Ученик афериста

— Срань Господня, — констатировал я, но, послушно подняв банку, отправился на кухню.

Увидь эту кухню моя мама — упала бы в обморок, притом что педантичной чистюлей она не была. Таракан, гордо восседающий на чистых (относительно) стаканах, под моим презрительным взглядом мигом юркнул в щель между полкой и стеной, и я, почувствовав себя в этой кухне главным, откупорил банку и, стараясь не принюхиваться, осторожно начал наливать себе густой тягучий напиток животного происхождения.

Хуже коровьей туши быть ничего не могло, это и успокаивало, и я бесстрашно поднес стакан к губам, как вдруг мой слух поразил ужасно резкий звук, напоминающий что-то среднее между сверлением толстой стены и грюканьем чего-то тяжелого по полу.

Чуть не вылив на себя содержимое стакана, я, быстро опустив его на стол, инстинктивно прижал ладони к ушам. Звук снова повторился, теперь он напоминал грохот штанги, которую со всей силы атлет бросил на бетонный пол.

Открыв окно, я прищурено взглянул на пустую улицу, выискивая источник шума, ожидая увидеть все что угодно: от нашествия драконов до ремонта ухабистой дороги, но не ни того, ни другого не обнаружив, крайне удивился.

А звук в очередной раз нещадно ударил по барабанным перепонкам.

Я чуть не взвыл и, опустив голову вниз, тут же наткнулся на неожиданный источник шума.

Курносый паренек лет шести, одетый в старый джинсовый комбинезон и кепку, стоял прямо на заросшей бурьяном лужайке в метре от окна, из которого я оглядывал окрестности в поисках источника шума, и бросал в стену дома баскетбольный мяч.

Нет, я что-то краем глаза читал в книгах об обострении зрения, слуха и обоняния у вампиров, но принять безобидное набивание мяча за грохот, равный рокоту дракона и дорожным работам!

— Мальчик, — прошипел я, чувствуя, как дергается глаз. — Что ты делаешь в этом дворе?

Мальчик моргнул, но, не ответив, снова бросил мяч в стену.

Я, снова содрогнувшись от грохота, вцепился в подоконник так, что оставил на нем вмятину, как заметил позже.

— Мальчик, — уже прорычал я. — Уходи.

— Мне мамка разрешает здесь играть, — отозвался мальчик.

Протянув руку, я схватил противного ребенка за лямку комбинезона и, подтянув к окну, высунулся на половину туловища и прижал лоб ко лбу гостя.

— А твоя мамка разрешает тебе действовать на нервы тем, кто здесь живет? Если да, то скажи ей, чтоб не удивлялась, если однажды ты заболеешь, пропадешь или умрешь в страшных муках. Хочешь, мы пришлем твоей мамке в коробочке твой глазик? Или язык? Или палец?

— Нет, — пропищал мальчик.

— Тогда иди отсюда со своим мячом, пока я не засунул этот мяч тебе в прямую кишку.

Отпихнув мальчика, я напоследок зыркнул на него ненавидящим взглядом и закрыл окно.

— Мерзкие дети, — шипел я, взяв в руки тяжелую банку с кровью. — Мерзкие люди. Чтоб вы все сдохли.

И, всерьез задумавшись над тем, что у меня явно проблемы с нервной системой на фоне постепенного перехода к вампирскому образу жизни, поймал себя на том, что безо всякого отвращения пью свиную кровь прямо из банки, поднимаясь при этом на второй этаж по скрипучей лестнице.

Стоило об этом задуматься, как мне сразу поплохело.

Но жрать-то хочется поэтому, зажмурившись, я сделал еще один глоток, стараясь не особо смаковать свое малоприятное пойло.

Как вдруг уже знакомый грохот разразил округу.

От неожиданности я выплюнул кровь прямо на стену.

— Ах ты мелкая сука, — прошептал я, утерев подбородок. Опустив банку на подоконник, я открыл окно, уже на втором этаже и, высунувшись, зарычал, к своему удивлению, вполне себе диким рыком.

Мальчик, снова бросив мяч в стену, поймал его и приготовился к новому броску.

— Да пиздуй ты уже домой, жертва неудачного аборта! — проорал я на весь Паучий Тупик.

Но мальчик, задрав голову, продемонстрировал мне средний палец и снова швырнул мяч в стену.

