Страница 22 из 28
Смит пошел значительно дальше Юма в стремлении дискредитировать деньги. При этом в антимеркантилистской полемике он «вместе с водой выплеснул ребенка». Меркантилисты были, безусловно, неправы в том, что отождествляли капитал и деньги, но они были правы в другом. У меркантилистов порой не хватало аргументов, но они обладали верным чутьем. Они догадывались о том, что деньги являются источником некоторой дискреционной власти.
Во всяком случае, история XX и XXI вв. свидетельствует о том, что существует особая малопрозрачная финансовая власть, которая подчиняет себе как власть политическую, так и власть экономическую. Последователи Смита, особенно Давид Рикардо, унаследовали его антиеркантилистский пафос и закрыли себе путь для беспристрастного анализа становления и развития особой финансовой власти. Этим анализом вплотную озаботились лишь представители т. н. гетеродоксальных концепций экономической и финансовой науки (см. ниже).
Как бы то ни было, Смит поддерживал идею банковских билетов как фидуциарных денег, прежде всего из полемических антимеркантилистских соображений. По этой же причине он ставил на первое место внутреннюю, а не внешнюю торговлю. Правда, внешняя торговля в иерархии ценностей Смита занимала почетное второе место. На третье место он ставил транзитную торговлю как наименее выгодную для любого государства.
В эпоху Смита бумажные деньги могли быть средством обращения лишь внутри страны. Посредством сокращения роли золотых и серебряных монет как средства обращения, по крайней мере внутри страны, можно было буквально обесценить силу меркантилистских аргументов. Идея бумажных денег, особенно бумажно-денежного кредита, настолько интересовала Смита, что он постоянно возвращался к ней начиная с курса своих лекций в университете Глазго.
Вслед за Юмом Смит не признавал активной функции денег. Однако в отличие от Юма, который не доверял банковскому капиталу, Смит стал активным пропагандистом бумажного денежного обращения. Такое доверие было основано на том, что Смит был сторонником т. н. смешанной (бумажно-металлической) системы. При такой системе банкноты в любое время подлежали обмену на металл. При этом «Смит не опасался чрезмерного выпуска банкнот, полагая, что это противоречит интересам самих банков»[132]. Ведь он исходил из системы полного обеспечения эмиссии банковских билетов драгоценным металлом, которая полностью сдана в архив современными банкирами.
При такой системе излишек банкнот в каналах обращения непременно вызовет их обратный отток к банку, который выпустил эти банкноты. При обмене этих «бумажек» на металлические деньги банк понесет соответствующие убытки. Как видим, банковскому кредиту Смит отводил скромную, т. е. пассивную функцию посредника между промышленником и вкладчиком банка. Это убеждение заставило Смита высказать весьма дискуссионную мысль: «Причиной учреждения банков было стремление облегчить денежный оборот»[133].
Следует отметить, что идеалом для Смита выступал Амстердамский банк, который долгое время придерживался принципа полного резерва для своих операций. Другими словами, Амстердамский банк выдавал бумажно-денежные кредиты только в пределах суммы своего неприкосновенного золотого запаса.
Каждый год четыре правящих бургомистра Амстердама «посещали его кладовые, проверяли соответствие расчетных книг монетной наличности или слиткам и под торжественной присягой передавали дела новым четырем бургомистрам»[134]. Банковский кредит, как полагал Смит, должен был способствовать квазиденежному обращению среди торговцев, т. е. в рамках внутренней оптовой торговли. В этой связи он предлагает: «Было бы, пожалуй, лучше, если бы в королевстве нигде не выпускались банкноты на сумму меньшую, чем в пять фунтов»[135].
