Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 13

Семен посмотрел прямо в глаза беременной женщины и повторил:

– И произойдет это через три дня, в ночь на среду.

– Как через три дня? – ошарашено переспросила Окунева.

– Кстати, вы ведь почувствовали, что ребенок в последние дни стал меньше шевелиться? Редко побултыхается, и потом долго тишина? – спросил Семен, не обратив внимания на вопрос пациентки.

Окунева похлопала глазами и кивнула, сказав неуверенно:

– Ну, вообще-то, да. Иногда днем я его не чувствую совсем.

– Вот, и я об этом. Еще пару дней иногда пошевелиться, а на третий – помрет. Сегодня у нас двадцать восьмое, – Семен глянул на календарь, – значит, первого мая ваш ребенок перестанет шевелиться и умрет.

Окунева побледнела, сглотнула слюну во внезапно пересохшем рту, и хрипловато сказала:

– Доктор, давайте направление. Я прямо сейчас поеду, меня муж в машине ждет, он и довезет.

Семен заполнил бланк, поставил подпись и личную печать. Проводил взглядом женщину, которая стремительно переместила своё большое тело к выходу из кабинета. Только после этого повернулся к удивленному лицу акушерки.

– Семен Михайлович, откуда вы знаете, что ребенок умрет через три дня?

– Да не знаю я этого, – усмехнулся Семен, – просто, если б я стал рассказывать ей о том, что такое гестоз, преэклампсия и эклампсия[4], то она бы все равно ничего не поняла. И решила, что она права, а врач придирается. И даже если бы я сказал, что в результате этих состояний ребенок может умереть, то она бы отмахнулась от этой гипотетической ситуации. А вот четкое временное ограничение – три дня и кирдык – действует, как холодный душ в жаркую погоду. Моментально прочищает мозги. Впрочем, у неё они тоже отекшие, поэтому, прочищать там нечего. Думаю, она просто испугалась.

– Но в перинатальном центре ей могут объяснить, что вы её обманули?

Семен пожал плечами и ответил:

– Нет, это вряд ли. Хотя, даже если и скажут что-то, то это уже не будет иметь никакого значения. Главное, чтобы вовремя родоразрешили, а всё остальное – несущественно.

Дверь в кабинет приоткрылась.

– Можно?

– Да, заходите.

Семен посмотрел на девушку, робко вошедшую в кабинет.

– Медосмотр? Детский сад? – уточнила Людмила Андреевна.

– Да.

– За ширмой раздевайтесь и ложитесь в кресло, – показала рукой направление акушерка. Девушка сделала несколько шагов в указанном направлении, округлившимися глазами глядя на тот предмет, куда она должна лечь.

– Лет вам сколько? – спросил Семен.

– Девятнадцать.

– Первый раз на приеме у гинеколога?

– Да.

Семен задал вопросы о половой жизни и, получив положительный ответ, уточнил первый день последних месячных, и после этого, философски глядя в пространство, медленно сказал:





– Всё однажды в жизни случается в первый раз. У кого-то это случается в детстве, а у кого-то это происходит только в определенном возрасте. Я вот тоже задумал сделать то, что никогда не делал. Да, страшновато начинать, вдруг не получится. Однако говорю себе – не Боги горшки обжигают. Трудно будет, тяжело, но, если всё получится, то я же себя до конца жизни уважать буду. То есть, я много могу, если захочу. Горы способен свернуть.

– Доктор, – прервала размышления доктора акушерка, – пациентка уже лежит в кресле.

В конце рабочего дня в кабинет заглянула секретарь главного врача и сказала, что Семена Михайловича Угарина хочет видеть Юлиана Борисовна.

– Зачем? – спросил Семен, но не успел – секретарь уже закрыла дверь с той стороны.

– Ну, и зачем я этой кукле понадобился? – вздохнул Семен. – Думал, что спокойно домой поеду, а вот чувствую, что она мне мозг сорвет.

– А, может, что-нибудь интересное предложит? – сказала Людмила Андреевна.

– Ага, – кивнул Семен, – или без вазелина в задницу залезет, или гвоздь в голову вобьет.

Он встал и вышел из кабинета. Идти недалеко, – на два этажа вниз. Для администрации в поликлинике выделено целое крыло: экономический отдел, отдел кадров, бухгалтерия и приемная главного врача. Семен в очередной раз подумал, зачем на сто пятьдесят работников поликлиники целых три экономиста, пять бухгалтеров во главе с главбухом, два специалиста в отделе кадров. Сам же себе ответил на этот вопрос, и толкнул дверь приемной главного врача.

