Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 17 из 21



– Я поднимусь. Я смогу, – шепчу, но сама не верю в сказанное.

– Нет.

– Марк, у тебя ключи есть? – говорю слабо, но говорю. Под ребрами тянущая боль, приходится набирать воздуха побольше, чтобы глотнуть его достаточно.

– Не волнуйся.

Три этажа я прислушиваюсь к его дыханию. Тоже ведь после аварии. Вольный дышит тяжело, но крепость в руках не ослабевает. Около нашей двери он аккуратно опускает меня на пол и, все еще придерживая, достает из кармана связку ключей.

Глава 9. Мотыльки

Марк относит меня в зал и усаживает на диван. Я хочу встать и пойти умыться: кровь на щеках засыхает и стягивает кожу. Его одежда и лицо тоже грязные, в бурых пятнах и потеках.

– Не двигайся, сейчас все принесу, – он останавливает меня. Вспоминаю, что футболка истерзана, и я сижу перед ним почти голая. Прикрываюсь руками. Марк лукаво, но мягко, улыбается и уходит в другую комнату. Из глубины квартиры слышу его тихую ругань.

Возвращается через несколько минут уже умытый и переодетый. Протягивает мне одежду и присаживается рядом.

– Марк, отвернись, – лепечу.

– Нет. Я должен сначала посмотреть твои ребра, или сейчас же поедем в больницу.

Не хочу туда, потому покорно соглашаюсь с мужчиной. Ладонями прикрываю грудь, но позволяю ему разрезать остатки футболки и размотать эластичный бинт. Я вся испачкана собственной кровью, но она капает с лица, на животе только грязь.

«Муж» прощупывает мои ребра. Я терплю ноющую боль и радуюсь, что не простреливает.

– Все хорошо. Отделалась испугом, – Марк вытирает меня теплой влажной тканью, затем, заворачивая в чистые бинты, внимательно смотрит в глаза.

– Я хотела увидеть своих, – начинаю оправдываться. Мне неудобно, что подвергла его опасности. Чувствую себя виноватой. Он сейчас, кажется, по-настоящему озабочен тем, что произошло.

– Вика-а, – выдыхает Марк, затем выжимает тряпку в миске с водой и прикладывает к моему лбу. – Ты как всегда!

– Что, Вика? Что всегда? Я просто шла в клуб, а это уроды… пристали ко мне. Что я сделала не так?

– Не нервничай. Я не виню тебя. Просто это безрассудно, тем более, клуб закрыт на ремонт. Просто ты забыла.

– Как закрыт?

– Ну, все-е! Завтра едем в психотерапевту! С этим надо что-то делать, – Марк бросает в миску скомканную ткань и алая вода расплескивается на ковер.

Киваю. Я согласна уже хоть куда идти, чтобы разобраться с тем, что у меня в голове.

– Есть хочешь? – Марк обрабатывает царапины на лбу, дует на рану, когда я скриплю зубами, в конце заклеивает лейкопластырем. Я все это время стоически терплю жгучую боль.

Не могу ответить – нет сил даже на вдох. Вновь киваю.

– Окей, сейчас сделаем. Пока приляг – отдохни.

– Марк, это правда?

– Что? – останавливается в дверях.

– Что родителей больше нет?

На лице у него скорбь, но он молчит. Хочется взвыть от этого взгляда: все понятно без слов. Но старая память кричит, что такого не может быть!

– А брат? Я в больнице не смогла дозвониться к нему.

Марк меняется в лице. Возвращается ко мне и приседает рядом. Я все еще прикрываюсь руками и футболкой.

– Вика, какой брат?

– Он у меня один – Артем.

– Ты что-то путаешь. У тебя нет брата. Ты одна была в семье.

Правда, или неправда, хлещет кнутом, я закусываю губы и чувствую, как текут по щекам слезы. Не могу этому сопротивляться. Все идет наперекосяк, все неправильно.

– Ма-арк, зачем ты так со мной? Я ведь помню его, помню даже номер телефона, помню, как он учил меня драться. Зачем этот обман? Что он тебе даст?

– Отдохни! – Марк резко встает, прикладывает громадную ладонь к темечку, и мое сознание проваливается во мглу.

Будто дернули тумблер или нажали кнопочку «выкл».

Сон напоминает паутину: чем больше я пытаюсь вырваться, тем больше запутываюсь. Где-то вдалеке в темноте слышен голос Марка:

– С ней что-то не так…

Затем скрипит дверь, слышу шаги, снова скрип.

