно срывается с цепи и летит, как обезумевшая лошадь: католическая церковь, король Генрих, английские бароны на ирландских землях, грабежи, насилие, поборы, низложение бунтаря ард-ри собственными сыновьями…

Ульв вынырнул из омута истории, захлёбываясь от негодования и ужаса.

— Что… что это было?

— Войны, — Ангус смотрит на него с сожалением. — Порабощение и упадок. Зима.

— Но Мэб? Почему она ничего не сделала? Она ведь была уже свободна!

— Мне ответить, или вспомнишь сам?

Ульв, взмокший и жалкий, снова опустился на белый песок. Такой белый, что от него слезились глаза. Белый, как сверкающие залы Священной Тары. Ладонь заныла, и Ульв не удержался, посмотрел, не осталось ли следов от разговорчивого лезвия, ненавидящего фоморов.