Ученик афериста

— У твоих родителей трое детей, мне кажется, они поймут, откуда у тебя ребенок.

Я закатил глаза.

— Дело твое и решать тебе, — отмахнулась Сильвия. — Но ты не имеешь права лишать родителей внука, а Матиаса — дедушки и бабушки. Тем более что с материнской стороны у него их нет.

Когда мы зашли в номер Сильвии и я опустил чемодан на паркетный пол, в голове все еще крутились ее слова. Опять же, Ал, она очень неглупая женщина и, сам знаешь, плохих советов не дает.

— Может вы и правы, — нехотя признал я. — Насчет Матиаса.

— Не «может», а права, — улыбнулась Сильвия. — Как только закончу с людьми Флэтчера, попрошу его привезти.

— Хорошо, — без благодарности кивнул я. — Могу идти?

— Берешь чаевые винишком?

— Спрашиваете.

*

— В смысле, он не крещенный?

Как меня иногда веселила набожность Луи, ну никак не вяжущаяся с его извечно похотливым взглядом и периодическими подработками в эскорте.

— Вот уже, благочестивая куртизанка, — фыркнул я, когда мы с друзьями маячили в аэропорту: Скорпиус, все еще одетый в униформу гувернера, в которой производил весьма странное впечатление на людей, вслух изучал расписание рейсов, а Луи вовсю боролся за мое духовное просвещение.

— Почему ты не крестил сына? — поинтересовался он таким голосом, будто я рассказал ему о том, что продал одной женщине банду преступников.

— Потому что он наполовину вампир, а на другую — латиноамериканец.

— Тем более! Латиноамериканцы очень набожные.

— Я не против религии, Луи. Но даже не думал, почему-то, крестить сына. Может, кто знает, он пастафарианец…

Луи вздрогнул.

— … или буддист, — подмигнул я.

— Луи, не оскорбляй чувства неверующих, — усмехнулся Скорпиус, все еще пялясь в расписание рейсов. — Слушайте, а если потереть философским камнем самолет, который летит, что будет?

— Заберите у дебила артефакт, — воскликнул Луи, поймав Скорпиуса за капюшон.

— Мозгов — что карась нарукоблудил, — буркнул я. — Да, давай, маши здесь философским камнем, давно к нам мракоборцы не заходили.

Пока мы утихомиривали очередной поток глупых вопросов («А что если потереть философским камнем спутник Земли?»), мало того, что рейс 614 Сан-Хосе — Лондон приземлился, так еще и наши вопли в адрес любознательности Скорпиуса стихли, лишь когда первые пассажиры показались в зале ожидания.

— Тихо всем! — рявкнул я так, что Скорпиус, перепугавшись, начал икать. — Матиас скоро будет.

«Матиас скоро будет» — пронеслось эхом в голове.

Внутри все затрепетало.

— А как мы его узнаем? — вырвалось тут же у меня. — Лично я практически не помню, как он выглядит, а за год он мог вырасти…

— И жениться, — фыркнул Скорпиус, порывшись в сумке. — Ой, чтоб ты без меня делал, Ал.

И, выудив свернутый вшестеро огромный лист бумаги, развернул его.

«МАТИАС» — было написано на листе.

— Он сам нас найдет. Круто я придумал?

— Бедная Доминик, — горько покачал головой Луи. — Бедная Доминик.

— Что?

— Ее жених долбоеб.

Скорпиус поджал губы и закатил глаза.

А я нервно разглядывал поток прибывших людей в поисках няни Матиаса. Няня — женщина средних лет, мексиканка, постоянно ходит с волосами, убранными в хвост. Отзывается на имя Мария.

Улыбчивые стюардессы, нервные туристы, кричащие подростки, футбольные фанаты, пожилая пара — я заглянул в лицо практически каждому, даже решил было проверить информацию о рейсе, которую прислала Сильвия: не перепутал ли я день, время, аэропорт?

Как же странно я, наверное, выгляжу. Кручу головой, смотрю в лицо каждому, кто проходит мимо, тяну шею, стараясь заглянуть за каждый угол. Хотя, нет, Скорпиус размахивающий огромным листом бумаги со словом «МАТИАС», выглядит еще страннее.

Люди мелькают, спешат, толкают тяжелый багаж, всех так много, все казались такими одинаковыми, только верхняя одежда разноцветными пятнами мелькает перед глазами. Я даже устал вертеть головой, когда почувствовал, как что-то толкнулось мне в ноги.

