Страница 56 из 245
Кано также затих. Его голова была низко опущена, парень не отрывал взгляда от пола. Многие смотрели на него с ужасом и недоумением: неужели, он и правда ненавидел того, кого столько времени называл другом?.. Наконец, напряжённую тишину нарушила горькая усмешка преступника. Не поднимая глаз, убийца заговорил:
— Пожалуй, мне также стоит исповедаться, не так ли? Всё равно я не добился желаемого… — парень едва слышно вздохнул. Наконец, он высоко поднял голову. С лица Кано окончательно исчезло то фальшивое дурашливое выражение, уступив место мрачной серьёзности. — Начну с того, что я действительно ненавидел Шинтаро. Это давняя история, но… Вам же наверняка интересно, ради кого я убил его? Он был “другом” моей старшей сестры. Сестра была, — Кано на секунду болезненно нахмурился, — очень хорошим человеком. Можно сказать, она вернула меня к жизни. Она научила радоваться моментам и любить себя, а не презирать… А потом она пожертвовала собой ради нас троих — меня и брата с сестрой. Она долго боролась одна… Что же делал всё это время Шинтаро? — Кано гневно хмыкнул. — Он относился к ней, как к вещи, которая всегда будет рядом, совсем не ценил её… — зубы парня сжались, он задрожал от ярости, вспоминая всё то время, все те эмоции, которые он тогда чувствовал. — Только после её смерти догадался, что она не просто бегающая за ним собачка, и впал в траур. Ха! — он презрительно усмехнулся. — Лучше бы он попытался хотя бы выслушать её…
Кано замолк. Все также сохраняли молчание, обдумывая его слова.
— Ты думал, что умерев ради неё, Кисараги-сан сможет искупить часть вины перед твоей сестрой? — наконец, огласил свой вывод Минато.
Кано кивнул и тяжело вздохнул.
— Вот только, к сожалению, всё было бессмысленно, — горько усмехнулся он.
— Почему же? — оживилась Тау. — Вы ведь были рады наблюдать, как тот, кого вы так ненавидите, умирает? — Тау жутко захихикала и гротескно улыбнулась. — Видеть, как на лице этого жалкого червя появляется ужас, как его искажает гримаса боли… Разве не прекра-а-асно, Лжец-са-ан? — кукла звонко рассмеялась.
Кано вздрогнул. Супер Лжец ещё ниже опустил голову и тихо проговорил:
— Именно так я и думал тогда…
***
Время казни!
Кукольный театр.
(SOUND HOLIC — RED TEARS DOLL)
Амели суждено было умереть первой. Она ничуть не удивилась такому исходу, ведь именно она первая совершила убийство в этот раз. И сейчас метательница ножей безразлично оглядывала окружающую обстановку.
Амели оказалась в каком-то дешёвом театре: дощатый пол сцены под ногами, изъеденный молью алый бархат занавеса, пустая аудитория… “Тау слишком любит театрализованные зрелища”, — сделала вывод Амели и, вздохнув, скосила глаза на свои руки. От запястий до локтей была обвязана тонкая леска-паутинка. Серебристые нити спускались с потолка и держали конечности Амели в подвешенном состоянии. Теми же нитями обвязали шею и ноги преступницы.
Амели стояла в центре сцены, освящённая холодным белым светом софитов, и ждала, что будет дальше. Внезапно где-то за сценой послышалось пение. Амели скосила глаза, но не смогла рассмотреть источник звука. Казалось бы, достаточно просто повернуть голову, чтобы рассмотреть нечто поющее за спиной — но что-то подсказывало Амели, что ей ни в коем случае нельзя оборачиваться. Она сделала глубокий вдох, чтобы немного успокоиться, и в напряжении застыла. Её тело словно онемело, вверив себя власти нитей кукловода. Внезапно её озарило осознание: “Я ведь сейчас марионетка. Марионетки должны слушаться мастера. Тау хочет заставить меня противиться нитям, и тогда…”
Амели прикрыла глаза и постаралась игнорировать голоса за спиной. Она знала, что всё это бессмысленно, но всё равно упрямо продолжала бороться. “Зачем? — думала она и сама же отвечала: — Ради Миледи”.
Тем временем пение прекратилось, и некто залился издевательским смехом. Амели все ещё игнорировала его. Смех постепенно замолкал, и зал вновь погрузился в тишину. Амели в напряжении ждала следующей провокации. Та явила себя в виде шепота.