– Еще рано. Она не выдержит, придется подождать. Да я и так делаю все, что могу…

Паутина колышется, больно впивается в кожу.

– Хорошо, но за все последствия будете вы отвечать!

Тьма вдруг расступается, и голос Марка разлетается эхом: ать… ать… ать…



Я выпрыгиваю из сна. «Муж» теребит меня за плечо:

– Просыпайся, нужно поесть.

Фокусирую на нем взгляд и вижу лохматые снежинки в его синих глазах.

– Марк, опять! Твои радужки мерцают…

Он моргает и быстро уходит на кухню.

– Вставай, а то все остынет, – бросает из коридора.

Выхожу из комнаты, справляясь с головокружением. Проходя мимо комода, замечаю фотографию незнакомца. Хватаю ее и направляюсь на кухню.

– Кто это? – тычу «мужу» в лицо.

– Ты мне скажи, – Марк сидит за столом, закинув ногу на ногу, вальяжно растянув руки по спинке мягкого уголка.

– Но я не помню.

– Как не помнишь меня, смерть родителей и многое другое… Садись есть! – его голос резкий.

Прохожу вперед, но замираю возле табуретки.

– Ты меня обманываешь, я чувствую.

– Расскажи, – Вольный занижает голос, глядя из-под ресниц. Глаза такие мрачные, что мне становится страшно. Сажусь.

– Сон снился, словно ты сговорился с кем-то.

Кажется, «мужа» передергивает.

– И что я говорил в твоем сне?

– Что со мной что-то не так, – его брови ползут вверх, глаза округляются.

– Что еще?

– Что ты не будешь отвечать…

– Твою ж мать! – он вскакивает и отходит к окну. – Я чувствовал, что все идет не так, как надо! Тварь!

Его слова секут колючей плетью, я не понимаю, что происходит. Сжимаю в пальцах фотку. Марк вдруг оборачивается. Мне хочется встать и убежать.

– Ты не мой муж? Правда ведь?

– О чем ты, Медди? – фальшивая напускная улыбка. Будто и не он секунду назад яростно кричал в воздух.

– О том, что «Медди» меня называл только один человек, и он сделал мне больно. О том, что я ненавижу эту погремуху!

– Ладно, остынь. Ты просто устала. Вероятно, у тебя не просто амнезия, а какая-то проблема психики после случившегося. Завтра утром поедем к Вере Васильевне.

– Не хочу. Мне правда нужна. Я вижу это в твоих глазах, каждый раз, когда ты смотришь на меня. Твой взгляд горит каким-то странным белым огнем.

Мужчина сжимая кулаки, снова отворачивается.

– Ты бредишь.

– Как хорошо списать все на болезнь, – бросаю на стол карточку и замираю от нахлынувшего потока мыслей.

– Вика, ты сейчас переволновалась, – Марк идет ко мне. Я настораживаюсь. Собираюсь выйти из кухни, но он успевает меня задержать, и силой усаживает на мягкий уголок. Садится напротив и не выпускает моих рук из жарких ладоней. Смотрю на наши кольца, буквы, которые выбиты на них, сияют. Я всматриваюсь. Поднимаю глаза, Вольный что-то шепчет.

– Что ты делаешь? Ты видишь это? Что с кольцами?

– Боже, Вики, не пугай меня. Я не переживу, если с тобой что-то случится, – он говорит это, а между словами кисельной рекой течет его шепот.

Пытаюсь одернуть руки, но не могу пошевелиться.

– Марк, отпусти меня, – тяну изо всех сил пальцы до хруста в косточках.

А он все шепчет и шепчет. Глаза его заливает глубокой синевой, в которой порхают белые мотыльки. Меня выгибает. Я подлетаю вверх, а затем с головой лечу вниз – в обрыв. Зажмуриваю глаза и, от резкого толчка, открываю их.

Марк сидит напротив и спокойно ест. Между нами расстояние в стол. Я схожу с ума. Сошла с ума. Бессмыслица.

– Почему ты не ешь? – спрашивает он, словно две секунды назад не смотрел мне в глаза и не держал за руки.

Я поднимаюсь и негнущимися ногами бреду в комнату.

– Вика, все нормально? – кричит «муж» вслед.

Молчу. Мне жутко страшно. От виртуального падения все еще кружится голова и немного мутит.

Сажусь на кровать и смотрю в одну точку. Может все, что происходит – это в моей голове? Может это мое сознание играется? Может я действительно лишилась рассудка?