Игра с отчаянием

— Кстати, раз уж у нас с тобой одно и то же тело, которое ты сейчас копируешь, то и след от убийства у нас с тобой общий, верно?

И в этот момент Тау ясно осознала, чего хочет Хиганбана. От подобной мысли её губы невольно искривились, задрожали, а затем с них сорвался тихий мученический стон. Видя, каким ужасом исказилось лицо Тау, Хиганбана злорадно улыбнулась, оскалив зубы. В этот момент её пальцы как раз нащупали неровность на гладком фарфоровом теле, и улыбка стала ещё шире.

Тау не успела ничего сообразить, а Хиганбана уже с наслаждением впилась кончиками пальцев в трещину на её туловище. Ткань платья будто не казалась Хине особым препятствием — она просто разорвала её, пусть и с некоторым усилием. Услышав треск рвущейся одежды, Тау всхлипнула и зажмурилась — впрочем, в этом не было особого смысла, ибо она всё равно ничего не видела без глаз. А в следующий миг пальцы Хиганбаны, словно когти безжалостного хищника, уже надломили трещину на бледном фарфоре, чтобы добраться до того, что скрывала оболочка — до небольшого сгустка магической жизненной энергии. До души Тау.

Хигабнана довольно долго копошилась в теле Тау в попытках ухватить этот небольшой огонёк жизни, причиняя новую невыносимую боль. Наконец, она схватила его, впившись ногтями. Не заботясь о сохранности тела Тау, слабо извивающейся от боли, Хиганбана буквально вырвала свои руку из трещины, окончательно разрушив сегмент туловища.

Крик Тау, сравнимый по громкости с грохотом царящего вокруг хаоса, ударил по ушам Хиганбаны, заставив её поморщиться. Впрочем, он не был единственным источником дискомфорта на данный момент. Сгусток энергии в руке Хиганбаны всеми силами противился происходящему, будто стараясь вдвойне и за обездвиженную оболочку: он бешено пульсировал, как настоящее человеческое сердце, и горел, как огонь, обжигая ладонь и пальцы Хины. Он стремился вырваться, избавиться от угнетателя. Хина чувствовала себя так, будто сжимала в руке маленькое солнце, так напоминающее живой расплавленный металл. Внешне душа Тау действительно походила на маленькую, сияющую белым светом планету, окружённую поясом спутников-искорок, впивающихся в ладонь Хины тысячей шипов.

Но несмотря на боль, Хиганбана не собиралась выпускать её из рук просто так. Душа Тау — трофей победителя, отнятый у побеждённого. Хиганбана уже точно решила, как она им распорядится.

Внезапно со стороны Тау послышалась усмешка. Хина оторвалась от созерцания сгустка энергии и с недоумённо вскинутыми бровями взглянула на поверженную соперницу. Тау выглядела по-прежнему жалко, но теперь в её лице кое-что изменилось. Обрамлённый чёрно-красными губами рот был приоткрыт в безумной улыбке, пустые дыры глазниц словно глядели прямо на Хиганбану. Зияющая чернота смотрелась пугающе. А Тау с неожиданно вернувшейся к ней насмешливостью проговорила:

— Что ж, на этот раз победа за тобой. Вот только то, что ты собираешься сделать, не уничтожит меня окончательно. Я буду существовать вечно в твоём мире. И однажды я обязательно вернусь за реваншем.

Хиганбана задумчиво смотрела в лицо Тау, склонив голову набок. Тау не нужно было видеть её, чтобы знать, что это так: она слишком хорошо понимала характер Хиганбаны, пусть и с некоторыми упущениями — в конце концов, она столько времени просуществовала во внутреннем мире седьмой куклы! Тау не сомневалась, что сейчас её злейший враг всерьёз озадачен тем, как быстро она пришла в себя после сокрушающей правды об отце.

А эта правда действительно принесла ей много боли. Осознать, что всё, к чему она столько стремилась, лишь иллюзия — слишком болезненно. Однако пока Хиганбана наслаждалась своим триумфом, Тау успела вспомнить ещё одну важную вещь: даже если отцу всё равно, это не стирает всех страданий, которые она пережила в мрачном безумном мире. Именно поэтому она и смогла найти для себя новую цель: даже если это не вознесёт её в чьих-либо глазах, личная месть Хиганбане полностью удовлетворит Тау.

Всё это прекрасно читалось по её лицу, так что Хиганбана без труда поняла, о чём думает Тау и что так подняло её дух.

