Собор памяти

Леонардо последовал за калифом и его приближёнными, которые бросились бежать по валу, чтобы не упускать из виду Миткаля — но мальчик скользил прочь от замка, летел над горами и полями, далеко за линию укреплений, словно вознамерясь долететь до самого солнца; и Леонардо, зачарованный его полётом, видел, как солдаты в священном страхе падали ниц на землю и творили молитвы. В окрестностях замка стояло лагерем не меньше двадцати тысяч человек, и все они, до последнего солдата, превратились в трепещущих от испуга детей. Казалось, мальчику доставляет особое удовольствие кружить над их головами, выкрикивая фразы из Корана.

Так мамлюки узрели чудо.

Небеса разверзлись над ними и дали им знак, как некогда евреям на горе Синай[121].

Но это было ещё не всё, и сюрприз ожидал даже калифа — Миткаль, пролетев над границей лагеря, обозначенной чередой острых камней, швырнул вниз один-единственный хрупкий снаряд, и тот, ударившись о землю, взорвался, поджёг траву и кустарник, брызнул во все стороны шрапнелью. Солдаты бросились наутёк, кони на привязи бешено забились в страхе, а калиф выругался.

   — Не тревожься, повелитель, — сказал Хилал, — кажется, никто не пострадал.

   — Вы знали, что он задумал? — гневно спросил калиф.

Эмиры дружно качали головами и клялись, что ничего не знали. Наконец Хилал признался:

   — Я должен покаяться, о Правитель Миров, — я знал.

Миткаль летел к замку, красуясь; однако он недооценил капризность ветров и вдруг начал падать камнем в ущелье на южной стороне укреплений. Он перемещал центр тяжести и отчаянно работал бёдрами, пытаясь выправиться; но Бог, как видно, не оставил его: налетевший воздушный поток подхватил мальчика, точно песчаный смерч, и он взмыл в небеса на крыльях тёплого воздуха.

Став осторожнее, он направился к более безопасным местам, на запад.

   — Пошли людей встретить его там, где приземлится, и тотчас доставить ко мне, — велел Хилалу Кайит Бей. — Прикрой их пушечным огнём, если понадобится. — Он поглядел на солдат, скопившихся на поле, точно муравьи, и пробормотал: — Они разорвут мальчишку в клочья.

Хилал и с ним несколько эмиров исчезли в проёме лестницы. Куан остался с калифом, который, держась поодаль от эмиров, прошёл по валу к западной стороне замка. Там он начал кричать своим солдатам. Наконец один молоденький солдат услыхал его, и скоро уже тысячи глаз со страхом и священным трепетом смотрели на своего калифа, ожидая, когда он заговорит.

   — Если ангел спустится, когда пожелает спуститься, отвернитесь от него, иначе умрёте! — прокричал Кайит Бей. Он помолчал, ожидая, пока солдаты внизу повторят друг другу его приказ — и он вернее дойдёт до всех. — Постройтесь... вон там! — И он указал на поле с другой стороны замка.

Поднялись шум, топот, сумятица; затем эмиры мамлюков — не элитные кастраты, а боевые командиры — приняли на себя исполнение приказа и погнали солдат к дальнему полю. Шлюх тоже прогнали подальше от опасного места.

Леонардо, Куан и калиф наблюдали, как люди Хилала встретили приземлившегося мальчика, быстро сняли с него упряжь и крылья и повели к тайному входу в замок.

   — Я спущусь и поговорю с солдатами, — сказал Кайит Бей. — Подобно Моисею. В конце концов, они только что видели чудо. — Он повернулся к Куану. — Однако я задел тебя тем, что использовал машину маэстро.

   — Повелитель, я...

Однако калиф не дал ему договорить.

   — Хотя Хилал и старался произвести впечатление этим метанием снарядов с высоты в мою армию, я всё же склонен высоко ценить твоё творение. Твои летающие машины могут унести больше смертоносных снарядов и сбросить их на головы врага.

Леонардо хотел было сказать калифу, что, если крылья планера утяжелить, он сможет поднять больший груз; однако предпочёл прикусить язык.

   — Но моими шарами трудно управлять, повелитель, — сказал Куан. — Они отданы на милость ветра, чего не скажешь об изобретении Леонардо.

   — Зороастро, — поправил Леонардо.

   — А, — сказал Кайит Бей, — так ты отдаёшь должное предателю. Приятно видеть, что ты почитаешь мертвецов.

Леонардо пропустил мимо ушей реплику калифа.

   — Машины Куана можно привязать к земле, и тогда с высоты мы сможем следить за передвижениями войск Великого Турка. Тогда не будет иметь значения, трудно ли ими управлять.