Новая волна громких звуков ударила по моему слуху и я, взбесившись так, что невольно задумался о том, где можно спрятать детский трупик, машинально схватил банку с кровью и вылил ее содержимое вниз.

„Захлебнись моим питательным завтраком, ебучая теплокровная мразь“ — с наслаждением подумал я. Но здравый смысл победил и я, тут же перепугавшись, высунулся из окна и взглянул вниз.

Бедный ребенок, облитый свиной кровью, хлопал глазами и ловил ртом воздух, не в силах пошевелиться. Струйки густой крови стекали с козырька его кепки и капали прямо на нос.

— Молись, чтоб в следующий раз это была не серная кислота, — проскрежетал я, чувствуя себя на удивление счастливо. — А теперь пошел отсюда, уродец.

Дважды повторять не пришлось. Но вскоре, когда мелкий паршивец уже унесся прочь, я поймал себя на мысли, что совершенно потерял счет времени: уже двадцать минут как я должен был быть в книжном магазине.

Наскоро переодевшись и плеснув в лицо ледяной воды, я взглянул на свое отражение в зеркале (не пойми, на кого я был похож: то ли на запойного Эдварда Каллена, то ли на зубастого алкоголика со стажем) и пулей вылетел из дома.

Не знаю, август это был или нет, но погода стояла ноябрьская. Чугунно-серое небо было устлано тяжелыми грозовыми облаками, непрекращающийся дождь лупил по асфальту, который напоминал островки среди огромных луж, а от завываний ветра и низкой температуры люди спасались отнюдь не августовскими ветровками и пуловерами. И это почему-то раздражало.

Меня раздражало все.

Даже в книжном магазине, разрываясь между ролями угодливого продавца-консультанта и безликим барыгой для „особых клиентов“, я не чувствовал себя занятым настолько, чтоб не думать о том, что я сейчас просто сорвусь и поубиваю половину из тех, кто сейчас топчется в магазине возле стеллажей с открытками и детскими книгами.

Слишком громко ходят, цокая каблуками, слышу даже, как трутся друг о дружку чьи-то джинсовые штанины, слышу приглушенные разговоры клиентов, которые звучат в голове как через рупор.

Но хуже — запахи. Я остро чувствовал удушливый парфюм дамы у полки с учебной литературой, перегар от кого-то в другом конце магазина, запах сигарет, унюхал даже запах картошки и рыбы с улицы, а так же непонятную тошнотворную палитру другой жирной уличной еды. Даже книжный запах типографской краски, казалось, витал по всему магазину, вытесняя запах мятного освежителя воздуха.

Противно скрипел стул, на котором я сидел, вдобавок кто-то очень громко листал страницы, а это подзадоривало мою нервную систему дать первую трещину. Не знаю, как я выглядел со стороны: бледный, худой юноша со следами недавнего запоя на лице сверлит всех тяжелым взглядом, скрипит зубами и сжимает кулаки. Видимо, довольно интересно.

Наконец, пришел тот звездный час, когда я исполнял именно свою функцию, а не играл роль продавца книжек и открыток. Уже знакомый мне парень, тощий, небритый и глазастый (честно, только таблички „Я — наркоман, подайте на косяк кто чем может“ не хватало), подозрительно оглянулся и, уперев руки в столик, за которым я сидел, навис надо мной, как грозная туча.

— Ну? — буркнул я.

— Унцию, — шепнул наркоман.

— Господи, ну хоть не пались так, — закатил глаза я и поднялся на ноги. — Момент.

И хотел было удалиться в кладовую, в которой обычно отсыпал нужные дозы из запасов, как потенциальный клиент перегородил мне путь.

— Я с тобой пойду.

— Нахер ты мне там нужен? — вскинул брови я, раздражаясь еще быстрее. — Чтоб ты мне всю партию снюхал, пока я отвернусь.

Дождавшись, пока мимо нас пройдет женщина к выходу, наркоман зашептал еще яростнее:

— В последний раз то, что я у тебя брал — дерьмо редкостное. Ты, сдается мне, порошок с чем-то мешаешь.

— Что? — оскорбленно протянул я. — Я честный человек, и честно выполняю свою работу, повышая ВВП страны своим вкладом в экономическую среду, пусть и посредством теневого бизнеса. Не стыдно меня в таком обвинять, а?

— Вот я и гляну, какой ты честный, — кивнул клиент. — Давай-давай.