Хина усмехнулась. Сильнее впившись пальцами в огонёк жизни своего врага, Хиганбана склонилась к уху Тау и с жестокой нежностью прошептала:

— Я знаю, что ты не исчезнешь. Надеюсь, тебе удастся сохранить рассудок в твоём личном аду… снова. Буду ждать твоего возвращения. Если, конечно, ты переживёшь встречу с теми монстрами моего сознания, родившимися после моего убийства. — Хина резко выпрямилась и с невинной улыбкой воскликнула: — Надеюсь, вы поладите с Чеширом!

На этих словах она не сдержалась и, прищурившись, безумно рассмеялась. Тау же, думая о перспективах своего существования, вспоминая весь ад тех лет и все его ужасы, мучительно застонала, и из пустых глазниц против её воли брызнули слёзы — это всё ещё было возможно, так как для куклы слёзы — лишь имитация, не нуждающаяся в наличии глаз.

Наблюдая за этим, Хиганбана получала несказанное удовольствие. Она практически дрожала от экстаза, думая о том, как будет мучиться Тау от следующих её действий. Её дыхание участилось, рука, сжимающая душу Тау, затряслась, всю её охватило нетерпение. И всё-таки Хиганбана умышленно доводила себя до состояния безумного томления, чтобы в полной мере насладиться моментом. Старательно сдерживаясь, чтобы не слишком торопиться, она медленно поднесла огонёк к губам (тот запульсировал сильнее), затем разомкнула их… и, сделав глубокий вдох, торопливо проглотила, будто горькое лекарство.

Едва её зубы пронзили сердце Тау, та истошно закричала. Всё её тело забилось в конвульсиях, она ощущала, как её буквально раздирает изнутри, как само её существо поглощается и разрушается. Невыносимо, мучительно больно. Её словно сбросили в адское пламя, насквозь пропитав тело бензином, а внутрь залили расплавленное золото. “А ведь в первой казни я утопила ту девчонку именно в расплавленном золоте…” — промелькнуло на периферии сознания Тау.

Мысль о том, как всё начиналось, стала последним, о чём она подумала в своей жизни.

Хиганбана ещё некоторое время смотрела на мёртвое тело перед собой. От Тау осталась лишь пустая оболочка — теперь она действительно являлась ничем большим, чем простой фарфоровой куклой. Хина отрешённо смотрела на неё, подавляя желание выплюнуть ту душу, которую она только что поглотила. Выплюнуть, вырвать её из себя, соскоблить со стенок своего тела: рта, горла, туловища. Горький, тошнотворный вкус наполнял всё её нутро, но Хиганбана прекрасно понимала: ей ни за что нельзя выпускать наружу душу Тау. Она должна нести этот крест до конца. “В конце концов… именно я не разобралась с этой проблемой в самом начале, когда ещё можно было предотвратить смерти незамешанных людей, — думала Хина, медленно закрывая глаза. — Так что это именно мой грех, и искупать его тоже мне”.

Хиганбана слезла с тела Тау и переползла к подлокотнику трона. На неё накатила безумная усталость, все силы покинули её. Хина скрестила руки на подлокотнике и опустила на них голову. Некоторое время она пыталась прийти в себя, привыкая к чувству тяжести, навалившейся на плечи, к мерзкому привкусу во рту… и к мыслям о том бремени, которое она на себя взвалила.

Внезапно на её губах расползлась улыбка, вымученная, но полная искреннего тихого счастья.

— Я сделала это, — прошептала она торжествующе и в то же время горько. — Я убила её. Я исполнила нашу мечту, Дея. Как жаль, что ты этого не увидела…

В грохоте тряски послышался всхлип.

Комментарий к Mind of frenzy

М-да, с продой в майские это я, конечно, загнула… =_= (Простите, я случайно)

Пожалуй эта глава лучше всего показывает, почему мне на совместных рисунках Тау и Хины хочется изобразить угнетателем именно последнюю. Почему-то несмотря на все грехи Тау мне её здесь нереально жалко. ТТ И да, Эрика, ты мразь.

P. S. М-м, намёки на персоновский ОТП - good ;-]

========== When time stops ==========

Эрика оказалась совершенно права: чем дальше от зала суда они отходили, тем менее интенсивны были разрушения. Она объяснила это тем, что эпицентром крушения стала та колода карт, поэтому при отдалении от неё толчки земли ослабевали, как при землетрясении. У остальных в данной ситуации не было особого выбора, кроме как довериться её объяснению.