   — Хорошая мысль, — сказал калиф.

   — Эта мысль не моя, повелитель. Похвалу заслужил Куан.

Китаец пронзительно глянул на Леонардо, которому эта идея, разумеется, и принадлежала на самом деле — но покорно принял похвалы калифа.

   — Итак, маэстро, — сказал калиф, беря Леонардо за плечо, — любишь ты меня или ненавидишь за то, что я отнял жизнь у твоего друга и предателя?

Леонардо ничего не сказал, но в воздухе повисло ощутимое напряжение.

   — Так любишь или ненавидишь? — настойчиво повторил калиф.

   — И то и другое, — сказал Леонардо после мгновенной паузы, и калиф, похоже, остался доволен, потому что не убрал своей руки.

И Леонардо мог бы поклясться, что Куан вздохнул с облегчением.

Этой ночью Кайит Бея разбудил посланец, прибывший от самого Уссуна Кассано. Персы потерпели сокрушительное поражение на берегах Евфрата ниже Эрзикана; но они отступили и всё ещё сражаются с армией Мехмеда, что, согласно словам посланца, «всё равно что биться с самим морем».

Несколькими часами позже уже шли приготовления к скорому маршу, который должен был привести армию мамлюков мимо северных границ Египта, через Киликию и Великую Армению — в Персию.

Часть четвёртая

FORTUNA

Фортуна слепа.

Отсюда эти слёзы.

О, странные события, подобных которым

ещё не бывало в мире.

Глава 26

РАДИ ГЛАЗ... ДЖИНЕВРЫ

Я увидал, взглянув по сторонам,

Что подо мною озеро, от стужи

Подобное стеклу, а не волнам.

В этом (то есть в описании окрестностей Ада)

гениальное изобретение Данте весьма нам

полезно. Я имею в виду разделение наказаний

согласно природе грехов.

Дни миновали без отдыха.

Войско двигалось вперёд, а между тем по всей стране прокатились призывы к оружию. Из одной колонны в двадцать тысяч человек мамлюки калифа разрослись до пяти колонн. Тридцать тысяч из них были цвет его народа, его тяжёлая конница под командой эмиров, которые вместо шлемов носили огромные тюрбаны, украшенные страусовыми перьями. Эти опытные солдаты были вооружены копьями, луками и воронёными саблями, а их куртки были так плотно простёганы, что отражали летящие издалека стрелы. Сорок тысяч представляли собой конницу, состоящую из разбойников кочевых племён, вооружённых пятнадцатифутовыми копьями, маленькими кожаными щитами и арканами, которые эти люди в перерывах между боями оборачивали вокруг головы, как тюрбан. Все прочие солдаты, носившие на тюрбанах красные колпачки, были пешими — их было около пятидесяти тысяч, не считая рабов, и все голодные, злые, жаждущие добычи: нелегко было удержать их от того, чтобы разграбить и сжечь всякое поселение, попадавшееся по дороге.

Даже Леонардо был охвачен всеобщим возбуждением, ибо это было уже не войско, а целый город на марше — как если Каир или Флоренция вдруг стронулись с места. В лагере насчитывалось восемьдесят тысяч шатров, а костров горело столько, что в чистом небе они казались отражениями звёзд. Невозможно было определить, насколько увеличилось войско с добавлением новых колонн, ибо люди толпились и теснились везде, испускали газы, потели, сыпали ругательствами; ночами ёрзали на шлюхах и предавались азарту, на марше сетовали на тяготы пути или восторженно кричали, молились, когда муэдзин призывал их опуститься на колени — гигантский прожорливый рой, затемнивший окрестности, точно стая перелётной саранчи. Все до одного они горели фанатическим религиозным жаром. Казалось, они сумели постичь труднейшую философскую проблему, которая была не по плечу Леонардо и его друзьям: что Айше есть триединство Бога, пола и государства. Они обожествляли идею Айше и на марше однотонно взывали к ней, непрерывно выкрикивая одно и то же: «Mun shan ayoon Aisheh».

121

Небеса разверзлись над ними и дали им знак, как некогда евреям на горе Синай... — Еврейский вождь и пророк Моисей получил от Бога повеление вывести из Египта находящихся там 430 лет в рабстве евреев. Он исполнил это повеление. Когда предводительствуемые Моисеем евреи пришли к горе Синай, на третий день их пребывания ударил гром, засверкали молнии, раздался трубный звук, и Господь сошёл на гору в огне. Так ознаменовалось на Синае Божье присутствие.