— Бесполезный хлам…
— Зачем ты продолжаешь бороться?
— … тебя ведь всё равно выкинут.
Ведь ты не смогла сдержать обещание.
Разномастные голоса вдруг резко слились в один и синхронно стали повторять эту фразу, как мантру. Амели впервые за всё время на этой сцене вздрогнула, отчего почувствовала боль на запястьях. Метательница ножей прикусила губу и ещё раз взглянула на свои руки: на белой коже выступили тонкие полоски царапин, из которых уже начала сочиться алая кровь. Амели опустила глаза, старательно сдерживая порыв заткнуть уши руками.
Голоса постепенно затихли, лишь чтобы уступить место новому, до боли знакомому и родному.
— Почему ты оставила меня, Амели?
Против воли Амели дернулась и резко обернулась. За её спиной ярко-красной краской было нарисовано широко улыбающееся жуткое лицо, с гротескно растянутым ртом и точками-глазами, с которых медленно стекала краска. Амели несколько мгновений удивлённо смотрела на эту картину, прежде чем её собственные глаза увлажнились. Впервые с момента заключения и второй раз за всю её жизнь на лице Амели отразились искренние, естественные человеческие эмоции.
Тем временем “кукловоду” явно не понравилось её своеволие, и он крепко затянул нити на её руках. По белой коже пошли тонкие алые полоски, словно трещины по белому фарфору. Пальцы Амели задёргались в конвульсиях. Её ногти постепенно стали синеть.
Амели повернула голову к залу. Её заплаканное лицо выражало боль, и она зажмурилась. Послышался одобрительный гул аплодисментов, а затем — пронзительный писк. Последовал звук трескающегося стекла. Разбились нарисованные на стенах окна. Амели подняла голову к потолку и открыла глаза, глядя прямо на холодный и безжалостный свет софитов. По её щекам бежали две солёные дорожки; но если из фиолетового левого глаза текли слёзы, то из красного правого, искусственного и треснувшего, — багряная кровь…
Супер Метательница ножей грустно усмехнулась.
— Простите меня, Миледи… — хрипло прошептала она.
Послышался хруст, и от боли глаза Амели широко раскрылись. Во рту почувствовался вкус крови, и сознание быстро покинуло Супер Метательницу ножей. Её голова безвольно упала на грудь, а шея согнулась под слишком уж неестественным углом: позвонки больше не держали её. Безвольное тело Амели повисло на нитях.
На белоснежное платье и деревянный пол упало несколько капель крови. Зал продолжал рукоплескать…
***
Ложь — язык волка.
(MisteryCircle — Two Faces)
И вот настало время второго акта сегодняшней кровавой пьесы. Ради Супер Лжеца Тау сменила декорации — и Кано оказался не в обшарпанном старом театре, а в ещё более жутком месте.
Убийцу Шинтаро две тёмные фигуры вели к деревянному помосту. В этих созданиях не чувствовалось жизни, словно это были механические куклы. Хотя, скорее всего, это на самом деле были они. Вокруг действующих лиц не было ничего, кроме кромешной тьмы, густой и непроглядной. Оттуда к освящённой дорожке словно тянулись тысячи рук неведомых жутких созданий, и создавалось впечатление, что сойди ты с тропы, они с удовольствием утащат тебя во мрак и вонзят когти и клыки в тело…
Кано нервно сглотнул и устремил взгляд себе под ноги. Богатая фантазия уже сыграла с ним злую шутку: когда он попытался вглядеться во тьму, ему показалось, что в ответ его изучали пугающие красные глаза, а в ушах отдался рык. “Красный — цвет героев”, — всегда говорила ему сестра. Кано грустно усмехнулся. “Не в этот раз, сестрёнка…”
Уже на суде он окончательно избавился от маски-улыбки, но даже тут зачем-то продолжал скрывать свои настоящие эмоции. Только теперь он упорно не показывал страх. Хоть на лице Кано почти не отражалось ужаса, ложь выдавали жесты: неуверенные шаги, периодически вздрагивающие плечи, постоянно сжимающиеся и разжимающиеся кулаки. Его руки были связаны за спиной, и верёвка больно сдавливала запястья, врезаясь в кожу. С каждым шагом от тревоги становилось всё труднее дышать. Грудную клетку словно сдавили невидимые тиски, сжимающие лёгкие.