Ученик афериста

— Здорово, — кивнул я и шепотом добавил. — Теперь ничего не мешает тебе искать следующего аристократа, правда?

Кукольное лицо Доминик посерело.

— А еще мне ничего не мешает разбить себе нос о дверной косяк и сказать Луи, что ты меня ударил, — скрыв от Скорпиуса лицо за копной своих медных волос, прошипела она. — Обещаю, мы похороним твои останки рядом со Скорпиусом.

Наблюдая за тем, как Скорпиус, игнорируя двери в свою комнату, проходит сквозь стену, я на секунду задумался о том, что только этот факт и показывает, что мой заклятый друг теперь что-то вроде призрака.

— Скажи мне, хитрая рыжая девочка, — все еще глядя в стену, произнес я. — Как так получается, что из близнецов всегда один будет плохим?

— Не знаю, заведи близнеца и спроси у него, — отмахнулась Доминик, поставив чайник на плиту.

— Нет, я серьезно. Сначала ты была милой, а Луи — исчадием ада. Теперь наоборот. Вы специально договариваетесь или это спонтанные метаморфозы?

— Медаль «За сарказм» в мусорном ведре, можешь достать и приколоть к груди.

— Доминик, в чем дело? — прямо спросил я. — Мы были друзьями, помнишь?

Доминик с остервенением кинула в заварник щепотку чаинок и чуть повернулась ко мне.

— Помню, до того самого момента, как ты хотел сдать Луи родственникам.

— И все что ли? — фыркнул я. — Господи, я думал, что согрешил где-то.

— Не знаю, какие у тебя понятия о родстве, — раздраженно сказала Доминик. — Но я люблю своего брата…

— О, ну в этом никто не сомневается, мисс Ланнистер…

— … и никогда не закрою глаза на то, что ты хотел его сдать. Даже если сам Луи тебя простил, — закончила кузина, одарив меня ледяным взглядом. — И еще раз опустишь свою шуточку про Ланнистеров, я буду рада рассказать миру о том, что ты питаешься кровью.

— Я сделал для Луи и оборотней больше, чем ты можешь себе… Что?

Доминик взглянула на меня из-под длинных ресниц, но ожидаемой ехидной улыбки не последовало.

— Луи рассказал? — Смысла спорить не было никакого. — Я думал, он умеет держать слово. Ну, это многое объясняет.

— И что же?

— Твое отношение. Тебе неприятен, это мягко сказано, тот, кто пьет кровь.

Доминик презрительно фыркнула.

— Мне неприятен тот, кто угрожал моему брату. А против… как бы корректнее сказать… нелюдей, я ничего не имею.

— Потому что сама из их числа? — напомнил я. — Или мне напомнить, что будет, если я случайно вылью на тебя этот вот чайник с водой?

— Будет ожог третьей степени и твой сломанный хребет, — сухо сказала Доминик. — Я человек, самый настоящий. А безобидный хвостик, если помнишь, стал следствием аллергической реакции на водооталкивающее зелье. Кстати, Альбус, а кто варил мне это зелье для первого испытания Турнира, не ты ли?

— Конечно я, милая кузина. Ты ведь была слишком занята обжиманиями со Скорпиусом, в то время как все, кроме тебя думали, как не показать чемпиона Хогвартса на Турнире Трех Волшебников необремененной интеллектом дурой с волшебной палочкой.

Ну тут, каюсь, перегнул, звонкая пощечина Доминик меня немного отрезвила, когда щеку обжег удар ее узкой ладони.

— Согласен, это было грубо, — потерев щеку, кивнул я. — Но ты же понимаешь, что я говорю это, потому что ты просто меня выводишь?

— Нет, ты говоришь это не потому что я тебя вывожу.

— Тогда почему же? — мирно спросил я.

— Ну не знаю, — протянула Доминик, выключив чайник. — Может, потому что ты ничтожество?

— Вполне возможно. — Вот так иногда согласием можно обескуражить человека, заткнув ему рот и не дав высказать поток пафосной речи. — Но мне любопытно услышать твои аргументы. Фраза «ой все» аргументом не является.

Доминик будто бы и не обиделась. Вообще, она стала одной из причин моего снисхождения к женщинам: из ничего сделать скандал, в любой непонятной ситуации звать на помощь брата, иметь в голове ровно пятьдесят грамм мозга, и то, отвечающего лишь за фотографирование на телефон ногтей, еды, котов и своего светлого лика — в этом все женщины нашего поколения, в этом вся Доминик.