Я чуть рефлекторно не оттолкнул это движением умелого футболиста, как опустил взгляд и с замиранием сердца увидел маленькое нечто в бордовом пальто и огромном сером шарфе, покрывающем голову. Осторожно поддев пальцами шарф, я стянул его с макушки ребенка и узнал, черт возьми, маленького спиногрыза! Да я бы и так узнал, только Альдо Сантана догадается одеть ребенка так, словно без пальто от топового модного дома и рюкзачка в форме мохнатого зайца Матиаса не пустят на борт самолета.

Наверное, в тот момент, когда я увидел ребенка, стало ясно, что, конечно, я люблю его, скучал по нему и мне стыдно за то, что отец из меня вышел не очень хороший, эдакий я сентиментальный оказался.

И Матиас узнал меня, вот что было вершиной моего крохотного счастья. Несмотря на то, что видел меня редко, а потом год вообще не видел, он все же узнал, мелкий хитрец. А может всему виной Скорпиус, размахивающий плакатом с его именем, кто знает.

Но, когда здравый смысл все же постучал в дверцу моего сознания, я понял, что, скорей всего, Матиаса направила ко мне няня, увидев меня в толпе людей, иначе бы ребенок просто-напросто заблудился бы и начал голосить на весь аэропорт. Я, рассеянно поглаживая сына по черным, как смоль, волосам, поднял взгляд, чтоб благодарно кивнуть няне, но так и замер на месте, глупо приоткрыв рот.

Он стоял метрах в пяти от нас, наверное, внимательно следил за тем, чтоб ребенка не сбил поток людей, когда он бежит ко мне, и я увидел его не сразу, но когда узнал, все перестало существовать. Люди в аэропорту снова превратились в быстрые разноцветные точки, звуки и голоса отошли на второй план, я забыл о том, что я здесь делаю, один я или нет, даже имя свое не уверен, что вспомнил бы: я видел только его перед собой, смотрел как на икону, не иначе, а в голове билось: «Финн! Финн! Финн!».

Джимми Старлинг в неравном бою одержал венценосную победу над Альбусом Северусом Поттером. Я приблизился медленно, с каждой долей секундой убеждаясь, что моя жизнь не ограничилась квартирой на Шафтсбери-авеню, что семь лет жизни под ярлыком Старлинга — не сон и не вымысел, а Финнеас Вейн, который чуть улыбается мне, не ангел-хранитель из моего воображения.

Я жадно смотрел на него так, будто сейчас кто-то отодвинет его в сторону и скроет за ширмой. Смотрел и не понимал, как же я мог раньше не замечать того, насколько дорог мне этот человек. Как я мог грубить ему, зло шутить, обижать, подставлять, насмехаться — он же… да я ни на кого никогда не смотрел с таким упоением. Смотрел на острые скулы, на лисий разрез глаз, на копну дредов, пахнувших табаком, на блестящее кольцо в носу — я видел это все раньше, но, наверное, мне понадобился год вдали от всего, чтоб завороженно смотреть на эту дикую красоту и понимать всю необходимость Финна для себя.

Финн явно смутился, что я так на него смотрю, приоткрыв рот, и щелкнул пальцами у меня перед носом.

Звонкий щелчок отрезвил меня и я, моргнув, так сильно стиснул Финна в объятиях, будто опять боялся, что его от меня заберут.

Ей-богу, будто сто лет не виделись.

— Да хуле ты, — совсем смутился Финн, похлопывая меня по спине.

Хотя, знаю, он тоже рад меня видеть.

Если бы не тикали часы и не существовало такой категории, как «время», я бы, будь моя воля, простоял бы так вечно, ну или хотя бы не отпуская его от себя дальше, чем на метр.

Я даже забыл, что позади стоят мои друзья-соседи и, возможно, в голове у них сотни и тысячи вопросов к тому, откуда и почему у меня такой порыв. Но я не хотел даже думать о них, вообще думать не хотелось.

Наверное, каждому человеку нужен свой Финнеас Вейн.

========== Глава 60 ==========

— Я стучу, а ты говоришь.

— Ей-богу, как перед учительской, — фыркнул я, сжимая букет замерзших ландышей.

Финн прижался щекой к двери.

— Кажется, она там, — тут же отскочив к стене, прошептал он. — Давай.

— Мне стремно.

— Да не ссы в трусы, она тебя бить не будет.