– Можно туда? – спросил он секретаршу, которая уже деловито что-то набирала на клавиатуре.

– Да, конечно, Семен Михайлович.

Он вошел в кабинет и, жестом спросив разрешения, сел на стул, напротив главного врача. Юлиана Борисовна Уласова, сидевшая во главе стола, широко открытыми глазами смотрела и улыбалась. Улыбка была одновременно и покровительственная, и великодушная. Семен непроизвольно отметил некоторые изменения во внешности – новая прическа, которая напомнила ему Барбару Брыльску из фильма Рязанова. Более темная по оттенку помада, подчеркивающая тонкие губы. Кулон на шее в виде темно-красной капли, – скорее всего, небольшой рубин на золотой цепочке. Явно цвет помады подобран под кулон.

– Семен Михайлович, – сказала Юлиана Борисовна, тонкие пальцы с накладными ногтями пришли в движение, создав ощущение, что кукла неожиданно ожила, – у нас в ближайший месяц будет много работы. Надо будет провести дополнительную диспансеризацию на птицефабрике и молкомбинате. Около трехсот человек. Будем выезжать на место, – группа специалистов, в которой нам нужен гинеколог, потому что из этих трехсот больше половины женщины. Два раза в неделю, думаю, что по вторникам и пятницам.

– Сколько? – спросил Семен.

– Ну, вы как всегда задаете конкретные вопросы, – начала издалека Юлиана Борисовна, и Семен подумал, что сейчас его попытаются надуть. И оказался прав.

– Двадцать пять рублей за осмотр каждой пациентки.

Семен смотрел на сидящую перед ним куклу в чистом накрахмаленном халате и размышлял о том, что происходит с человеком, которого подпускают к государственной кормушке. Он знал, что Юлиана Борисовна когда-то была врачом-терапевтом, и даже, говорят, пару лет реально работала в здравоохранении, но затем неожиданно пошла на повышение, сразу перескочив через несколько ступенек в медицинской иерархии. Сейчас она даже близко не подходила к пациентам, поэтому назвать её врачом язык не поворачивался.

– Что вы так смотрите на меня, Семен Михайлович? Неужели, мало?!

Опять-таки, если предположить гипотетическую ситуацию, когда кукла лежит в гинекологическом кресле, то наверняка окажется, что она ничем не отличается от всех остальных субстратов. Следовательно, главврач – обычная женщина, потенциальный пациент, а не какой-то там небожитель. Можно расслабиться и терпеливо ждать, ибо, что для врача – ежедневная работа, то для пациента – неизлечимая болезнь, и для главврача – незапланированные расходы.

– Ладно, – чуть поджала губы Юлиана Борисовна, хотя улыбка еще оставалась на лице, – тридцать рублей.

Какими категориями мыслит Уласова, стоя за штурвалом поликлиники? Вопрос, который можно не задавать, особенно если вспомнить раздутый административный штат поликлиники и количество уволившихся опытных сотрудников поликлиники, которые ушли только за последний год. А также, если знать оснащение поликлиники современной диагностической аппаратурой, которой в принципе не было, но даже на той, что была, работать было некому.

– Хорошо, сколько вы хотите, Семен Михайлович?

Улыбка, наконец-то, исчезла, уступив место холодному блеску глаз.

– Сорок, – назвал Семен ту цифру, которая должна была прозвучать с самого начала. Он прекрасно знал, сколько получают коллеги в других поликлиниках за дополнительную диспансеризацию.

Человек – странное существо. Верит в приближающийся Апокалипсис, и строит дом, в котором собирается жить до старости. С любопытством созерцает небо, предчувствуя скорый контакт с инопланетянами, и не замечает то, что творится у него под носом. Заглянув в глаза близкого человека, думает, что знает его, и в следующую секунду понимает, что видит пустоту. Легко принимает на веру сомнительное мнение какого-нибудь ученого человека, и не доверяет многовековому опыту людей.

4

Гестоз, преэклампсия, эклампсия – осложнения беременности, проявляющиеся повышением артериального давления, отеками, наличием белка в общем анализе мочи. Может привести к смерти плода и матери.