— Тебе никогда не казалось, что ты лишний? — поинтересовалась кузина, преспокойно заваривая чай.

— Лишний между амбициозной дурочкой и богатеньким педиком? Казалось. Между амбициозной дурочкой и ее невротичным братом-проститутом? Казалось, — признался я. — Ты меня ничем не удивишь.

— То есть ты еще и считаешь нас сбродом фриков?

— Именно, моя милая кузина, именно. Мы четверо — фрики, это объясняет тот факт, что мы все еще живем в этой квартире, несмотря ни на что.

Заварник со стуком опустился на стол. Доминик уже и не пыталась скрывать, что я ее раздражаю.

— Ты мерзок, — прогнусавила она.

— Да ты тоже не подарок. Или это просто то время месяца, когда женщину лучше огородить от общества, чтоб она не бросалась на людей?

Швырнув мне (хоть показалось что в меня) чайную ложку, Доминик, как могла, силилась не вестись на провокацию.

— Это я-то бросаюсь на людей? — поинтересовалась она. — Ты у нас провокатор.

— Я? У меня было отличное настроение, пока ты не разинула на меня клюв, — напомнил я. — Просто признай, у тебя мерзкий характер.

— У меня мягкий характер, поэтому ты, собственно, еще не вылетел из квартиры.

— Настолько мягкий, что брат-близнец сбежал от тебя к незнакомым оборотням, а муж предпочел умереть, чем дожить до вашего развода.

И снова я перегнул палку. Пощечины не последовало, Доминик просто развернулась и оставила меня в кухне одного, потушив свет.

Наверное, это главный мой порок — неумение вовремя закрыть рот и давить на человека до тех самых пор, пока у него не сдадут нервы. В то же время, к чести своей, я всегда понимал когда и в чем я не был прав — это, определенно, достоинство.

Но просить прощения я не умел. Клянусь, за мои тогда девятнадцать лет я ни разу в жизни ни перед кем не извинялся так, как делают это нормальные люди — словом «прости», виноватым взглядом и обещанием никогда так больше не поступать.

Мириться с Доминик не скажу, что было необходимо, но веские причины не конфликтовать с кузиной меня пересилили. Во-первых, она же кузина, родной человек. Во-вторых, узнай Луи о том, что я позволил себе обижать его сестрицу, вбил мы меня с одного удара в землю по самый подбородок.

Мирился я по методике Наземникуса Флэтчера: бутылка вина, а лучше три, и… и все. Не помню, каким чудом мне удалось склонить деревенскую принцессу Доминик к распитию красного вина сомнительного качества во дворике у дома номер 17 на Шафтсбери-авеню, но, наверное, это не столь важно, тем более что по всем правилам алкогольного перемирия, мы на третьем тосте торжественно поклялись друг другу забыть прошлые обиды. Когда же я выслушал длинную исповедь молодой вдовы, которой покоя не дают родственники покойного мужа, в особенности отец и мать, явно поставившие цель выжить со свету непутевую невестку и вернуть ее в родную деревню без кната в кармане, я поймал себя на том, что действительно сопереживаю кузине.

«Вот хуевы аристократы» — голосом Наземникуса Флэтчера заговорил во мне внутренний судья.

Нет, ну серьезно! Вам уже некуда складывать ваши мешки галлеонов, а вы готовы удавить Доминик за квартиру, купленную вашим сыном.

— Это ты еще про кольцо не знаешь, — сделав глоток вина, произнесла Доминик.

— А что кольцо?

— Они хотят, чтоб я вернула обручальное кольцо. Сказали, что оно было выковано не для меня.

Ну тут я почти взорвался в негодовании. Отнять у вдовы обручальное кольцо, да еще и язвительно намекнуть, что оно должно было принадлежать другой!

Да они что там, охренели? По-хорошему, семейство Малфоев обязано было каждый месяц выплачивать Доминик пособие за то, что она позарилась на их глуповатого сынка с наклонностями мужеложца.

И разве мог я, истинный подвыпивший джентльмен, оставить прекрасную деву в беде, один на один с алчностью элиты магического общества?

— Леди Малфой, — галантно произнес я, наливая в картонный стакан Доминик еще вина. — Доводилось ли вам когда-нибудь обчищать особняки самодуров?