В контексте теории публичного права исключительный интерес представляет собой смитовское разграничение затраченного и располагаемого труда. Если мы юридизируем это разграничение в терминах трудового и социального права, то в контексте трудового права возникает вопрос об оптимальном соотношении объема затраченного труда (индивида или определенной категории трудящихся) и его доли в объеме располагаемого труда нации. Соответственно, в контексте социального права возникает вопрос о справедливой доле (социально слабого) индивида в объеме располагаемого труда нации с учетом совмести этой доли с принципом человеческого достоинства.
Экономическая доктрина Смита имеет особое значение для теории налогового права. В частности, она разоблачает антирыночную тенденциозность такого модного ныне налога, как НДС. Как известно, Смит отказывался рассматривать затраты капитала как самостоятельную часть естественной цены товара («Может показаться, что необходима еще четвертая часть для возмещения капитала фермера, т. е. для возмещения снашивания его рабочего скота и других хозяйственных орудий. Но надо иметь в виду, что цена любого хозяйственного орудия, хотя бы рабочей лошади, в свою очередь, состоит из таких же трех частей, [т. е.] из ренты за землю, на которой она была вскормлена, из труда, затраченного на уход за ней и содержание ее, и прибыли фермера, авансировавшего ренту за землю и заработную плату за труд»[136]).
Таким образом, Смит отказывался признавать затраты капитала четвертым элементом цены товара наряду с заработной платой, прибылью и рентой. Он полагал, что любые затраты капиталиста соответствуют стоимости ранее произведенных (промежуточных) продуктов. Цена этих продуктов, в свою очередь, также распадается на три вышеуказанных элемента.
Однако мы видим, что теоретики налогового права (сначала во Франции, а затем во многих других странах) фактически конституировали четвертый элемент цены товара в виде налога на добавленную стоимость, который в отличие от прибыли и ренты не подвержен никаким колебаниям, напротив, имеет устойчивую тенденцию к росту. Не только с точки зрения автора «Богатства народов», но и с позиции обычного здравого смысла возникает серьезное опасение, что этот «контрабандный элемент» цены в конечном итоге переподчинит себе другие элементы цены и тем самым поставит под сомнение сам принцип рыночной экономики.
Особое практическое значение имеют размышления Смита о соотношении номинальной и реальной заработной платы служащих. Фактически Смит исходит из универсального масштаба, который теперь принято называть «потребительской корзиной». Смит отталкивается от весьма неопределенной категории потребительных ценностей, а именно т. н. «некоторых видов съестных продуктов». Он полагает, что при росте цен на эти продукты денежное вознаграждение (в виде металлических денег) низших категорий служащих, «если оно было до того не очень велико, должно быть, несомненно, увеличено пропорционально размерам этого понижения (стоимости серебра)»[137]. По логике Смита, к этим некоторым видам съестных продуктов, в первую очередь, должны относиться хлеб и мясо. Смит относит эти продукты к наиболее устойчивым в ценовом отношении[138].
Соответственно, при определении содержания минимальной «продовольственной корзины» (или МРОТ, если взять в качестве примера современную Россию) надо исходить из определенного набора потребительных ценностей, вроде хлеба и мяса, необходимых человеку для нормальной жизнедеятельности. Лишь затем указанная сумма потребительных ценностей (продукты питания, например, могут быть выражены в калориях) переводится в шкалу меновых стоимостей. Другими словами, МРОТ в первоначальном виде должен выражаться в определенном наборе продуктов и необходимых вещей, которые на следующем этапе определения МРОТ переводятся в товарную форму и предстают уже как меновые стоимости.
132
История экономических учений / Под ред. В. Автономова… – С. 91.
133
Smith A. Lectures on lurisprudence. Oxford: Clarendon Press, 1978. – P. 504.
134
Smith A. An Inquiry into the Nature and Causes of the Wealth of Nations… Vol.3. – P.540.
135
Смит А. Исследование о природе и причинах богатства народов. М.: Эконов, 1993. Т. 1. – С. 350.
136
Смит А. Указ. соч. – С. 121.
137
Смит А. Указ. соч. – С. 293.
138
Там же. – С. 176.